Галина Артемьева - Пуговица

• Название: Пуговица
• Автор: Галина Артемьева
• Жанр: Современные любовные романы

На мосту чужого города стояла женщина. Она пережила так много, что, казалось, нет уже сил справиться с новым горем. В руке ее переливалась перламутровая пуговица, тайком оторванная от плаща в бутике, — словно символ греха, последнее свидетельство бесцельной и пустой жизни. Золотилась в лучах заходящего летнего солнца река, а женщина не знала, как пережить измену мужа и что сделать с собственной жизнью. И в этот момент, совершенно неожиданно, к ней пришло спасение.

---

Случилось вот что.

Как раз в семье после четырехлетнего перерыва ожидалось пополнение. Рыся и Птича ходили во второй класс. Их вместе отдали в школу, хотя по возрасту Птича еще считалась маловатой, но, повторяя все за старшей сестрой, она к пяти годам бегло читала, бойко считала, так что вполне годилась в первоклассницы. И так было гораздо удобнее. Утром сестры отводили братьев в детсад и шли себе в школу. Сидели, правда, за разными партами. Так решила учительница. Выглядели они почти как близняшки, Птича только ростом была чуть пониже. А так — почти одно лицо.

Родители решились на пятого ребенка, хотя в семье имелся полный комплект: два М и две Ж. Вроде, больше некуда.

Но они к тому времени стали ощущать тесноту. Все же, как ни крути, а две комнаты площадью тридцать шесть метров — это маловато для шести человек. Но на очередь для получения бо́льшей квартиры их не поставили. Сказали: по правилам на человека положено пять метров. А у вас целых шесть! Много! Не положено.

Правила в те времена отличались суровостью. Никого не интересовало, что многодетная семья никак не может полноценно жить в двух комнатах.

— О чем вы думали, когда рожали? — спрашивали Лялю, когда она пыталась говорить о человеческих правах в учреждениях, где решали жилищные вопросы.

Ну, все как обычно: в газетах призывали улучшать демографическую ситуацию. На деле — все плевать хотели.

И вот тогда созрело у родителей решение: родить еще одного маленького. Тогда получится, что у них будет по 5 метров площади на человека. Но если точно считать, то выходило-то все равно больше, потому что если 36 разделить на 7, получалось 5,14…

Они наивно не учли, что квадратные сантиметры, да что там сантиметры — миллиметры, тоже придирчиво считались советской властью.

И вот эти сантиметры, само собой разумеется, объявили излишками жилой площади. Так что ничего у них не вышло, кроме замечательного маленького мальчика, родившегося чуть раньше срока, но оравшего не хуже Ора. Только более тонко, пискляво. За что и получил семейное имя Пик. А так-то назвали его Николаем.

В то время, о котором пойдет речь, Пик еще находился у мамы в животе. Хоть в этом ему повезло.

Отец, как водится, выпил. Но странность именно этого происшествия заключалась во внеурочности выпивки. После предыдущей прошло всего два дня. Семья потихоньку отходила и умиротворенно наслаждалась отдыхом. Но тут, как потом выяснилось, вмешался случай.

Артему незадолго до этого домой позвонил институтский приятель, ставший военным врачом. Служил он пока в небольшой медсанчасти, зато в самой Москве, планы лелеял грандиозные, мечтал о ведущем военном госпитале. Договорились встретиться семьями. Обменялись рабочими телефонами. И через пару дней раздался звонок в хирургическое отделение. Приятель заступил на дежурство по части, скучал, звал друга повидаться, не дожидаясь семейных застолий. Просто сесть и пообщаться по-мужски. Воинская часть находилась в двух остановках метро. Почему не съездить? Ну, на час позже домой вернется, справятся без него, ничего. Он и поехал.

Естественно, приятели выпили по чуть-чуть разведенного спирта из богатых запасов медсанчасти. Вид однокурсника, некогда вполне гражданского разгильдяя, поражал воображение: в полном военном обмундировании, с портупеей (как и полагалось на дежурстве по части), он выглядел героем военных времен. Особенно выразительной казалась темно-коричневая кобура на поясе.

Перехватив взгляд Артема, бравый вояка похвастался:

— Смотри-ка, что выдают, когда на вахту заступаешь.

Он расстегнул кобуру и ловко достал пистолет.

Вид настоящего оружия завораживал. От небольшой черной железяки шла огромная злая сила, внушающая страх.

— Слушай, будь другом, — проникновенно попросил выпивший Артем, — дай мне эту штуку на полчаса.

— Да ты что? Не положено, — испугался дежурный офицер.

— Мне только домой съездить, жене показать. Изменяет она мне, — грустно посетовал отец большого дружного семейства.

— Уверен? — строго потребовал ответа друг.

— Бабы. Сам понимаешь. Им верить нельзя. Пусть бы увидела и поняла, что я с ними со всеми сделаю, как этого ее чмыря найду.

