Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

• Название: Битва дипломатов, или Вена, 1814
• Автор: Дэвид Кинг
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064412-4 («ACT»), 978-5-271-28952-1 («Астрель»)

1814 год.

Побежденный Наполеон сослан на Эльбу.

Главы 216 больших и малых государств собрались в Вене, чтобы на руинах разрушенной наполеоновской империи построить новую Европу... Перед ними стояло множество сложнейших дипломатических и политических проблем, требовавших немедленного решения. Что делать с побежденной Францией? Как разделить только что освобожденные земли? Какую компенсацию предложить семьям погибших? Венский конгресс прославился как самая изощренная «битва дипломатов», в которой сошлись лучшие политические умы тогдашней Европы — элегантный и расчетливый австрийский князь Меттерних, гений и циник — французский посланник Талейран, интеллектуал Александр I и хладнокровный британский лорд Каслри.

Но что же происходило за кулисами Венского конгресса? Книга Дэвида Кинга поможет читателю словно собственными глазами увидеть это.

---

Доротея не знала ни того ни другого. Польский дворянин покинул замок сразу же после ее рождения. Герцог Курляндский умер, когда ей исполнилось семь лет. Ее мать Анна Доротея, герцогиня Курляндская, не занималась младшей дочерью: она была поглощена светской жизнью. Доротея не могла водить компанию и с тремя сестрами — самая ближайшая по возрасту была на десять лет старше. Она росла практически без друзей и близких, предоставленная самой себе.

Много лет спустя Доротея так описывала себя в детстве:

«Маленькая, худенькая, желтушная, болезненная с самого рождения. Глаза настолько большие и темные, что, кажется, заполняют все лицо... Всегда печальная и грустная, я думала только о смерти».

Проявил интерес к Доротее и занялся ее воспитанием один из любовников матери, швед, граф Густав Армфельт. Он взял на себя роль наставника и вскоре обнаружил в ней способную ученицу, а через какое-то время граф окончательно убедился в том, что имеет дело с необыкновенно одаренным ребенком.

Неожиданно в Доротее открылась ненасытная жажда знаний. Герцогиня Курляндская наняла двух домашних учителей, одним из них был аббат Пьяттоли, бывший секретарь последнего короля Польши. Он пристрастил девочку к театру, где над ней шефствовала королева берлинской сцены мадам Унцельман. В таинства астрономии Доротею посвящал специалист из Берлинской обсерватории. Доротея проявляла исключительно острый ум и способность на лету схватывать самые сложные понятия и идеи. Она увлеклась чтением. Девочка уходила в домашнюю библиотеку и сидела под самым потолком с книгой на коленях.

К пятнадцати годам Доротею стали усиленно склонять к замужеству. Ей обещали позволить самой выбирать супруга, но навязали избранника матери, вернее, избранника царя Александра, а еще точнее — избранника Талейрана. Ее замужество приобрело характер международного сговора.

Французский министр слышал о прекрасной Доротее, наследнице герцогства Курляндского, и хотел, чтобы она вышла замуж за племянника, двадцатилетнего Эдмона де Талейран-Перигора. Поскольку Доротея была подданной русского царя, то Талейран попросил Александра переговорить с ее матерью и устроить помолвку. Государь, благодарный Талейрану за помощь в борьбе с Наполеоном, согласился. Царь, приехав в октябре 1808 года в замок курляндских герцогов, не мудрствуя, сказал: «Дорогая герцогиня! Я не приму никаких возражений. Я дал слово. Прошу теперь вашего одобрения».

Когда герцогиня сообщила дочери об Эдмоне, та наотрез отказалась. Доротея уже сделала выбор, и ее избранником был польский патриот князь Адам Чарторыйский, о котором она узнала от своего наставника. Он на двадцать три года старше, они почти не знали друг друга, но все это не имело никакого значения для романтичной девушки. Она приняла решение, и никто, даже царь всея Руси, не мог совратить ее с пути истинного.

Натолкнувшись на сопротивление дочери, герцогиня прибегла к хитрости, чтобы разрушить слепую увлеченность Доротеи принцем, созданным в ее воображении. Наставника Доротеи принудили сообщить ей, совершенно надуманно, о том, что польский князь уже помолвлен с другой женщиной. Доротея не поверила, и герцогиня позвала в замок поляков, подтвердивших заведомую ложь. Вся Варшава якобы только и говорит о помолвке князя, и в конце концов опечаленная Доротея согласилась выйти замуж за француза, которого она едва знала.

Эдмон был отличным воякой, офицером-кавалеристом, не раз нафаждался за храбрость, но он явно не годился на роль надежного супруга. Он был беспутным волокитой, промотавшим состояние за игорными столами и на бесчисленных любовниц. Эдмон пофяз в долгах, обожал облачаться в роскошные мундиры, украшенные позолоченными галунами, блестками и самоцветами. Хуже того, кавалерист не мог сравняться с Доротеей своим интеллектом; у супругов практически не было общих интересов, и они почти не разговаривали друг с другом.

