Александр Яковлев - Омут памяти

• Название: Омут памяти
• Автор: Александр Яковлев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5-264-00458-7

---

Живет в памяти его приезд в Канаду, когда я служил там послом. И во время встреч в Москве в связи с подготовкой к визиту, и во время поездки он показал себя с самой лучшей стороны. Открыт, прост, любознателен, мастер дискуссии, убедителен в аргументах, откровенен без каких-либо оговорок. Уже тогда я искренне хотел, чтобы он стал лидером государства, говорил об этом открыто, в том числе и канадцам.

Однажды Пьер Трюдо спросил меня:

— Почему вы настаиваете, чтобы Горбачева принимали на самом высоком уровне? Он ведь приглашен министром сельского хозяйства?

Я ответил:

— Горбачев — будущий лидер страны.

— Вы уверены?

— Уверен.

Трюдо долго смотрел на меня. Будучи умным и осторожным политиком, он не спешил поверить в это. Но мое мнение, видимо, подтолкнуло его к размышлениям. Так или иначе, после этого разговора многое изменилось. Качество организации встреч Горбачева было явно повышено. Вместо одной запланированной встречи с Трюдо состоялось три. Причем две — сугубо неформальные, с продолжительными разговорами, далеко выходящими за рамки официальных встреч. Оба лидера были явно довольны друг другом. Позднее, когда Трюдо перестал быть премьер-министром Канады, Горбачев организовал ему поездку по Сибири вместе с его детьми — Устином, Михаилом и Александром. Я думаю, что именно с того времени политическая элита на Западе стала присматриваться к Горбачеву как к будущему лидеру.

Позднее бывший министр иностранных дел Великобритании Джеффри Хау рассказывал мне, что когда английское правительство обсуждало вопрос о приглашении возможного будущего советского лидера, информация из Советского Союза была противоречивой. Рассматривались кандидатуры Горбачева, Гришина, Романова. Решили посоветоваться с Трюдо. Последний без колебаний высказался за Горбачева. Англичане прислушались к совету канадцев.

Особенно памятен наш разговор с Михаилом Сергеевичем на ферме министра сельского хозяйства Велана. Мы прибыли туда вовремя, а министр опаздывал из-за непогоды. Мы с Горбачевым пошли в поле. Кругом никого, только его охрана на опушке леса. Сначала обычная беседа, но вдруг нас прорвало, начался разговор без оглядок. Почему? Трудно сказать. Он говорил о наболевшем в Союзе, употребляя такие слова, как отсталость страны, необходимость кардинальных перемен, догматизм и т. д. Я тоже как с цепи сорвался. Откровенно рассказал, насколько примитивной и стыдной выглядит политика СССР отсюда, с другой стороны планеты.

Будучи практически вторым лицом в партии и государстве, он своим поведением демонстрировал новый стиль, как бы подавая сигнал о неизбежности грядущих перемен. Однако подавать сигналы из-за спины первого лица (а им был в то время Юрий Андропов) — одно дело; придя же к власти, лидер перестает быть "подающим надежды", "многообещающим" политиком, который знает нечто особенное, недоступное другим. Загадочность исчезает, как только в новом, уже властном качестве надо без промедлений переводить намерения на "язык родных осин", на практические рельсы.

Михаил Сергеевич в марте 1985 года был пересажен из класса "Легенда" в класс "Лидер". Тем самым миф обрел конкретную живую форму, переселился в простого смертного, на которого возложена тяжелейшая из тяжелейших исторических миссий. И здесь его подстерегали самые серьезные, я бы сказал, неожиданные опасности. В сущности, он оказался при весьма ограниченных политических и практических возможностях. По должности он поднялся почти до небес, дальше некуда. Это создавало иллюзию абсолютного всемогущества, но только иллюзию. На самом деле все обстояло далеко не так. Горбачев оказался в окружении людей, гораздо старше его, опытнее в закулисных играх и способных в любой момент сговориться и отодвинуть его в сторону. Он это понимал.

Конечно, возможности руководителя партии и государства, особенно такого, каким был СССР, при абсолютной партийной власти чрезвычайно велики. Но в то же время власть лидера жестко канонизирована: он лидер до тех пор, пока отвечает интересам наиболее могущественных элит и кланов. Как только эти интересы всерьез задеваются, власть руководителя, какими бы рангами и достоинствами он ни обладал, может резко и болезненно сузиться, упасть до нуля или привести к падению самого лидера.

Горбачев, я думаю, отдавал себе отчет, что демократические реформы требуют почти поголовной смены политической и хозяйственной элиты. Не раз говорил об этом. Но быстро освободить от должностей первых секретарей ЦК республик, крайкомов, обкомов, горкомов крупных городов, министров, директоров крупных предприятий волевым путем он практически не мог. Политбюро на это не пошло бы, да и существующая когорта власти могла взбунтоваться на очередном пленуме ЦК.

