Дагмар Эдквист - Гости Анжелы Тересы

• Название: Гости Анжелы Тересы
• Автор: Дагмар Эдквист
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0343-8

Роман популярной шведской писательницы Дагмар Эдквист «Гости Анжелы Тересы» рассказывает о любви шведского писателя Стокмара, поселившегося в Испании, и парижанки Люсьен Мари.

Острый сюжет, оригинальные любовные перипетии, тонкие и точные психологические характеристики, а так же экзотическая обстановка приморского городка в Каталонии делает роман необычайно увлекательным.

---

Давид постоял мгновение, взвешивая письмо в руке. Он немного побледнел. Мысли его за последнее время коснулись множества печальных объяснений, почему письма не было так долго. Его даже чуть укололо, когда оказалось, что оно написано в веселом и даже несколько возбужденном тоне.

Случилась масса удивительных вещей! Ему ведь уже известно, что вновь пересматриваются суровые приговоры по множеству дел против тех, кто был обвинен в сотрудничестве с врагом и в спекуляциях на военных поставках сразу же после заключения перемирия, и что семейство Вионов косвенным образом тоже было втянуто в один из подобных процессов. Процесс длился долго, тома расследований все росли и росли, никто уж и не надеялся на какой-то результат — и вдруг приговор вынесен. Отец Люсьен Мари посмертно реабилитирован, а мать и бабушка даже получают обратно кое-какие остатки семейного состояния.

Люсьен Мари писала резко и иронично о последних днях напряженного ожидания во Дворце правосудия, когда адвокаты обеих сторон делали все возможное, стараясь перещеголять друг друга в пафосе, красноречии и брани «Видел бы ты их, Давид, как они просто из кожи вон лезли, и в своем рвении прямо-таки рвались через свои загородки, то брассом поплывут то на спине, по-всякому взывая к слушателям и стараясь разжалобить судей… (Это ты наверно научил меня подмечать все завихрения у моих дорогих соотечественников?) Что касается нас, так мы — это всего лишь ничтожные детали, пылинки в вихре правосудия, а целая серия судебных процессов следует одна за другой и конца-краю им не видно, а теперь уже и обвинитель, и финансовые эксперты сами привлекаются к ответственности…»

«И мы все еще не можем опомниться, — писала она далее, — не знаем, как к чему отнестись, смешно, например, или просто противно, когда видишь, как люди меняют к тебе отношение. А потом еще откуда-то появились всякие другие осложнения… Но об этом напишу в следующем письме, а то я так и не сдвинусь с места».

Давид повеселел. Это означало, что с Люсьен Мари снято самое тяжелое бремя: необходимость содержать своих близких; чувство семейной солидарности не позволяло ей бросить их на произвол судьбы.

Это была ее причина отказа выйти за него замуж.

Сердце его забилось сильнее, он огляделся по сторонам в тщетных поисках телефона.

Значит, сначала сбежать по лестнице, форсировать огневую завесу взглядов из дамской парикмахерской, потом вниз по крутому переулку к воротам в стене, еще несколько кварталов, и он опять у почтмейстерши на цветастом диване.

Когда Давид попросил бланк для телеграммы, она исчезла и вынырнула опять в своем окошечке, уже в виде Телеграфного Агентства.

Давид написал по-французски:

«Heureka[2], почему бы нам не обвенчаться. Давид».

По выражению разочарования на лице сеньоры он понял, что она не знает французского.

Прекрасно — а то у него было подозрение, что все местные новости какими-то неисповедимыми путями разлетаются именно с этого дивана.

Выйдя на площадь, он почувствовал радостное возбуждение, поднял лицо к солнцу, выпрямился, стал тихонько насвистывать. Подумал: что, получил?

Кто получил?

Дьявол сомнений, разумеется, кто же еще? Его персональный маленький бесенок, великий специалист подставить подножку и ввести в заблуждение. Голову не успеет высунуть, а мнение у него уже готово, лаконичное и прямолинейное.

На следующее утро в руках у Давида было второе письмо от Люсьен Мари. Не в ответ на его телеграмму, а продолжение первого.