 «Невозможно предугадать, что у него на уме, — жаловалась Доротея. — Никто не умеет так молчать, как он». Тем не менее ей с Эдмоном удалось произвести на свет троих детей: Наполеона Луи, или Луи, после падения императора, Доротею Шарлотту Эмили и Александра Эдмона. Доротея находила утешение в детях, во всем остальном супружество было безрадостным и тягостным.

Затем, летом 1814 года, незадолго до конфесса, произошла трагедия. Дочь Доротеи заразилась корью, страшным заболеванием начала XIX века. После некоторой поправки ее состояние внезапно ухудшилось, и девочка умерла.

Доротея сходила с ума от горя и переносила страдания в одиночестве. Эдмон пропадал на военной службе и видел девочку при жизни лишь несколько месяцев. Все родственники находились либо в Берлине, либо в Курляндии, либо на курортах в Центральной Европе. Единственным человеком, навестившим ее в эти тяжелые дни, был Талейран. Министр оторвался от своих дел и приехал к Доротее, чтобы утешить молодую мать.

Доротея нуждалась в участии и переменах. Так случилось, что тем же летом Талейран предложил ей поехать с ним в Вену на конгресс. Она будет хозяйкой посольства. Доротея приняла предложение. Ее уже ничто не удерживало в Париже. Конечно, ей будет не хватать детей, но они останутся с матерью Доротеи, герцогиней. В любом случае конгресс продлится всего несколько недель.

Загоревшись новыми впечатлениями, Доротея начала подбирать платья, веера, маски, чулки, туфли и украшения, а лакеи погрузили огромные сундуки в кареты. 16 сентября Доротея и Талейран отбыли в Вену вместе.

Талейрану действительно пригодились ее таланты. Она была красива, грациозна, обворожительна и, самое главное, необыкновенно умна. Доротея обладала уникальным даром вести беседу и располагать к себе людей. Другие салонные хозяйки могли продемонстрировать больше светской изысканности и изощренности, но юность и невинная неопытность Доротеи обеспечивали ей свое особое место в высшем обществе Вены.

Глава 5 «БОЛЬШАЯ ЧЕТВЕРКА»

Притворяйтесь, будто вы не знаете то, что всем давно известно, а знаете то, чего не знают другие, и понимаете то, чего никто не понимает; не терпите то, что все терпят, и в особенности делайте вид, будто вы способны делать невозможное.

Пьер Огюстен Карон де Бомарше. Женитьба Фигаро (1784)

Уличные артисты достойно подготовились к наплыву венценосцев, царедворцев и других знатных особ. В кукольных театрах по всему городу появились новые аттракционы, устраивались красочные представления с участием животных, один дрессировщик показывал обезьяну, сову и акулу, которую он якобы поймал в море у Триеста. В зоопарке дворца Шёнбрунн можно было посмотреть на ручных птиц, медведей, двух верблюдов, бизонов и кенгуру, привезенных из Новой Голландии, ставшей теперь Австралией.

Особенно привлекал всех огромный парк Пратер в северной части города, где прежде были королевские охотничьи угодья. Там открылись кафе, ресторанчики, танцзалы, игорные дома, оформленные в виде китайских и индийских пагод, швейцарских шале или хижин дикарей. В парке были отведены специальные места для фестивалей, конных выездов и пеших прогулок. Высоченные деревья этого «чудо-леса», по описанию месье Каде де Гассикура, «создавали тени, покрывавшие землю зеленым ковром, который никогда не золотили лучи солнца».

Один антрепренер открыл в парке «механический оптический театр», в котором он демонстрировал «эпизоды войны», например, «пожар в Москве» или «Битву при Лейпциге». Он показывал и вступление союзников в Париж, которое изображали «более тысячи движущихся фигур».

Любознательные гости бродили по узким, кривым улицам вокруг собора Святого Стефана и непременно попадали на базарные площади Внутреннего города. Даже Эмили, супруга лорда Каслри, привыкшая к чудесам лондонского Уэст-Энда, пришла в восторг от увиденных красот. «Бог мой, — говорила она мужу, — что за восхитительный город! Какие магазины! Я чуть не свернула шею, разглядывая витрины».

Лавочники и предприниматели всех мастей предвкушали, что будут купаться в золоте. Трактирщики, рестораторы, владельцы кафе и театров готовились принимать, потчевать и развлекать самых богатых и влиятельных лиц Европы и их огромную свиту. Хорошие барыши надеялись заработать шляпники, перчаточники, изготовители париков и игрушек, портные, швеи, парикмахеры, пекари, мясники и цветочницы.

Домовладельцы подсчитывали сказочные доходы, зная, что в городе негусто с жильем. Некоторым делегациям, как, например, испанцам, поселившимся рядом с британцами на Миноритенплац, посчастливилось снять особняки. Другим же иностранным миссиям пришлось размещаться в меблированных комнатах или в мансардах и даже на чердаках.

Прусский посол Вильгельм фон Гумбольдт приехал в Вену еще в августе, но смог найти, по его словам, «лишь дыру в стене». Рента выросла баснословно. Владельцы жилья возле дворца Хофбург потирали руки: если, как ожидалось, конгресс продлится три — шесть недель, то они окупят всю свою недвижимость.