Анатолий Кожевников - Стартует мужество

• Название: Стартует мужество
• Автор: Анатолий Кожевников
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В своих воспоминаниях генерал-лейтенант авиации А. Л. Кожевников воспевает героизм советских авиаторов. Тепло и проникновенно пишет он о друзьях однополчанах, об их нерушимой дружбе, которая помогала побеждать сильного и коварного врага. Автор посвящает несколько глав воспоминаниям послевоенной жизни.

---

Вошел Романов, бледный, потерянный, видимо, он уже ни на что не надеялся.

 — Вот что, Романов, — говорю ему, — передо мной дело о вашем преступлении. Мне осталось наложить резолюцию, и вас будет судить военный трибунал. Согласно статье уголовного кодекса вам дадут семь лет тюрьмы… Скажите чистосердечно, что побудило вас насыпать в цилиндр песок?

Взгляд у парня прямой, открытый, на преступника никак он не похож. Заметно, что сильно переживает случившееся.

 — Я все время работал на одной машине, — рассказывает Романов. — Старался содержать ее как можно лучше, чтобы не отставать от товарищей — ведь аэродром строим. Сам видел, как погиб летчик в прошлом году, понимаю, что делаем важное дело. И вдруг меня пересаживают на другую автомашину. Обидно стало. И я захотел, чтобы эта «старушка» побыстрей отказала, надеясь, что мне сразу же вернут мою, прежнюю. Вот я и насыпал песку в цилиндр. Глупо, конечно, поступил, теперь осознал это, да поздно…

 — Что ж, давайте решать, — сказал я, как только Романова увели. — Получается, что шофер сделал этот необдуманный шаг в общем-то из хороших побуждений: к машине привык, не хотел отстать от товарищей… — заметил Шираков.

 — А почему об этом в материалах следствия ничего не сказано? — спросил я у юриста.

 — Это к делу не относится, — ответил он. — Факт, что преступление совершено…

 — Как это не относится? — возмутился Шираков. — Советские законы прежде всего воспитывают, а потом уже карают. Вот вы говорите, что Романову дадут семь лет тюрьмы. Семь лет! И за что? За необдуманный мальчишеский проступок…

Снова мы вызвали Романова. Я смотрел на него, и мне было по-человечески жаль его. Вид у него был такой, будто стоит он на краю пропасти и вот-вот полетит в бездну.

 — Запомните, товарищ Романов, на всю жизнь, к чему могут привести необдуманные поступки, — сказал я как можно строже. Но видно, в голосе моем солдат уловил какие-то другие нотки. В глазах у него блеснул огонек надежды. Он подобрался и, вытянувшись, с затаенным дыханием ждал, когда я закончу.

 — Рядового Романова арестовать на десять суток с содержанием на гауптвахте, — объявил я свое решение. — А так как он, находясь под следствием, отбыл этот срок, из-под стражи его освободить и отправить в подразделение.

Следователь смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

 — Я буду жаловаться своему начальству, — резко сказал он. — Выходит, я трудился напрасно.

 — Почему же напрасно? — с улыбкой возразил Шираков. — Человек теперь еще больше будет уверен в справедливости наших законов — расследовали, разобрались, вынесли правильное решение. Правда, вы желали бы засадить Романова в тюрьму, искалечить ему жизнь, а мы оставили его полноправным гражданином, потому что надеемся на него. Вы что думаете: он не понял и не прочувствовал своей вины? Теперь и сам не позволит ничего такого сделать и детям своим закажет.

Я полагал, что с Романовым мы поступили правильно, и от этого испытывал чувство большого удовлетворения. Все-таки спасти человека — это хорошо, это в конце концов наш гражданский долг.

Истребитель садится без лётчика

Борьба за безаварийность в авиации ведется с тех пор, как взлетел первый самолет. И все-таки, по разным причинам, аварии до сих пор случаются.

Мы тоже настойчиво боремся с предпосылками к летным происшествиям. Самолет не выпускается в воздух, если есть какие-то сомнения в его исправности. Метеорологи стараются не ошибиться в прогнозах погоды. Командиры день ото дня совершенствуют организацию полетов и их радионавигационное обеспечение, словом, делается все возможное для того, чтобы избежать неожиданностей. Но аварийные ситуации тем не менее возникают время от времени, и именно там, где их совершенно не ждешь.

…Два летчика выполняли очередное задание — отрабатывали воздушный бой за облаками ночью. Зеленые и красные огоньки сближались с огромной скоростью. Только по ним «противники» могли определить разделявшее их расстояние и маневры. Закончив атаку, ведомый, молодой летчик Нечаев, пристраивается к командиру звена, опытному истребителю Кулачко. Задание выполнено, все идет нормально, никаких поводов для беспокойства нет.