Вспомним, как сложилась руководящая верхушка в первый год правления Михаила Горбачева. Первый партийный съезд при Горбачеве состоялся через год после его прихода к власти. Чем он примечателен? Да ничем. Я, например, не помню, чтобы произошло что-то выходящее за рамки казенных разговоров. Доклад на съезде тоже был как бы слоеным, вроде бутерброда, на все вкусы. Хотелось что-то сказать новенькое, но не раздражая министерских и местных бояр. Что-то было построено на подтекстах, но мало кто в них разбирался. Доклад готовился в муках, давление разных интересов было огромным, суета вокруг неимоверная. Я уже рассказывал об этом.

Попытки привлечь к подготовке доклада ученых, журналистов, аналитиков тоже мало что дали. Созидательной раскованности еще не наступило. "Свободолюбивые" речи произносились еще пока в узком кругу, да и то между закусками, а вот положить все это на бумагу духу не хватало. Сигналы из ЦК шли очень разные, порой противоречивые. Уверенности, что жизнь будет строиться на базе заявлений о демократизации, еще не сложилось. Подобных заявлений было полно и в прошлом.

В этом смысле XXVII съезд не сказал своего решающего слова. Но предварительная разведка состоялась.

Для понимания момента перечислю состав правящего олимпа, избранного на пленуме 6 марта 1986 года.

Члены Политбюро ЦК КПСС: Михаил Горбачев, Гейдар Алиев, Виталий Воротников, Андрей Громыко, Лев Зайков, Динмуха-мед Кунаев, Егор Лигачев, Николай Рыжков, Михаил Соломенцев, Виктор Чебриков, Эдуард Шеварднадзе, Владимир Щербицкий.

Кандидаты в члены Политбюро: Петр Демичев, Владимир Долгих, Борис Ельцин, Николай Слюньков, Сергей Соколов, Юрий Соловьев, Николай Талызин.

Секретари ЦК: Михаил Горбачев, Александра Бирюкова, Анатолий Добрынин, Владимир Долгих, Лев Зайков, Михаил Зимянин, Егор Лигачев, Вадим Медведев, Виктор Никонов, Георгий Разумовский, Александр Яковлев.

Уже в этом списке были заложены мины, взрывавшие потом поле реформ. Но, как ни парадоксально, именно этот состав Политбюро пошел на демократические преобразования, пусть противоречивые и замедленные, с ошибками, но пошел.

В обстоятельствах середины 80-х годов Горбачев оказался, как я уже упоминал, в весьма специфических условиях. Геронтологический фактор отягощал и суживал его возможности, не давал развернуться, заставлял все время осторожничать, играть "в поддавки", а иногда и заигрывать с политическими старцами — опытными и беспощадными. Этот фактор нельзя не учитывать, анализируя особенности Перестройки, ее характер и темпы. Когда на ногах гири, трудно вылезать из болота. А гири были отменные, чугунные, многопудовые, отлитые коллективными усилиями многомиллионного аппарата партии и государства.

Горбачев неплохо начал. Его основательный политический идеализм (в хорошем смысле этого слова), помноженный на непривычную тогда открытость и эмоциональность, на понимание необходимости перемен, помог придать Перестройке мощный стартовый заряд. В весьма специфической обстановке личные качества Горбачева, такие, как умение избегать резких размежеваний, играть на полутонах, поддерживать порой необходимую в политике неопределенность, стараться до последнего сохранить открытыми как можно больше вариантов, удержать возможно дольше свободу рук, — все это объективно работало в те годы на Перестройку, на поиск путей и средств обновления.

Именно так я оценивал обстановку первых 2–2,5 лет. Ее специфику я тоже видел в спасительных компромиссах, полагал рабочее поведение Горбачева оптимально эффективным в условиях продолжающегося, хотя и утратившего былую силу партийно-государственного режима. Уже тогда не заинтересованные в Перестройке группировки пытались противодействовать ей, но делали это не с открытым забралом, а многократно испытанным методом саботажа. Недаром в то время Перестройку сравнивали с тайгой: наверху трещит-шумит, а внизу полная тишина. Так оно и было. И до сих пор провинция — скорее жертва, чем созидательница реформ.

Но объяснить это только саботажем нельзя. В партии и стране всегда что-то перестраивалось. Принимались многочисленные решения о совершенствовании тех или иных направлений работы: идеологической и организаторской, системы управления, работы с кадрами и т. д., но никогда, скажем, районные власти толком не понимали, чего от них хотят. Ждали конкретных указаний. Как начало очередной кампании они встретили и Перестройку. Пошумят там наверху, заменят вывески на учреждениях, может быть, и других руководителей поставят, а дальше жизнь пойдет своим привычным чередом. Надо только переждать очередную суету.