«Как я уже тебе писала, наши знакомые могут теперь позволить себе роскошь нас узнавать. И как ты думаешь, кто вынырнул первым, только теперь уже в качестве жениха? Конечно, мой старый друг Этьен де Ган…»

Давид застыл на месте. Этого человека он ненавидел, и за то, чем он был сам по себе, и за ту роль, которую сыграл в жизни Люсьен Мари. Он сердито пробормотал: и как только она позволяет… как может мириться…

«С присущим ему нахальством он отталкивает меня в сторону, потому что сначала наносит визит маме, потом бабушке, и тем самым перетаскивает их на свою сторону; да еще использует их в качестве сватов. Они-то в восторге, считают, что часовые стрелки истории повернулись вспять, что все теперь опять пойдет по-старому. И маленькой Люсьен Мари удастся наконец с помощью замужества войти в семью аристократов. А меня так и подмывает сказать им: да не верьте вы ему, пожалуйста. Он мой старый плутоватый любовник я была ему не пара, когда мы были бедны и о нас ходила дурная молва. Но ясное дело, я им этого не говорю. Кстати, и это меня утешает, мои слова только бы дали ему лишний козырь в руки. Они еще подумали бы, что с его стороны это благородно и красиво — стараться восстановить мою репутацию. (Слышу, как ты ругаешься, спасибо тебе за это!) И все же… Пойми меня, Давид. Я нисколько не обольщаюсь и не строю на его счет никаких иллюзий. Но ты ведь знаешь, в любовных делах отличительной чертой моей нации является наш излишний рационализм, и француженка во мне сейчас вопрошает: а почему бы и не брак по расчету, в конце-то концов? У нас этот институт весьма и весьма распространен. Ты получаешь законное место в обществе, ты получаешь собственный угол, ты получаешь садик и можешь за ним ухаживать. И не только садик: pas seulement un jardin, mais un verger, un potager…[3] Да, Давид, женщина, если ей за тридцать, мечтает не только о розах, но и о le potager de l'amour…[4]»

Давид изменился в лице. Ему показалось, что внутри у него все перевернулось. И все же не мог удержаться от улыбки, читая это непереводимое французское выражение, желание иметь «огород любви». Он попытался себя утешить: она написала так просто, для красного словца. И потом — Люсьен Мари, ухаживающая за капустой?! Он не представлял себе, что ей может когда-нибудь надоесть мистическая роза любви, страсть в ее чистом виде.

Он читал дальше:

«…Так рассуждает во мне одна частица. Непритязательная такая частица. Зато другая частица, прошедшая курс обучения у Мориса и у тебя, насмешливо улыбается жениху, выплывающему на свет божий как раз тогда, когда у невесты замаячили денежки на горизонте. И эта частица во мне безмерно возмущена, что он хочет получить не меня саму… (А говорят, между прочим, что денег этих едва-едва хватит, чтобы свести концы с концами маме, бабушке и тете Жанне — но этого он не может знать.)»

Слава Богу, она его уже раскусила, подумал Давид. Этого брачного авантюриста! Этого жадного негодяя! Но, поразмыслив еще немного, он вдруг почувствовал, что его бросило сначала в жар, потом в холод. Имелся еще один субъект, тоже посватавшийся к ней именно в такой момент…

Ну, здесь совсем другое дело! Я ведь только подумал, что теперь она свободна и может располагать собой по своему усмотрению.

О, разумеется, разумеется. А если она решит, что здесь тоже есть определенная связь?.. «Жених, выплывающий на свет божий именно сейчас…»

Вот проклятый характер! Да будь она трижды неладна, эта телеграмма, которой он только что так кичился!

Давид начал рьяно выискивать дату на ее письме. Когда она его написала — после того, как получила его телеграмму? Нет, письмо было датировано днем раньше. Не могла же Люсьен Мари оказаться такой изощренно-ядовитой, чтобы проставить дату на письме на день раньше, дабы иметь возможность высказаться; нет, ясно, его это не касается…

Стоп, — осадил он свою фантазию, — стоп. Опять она была здесь, вечная его склонность себя взвинчивать, давать волю своей болезненной подозрительности. Знает же меня Люсьен Мари, не будет так истолковывать мои слова.

Неужели? Откуда это ему известно? Кстати, а мог ли он быть так уж уверен, что в его подсознании не велись подсчеты весьма сомнительного свойства — раз его так покоробило случайное сходство с Этьеном де Ганом?

А может быть, послать еще одну телеграмму… И в ней объяснить… взять назад…

Нет, тогда-то он уж наверняка сделает себя на всю жизнь посмешищем.

Оставалось ждать ответа.

Но день прошел, a ответа не было.

5. Ночь в Соласе

Песок, море, горы — все мерцало и переливалось в слабом сиянии звезд. Все было тьмой и тем не менее все светилось. Далеко внизу мягкие округлые очертания бухты с темно-белой пенной каймой прибоя; потом вдруг рой светящихся желтых точек вдоль берега. Это рыбаки зажигали на своих суденышках высоко подвешенные кормовые огни для ночного лова рыбы.

Давид пробирался вверх по тропинке к заброшенному каменному брустверу на самом краю скалы. От ожидания письма и от попыток работать, делая вид, что ничего не ждешь, у него к вечеру разболелась голова.

Здесь же, как нигде в другом месте, человек мог оставаться наедине с ночью и морем. Слушать монотонные удары прибоя о берег, доносившиеся снизу как биение мощного пульса. Ощущать дыхание вселенной.