Пара самолетов в правом пеленге приближается к аэродрому. Летчики ведут радиообмен между собой и с руководителем полетов. Вдруг стрелка радиокомпаса качнулась и отклонилась больше чем на сто градусов. «Прошли дальнюю радиостанцию, — решил было Кулачко. — Но почему стрелка не стала на сто восемьдесят градусов?» Сомнение вызывало и расчетное время: по всем данным аэродром должен находиться впереди по курсу.

«Может быть, переключают привод?» — терялся в догадках Кулачко. Запросив руководителя полетов, он услышал в ответ:

 — Приводы работают нормально.

Такое же непонятное явление наблюдал и Нечаев. Дело в том, что недавно радиоантенны на самолетах были упрятаны в кабины, за плексиглас фонарей, что сделало радиокомпасы менее чувствительными. Летчики привыкли к этому, но позже, а теперь Кулачко и Нечаев оказались в затруднении.

Нечаеву повезло: увидев «окно» в облаках, он вышел на аэродром, правда, не на свой, а соседней части. Кулачко же проскочил мимо этого «окна» и летел, не меняя направления. Когда истекло расчетное время, он стал в вираж, надеясь, что дополнительно включенные радиолокаторы обнаружат его и штурман наведения поможет ему выйти на расчетный посадочный курс. Но он не подумал, что для этого ему придется снова отойти от аэродрома в обратном направлении. Штурман действительно вывел Кулачко на посадочный курс. Только в баках его самолета осталось горючего всего на три минуты. А до аэродрома было не менее семи минут лету.

 — Приказываю катапультироваться! — скомандовал руководитель полетов.

 — Вас понял, катапультируюсь, — ответил Кулачко, и связь с ним прекратилась.

 — Авария, товарищ командир, — доложил мне Соколов.

Отдаю распоряжение утром снарядить несколько групп для поисков летчика. Теперь надо доложить о происшествии старшему начальнику. Два часа ночи. Он сейчас спит. Не хочется его тревожить, но надо. И я снимаю трубку телефона.

 — Слушаю, Покрышкин. Что случилось?

 — Кулачко катапультировался. Предположительная причина — отказ радиокомпаса.

 — А почему не использовали радиолокатор для завода на посадку?

 — На посадочный курс вывели, но у летчика не хватило горючего. Пришлось катапультироваться на высоте восемь тысяч метров.

 — О Кулачко ничего не известно?

 — Пока нет.

 — Принимайте меры к розыску, утром прилечу.

Полеты пришлось закончить раньше времени. Ждем утра, не спим, совещаемся. Где приземлился летчик? Район этот не обжитый. Ночью можно угодить куда угодно: в лесное озеро, в болото, попасть на вершину дерева. Кулачко, правда, летчик опытный, но мало ли что может случиться… Лезут в голову мысли одна тревожней другой.

Когда на аэродроме в рабочее время наступает тишина, летчики знают: что-то случилось. Женщины внезапно предчувствуют неладное еще острее мужчин. Как только в городок пришли машины с летчиками, жены Кулачко и Нечаева, увидев, что их мужей нет, побежали к соседям.

 — Где наши? — почти одновременно спросили они.

 — Сели на другом аэродроме, не беспокойтесь. Утром по погоде прилетят, — ответил летчик.

Опустив головы, женщины с тяжелым предчувствием пошли домой. Всю ночь они будут сидеть, не смыкая глаз, прислушиваться, не едет ли автомашина…

А Кулачко в это время, удачно приземлившись в лесу, пробрался сквозь темень к железной дороге — на звуки паровозных гудков. К утру он дошел до станции и стал разыскивать телефон, чтобы связаться с аэродромом.

 — Вы летчик? — спросил у него какой-то гражданин.

 — Да, летчик, — ответил Кулачко.

 — Что же вы самолет оставили без присмотра? Ведь там в кабине часы, радиостанция, другие приборы. Как бы ребятишки чего-нибудь не натворили.

 — Где вы видели самолет? — скрывая удивление, спросил Кулачко.

 — Да вот здесь, метров триста от станции, рядом с дорогой.

Кулачко побежал туда и увидел… свой самолет. Совершенно целый. Он сам, без пилота, сел с убранными шасси, только помял подвесные бачки.

Кулачко позвонил в штаб в момент, когда там собирались отправлять людей на розыски. Разговаривал с ним Скрипник.

 — Летчик жив и невредим, — вскоре доложил мне начальник штаба. — Только, кажется, он не в себе: твердит, что на самолете нет никаких поломок.

Скрипник сообщил, где находится Кулачко, и мы с инженером вылетели туда на маленьком Як-12.

Под нами массив леса с редкими полянами. Вот и железнодорожная станция. Неподалеку от нее, на узкой полоске пашни, вижу реактивный истребитель.

Делаю два круга. Выбрав прямой участок шоссе, сажусь в пятидесяти метрах от самолета. Инженер первым выскакивает из кабины и бежит к истребителю.