— Далеко ехать? — лихо поинтересовался нетрезвый собеседник.

— Минут десять, если машину быстро словлю.

— Вдвоем съездим. Возьмем «уазик» и смотаемся. Ты ей пистольник покажешь, а я за дверью постою. Мне так спокойней. А показать надо. Чтоб знала. Ишь ты — чего удумала…

Дежурный офицер в сопровождении хирурга известной московской больницы не очень твердой поступью направился к уже ожидающей их у ворот части машине.

— На полчаса отлучаюсь. Смотрите мне. Всех пускать, никого не выпускать! — скомандовал капитан медслужбы.

Они отправились.

Доехали — быстрее не бывает. Даже не за десять, а за семь минут.

— Я ж говорил — близко! — весомо отметил Артем.

Он вошел в собственный подъезд, как партизан Великой Отечественной.

У самой двери соратник вручил Артему боевое заряженное оружие.

— Ты там поосторожнее, — предупредил. — Штука стреляет наповал. Просто покажи и все.

— Я покажу! — пообещал глава семьи. — Я им всем сейчас покажу. Они увидят. Да и ты заходи, чего там. Что за дверью-то стоять.

— Ты мой гость. Я тебя уважаю. — Эти слова уже слышали все домашние: и мама с Пиком в животе, и Рыся, и Птича, и Ор, и Дайка. Они выбежали в прихожую, услышав, что папа дверь открывает, не ожидая, что вернется он пьяным. Напротив — по семейным циклам, все должно было быть интересно и весело именно сегодня.

Интересно было. Весело — не очень.

Рыся запомнила все по секундам.

Они до прихода отца веселились. Мама ставила любимые пластинки, которых у нее было множество: привозили друзья со всех концов света, зная ее вкусы. Как раз завели Рысину любимую.: «ABBEY ROAD». Ей нравилось рассматривать конверт, на котором по дорожной зебре шли битлы — один красивее другого. Сначала Джон Леннон весь в белом, потом Ринго Старр, за ним красавец Пол Маккартни в строгом черном костюме, но босиком, потом Джордж Харрисон.

Рыся мечтала об этой улице, о Лондоне, о битлах (одного из них уже не было в живых [4], о чем им только что рассказала мама, — странное совпадение, Рыся потом это отметила).

Мама как раз удивлялась, что вот Джон идет первым — как будто в вечность. Первым и ушел.

Мама всегда говорила с ними, детьми, как с друзьями, как с равными. Уверена была, что они ее понимают. Они и понимали. Слушали, горевали о Джоне. Речь шла о странном завершении его земного пути. Последняя его фотография запечатлела как раз тот момент, когда Леннон дает автограф своему будущему убийце. На фото двое: Джон и его смерть. Джон — худой, мрачный, усталый. Смерть, принявшая облик человека мужского рода, добродушно улыбается вполне симпатичной улыбкой. Позднее убийца скажет, что совершенно не понимает, почему он тогда совершил такое. Взял автограф и ждал возвращения своего кумира, чтобы погасить в том искру жизни.

И правда — зачем?

В тот момент, когда папа отпирал дверь, заиграла «HERE COMES THE SUN». Такая миленькая радостная песенка!

— Про солнышко, — сказала мама и погладила Рысю и Птичу по макушкам.

И тут уж все побежали встречать отца.

Первое, что увидела Рыся, выскочив в прихожую, было дуло пистолета.

— Ляля! Здравствуй! — послышался очень торжественный и зловещий голос папы.

Говорил он размеренно и весомо, как всегда, когда был пьян.

— Здравствуй, Ляля! Я привел к тебе гостей!

И правда: за его спиной маячил какой-то военный.

Все это, впрочем, было совершенно не важно.

Главное было: дуло. Из него пристально и серьезно смотрела смерть.

Все как-то соединилось в одно: Джон Леннон, обложка ABBEY ROAD, улыбающийся убийца справа от своей жертвы на газетной фотографии, чудесная песенка, беззаботно звучащая со стороны комнаты родителей, и все они, завороженно молчащие перед реальной угрозой.

Это — секунда номер один. Или даже доля ее.

Мама опомнилась первой. Она мгновенно распахнула правой рукой дверь кладовки, а левой подтолкнула Птичу, оказавшуюся совсем рядом с ней:

— А ну-ка, быстро все туда!

Казалось, Рыся и шагу не сможет ступить. Ноги ощущались совсем будто ватные, как в страшном сне, когда порываешься бежать, а вязнешь в чем-то липком. Но — секунда, и они все оказались в убежище. Свет там включался изнутри, но почему-то страшно было его включать. Тьма казалось дополнительной защитой.

— Стреляй, — послышался спокойный голос мамы. — Стреляй, не промахнешься.

Тут, наверное, военный гость увидел ее живот, в котором подрастал братец Пик.

— Да ты мудак конченый! — услышали дети в темной кладовке чужой мужской голос.

Последовал звук удара, отец бормотал: