Иосиф Герасимов - Сказки дальних странствий

• Название: Сказки дальних странствий
• Автор: Иосиф Герасимов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1977

В книге рассказывается о нашем славном современном флоте — пассажирском и торговом, — о романтике и трудностях работы тех людей, кто служит на советских судах.

Повесть знакомит с работой советских судов, с профессиями моряков советского морского флота.

---

Ник-Ник сразу взял круто: едва мы вышли в открытое море, как он собрал всех штурманов, очень коротко изложил требования: поступать только согласно правилам и инструкциям, ни одного самостоятельного решения, все — через него, на мостик появляться только в установленной форме, о ее изменении в зависимости от погоды он будет отдавать приказы, приход на вахту не в форме подлежит строгому наказанию, — впрочем, все это были обыкновенные капитанские требования, это же самое сказал в первый день и Лука Иванович, и все же нам сразу стало ясно: Ник-Ник не простит ни одного, даже малого нарушения.

Трое суток он почти не спал, обходил пароход, все его закутки и службы, а на четвертый день появились приказы, в которых выносились выговоры классным и официанткам за плохое содержание жилых кают экипажа, кладовщику — за непорядок в складских помещениях и шеф-повару — за скверное оборудование портомойки, и по этим приказам стало ясно: Ник-Ник знает пассажирское судно до мельчайших подробностей. Мы сразу почувствовали: «порядок будет», — тут Юра был прав и Нина тоже.

Сабуров говорил мало, негромко, но за этой негромкостью, я бы даже сказал, нежностью фразы чувствовалась непреклонность, и о нем пополз слушок: «Капитан второй раз не предупреждает». Вот это-то меня к насторожило. Я уже слышал такую фразу и знал — она чем-то знаменита. Я стал вспоминать, кому принадлежит, и вдруг вспомнил, как уходили мы из Сиднея; сам этот уход, его стиль мне тоже показался знакомым, и вот когда я все это связал, то сразу же и подумал о нашем известном капитане, который первый после войны проложил в шестидесятые годы регулярные пассажирские линии сначала в Канаду, потом в США. Сабуров явно подражал ему. Но почему?..

Однажды я видел этого капитана, он приезжал к нам в мореходку: невысокий, черноволосый, с небольшой кудрявой сединкой в волосах и темными мягкими глазами, — это мне особо запомнилось, потому что его глаза смотрели на нас со странной, почти детской наивностью, и, когда он заговорил, я удивился его нежному, негромкому голосу; иногда он неожиданно сжимал руку в кулак, и я заметил, что пальцы у него маленькие, тонкие и покрыты темными волосиками; но, по мере того как он все больше и больше рассказывал о своих поисках рабочего ритма, о столкновении в иностранных портах, я чувствовал, как что-то менялось в его облике: вроде внешне он оставался тем же, и голос тот же, и выражение лица, и говорил расслабленно, но все равно это был другой человек — властный, крепкий, и ощущение, что за ним стоит сила, было отчетливым. И вот тогда я услышал — моряки о нем говорят: «Капитан дважды не предупреждает» — и тут же поверил в это… Он рассказал нам, как трудно было его судну, только что вышедшему на линию, завоевать пассажиров. Одно из правил, которое он установил и для себя и для экипажа: выходить и входить в порт точно по расписанию, что бы ни случилось; на этом держится авторитет пассажирского судна. И вот что произошло однажды…

В Монреале около трехсот пассажиров купили билеты, и в это-то время забастовали лоцманы порта, а проходка по реке Святого Лаврентия считается одной из сложнейших в мире, редко кто из капитанов решится вывести судно по этому пути да еще в туман… Он решился, другого выхода не было — надо было провести теплоход, надо было точно выйти из порта, иначе добытое таким трудом можно было легко потерять… Он много раз прежде приходил в Монреаль, знал фарватер, но все же… Пока они шли по реке, над ними кружил самолет с телекамерой, и весь Монреаль наблюдал эту проходку по телевидению, а когда они вышли в открытое море, бастующие лоцманы прислали им поздравительную телеграмму. Конечно же, все это послужило отличной рекламой для теплохода. Вот так ему давалась линия.

Теперь, когда я все это вспомнил, то точно могу сказать: наш уход из Сиднея очень напоминал этот случай.

Мы шли в Новую Зеландию, пересекая Тасманово море. На следующий день после выхода из порта должно было состояться капитанское представление — это непременный ритуал на всех пассажирских лайнерах. Обычно его проводят в музыкальном салоне. Устраивают коктейль, капитан знакомится с пассажирами и, в свою очередь, представляет старших офицеров и администраторов… Я помню, как проводил свое первое представление Лука Иванович, как он стоял на эстраде в новеньком кителе, держа в руке микрофон, и щурился от лучей прожектора, который навели ему прямо в лицо: от смущения и неловкости он неожиданно поддернул локтями брюки, хотя у него не было такой привычки, и я тут же заметил, как усмехнулись сидящие за первым столиком англичане, и мне стало обидно за Луку Ивановича. Потом я видел, как он стоял, весь мокрый, словно пробежал несколько километров, и жадно пил содовую; позднее он много раз выходил на представление, рассказывал пассажирам о пароходе и экипаже, но каждый раз это давалось ему нелегко.

Ник-Ник, прежде чем выйти на эстраду, собрал всех возле информбюро, тщательно оглядел и заставил Юру и еще одного администратора срочно поменять ботинки; вообще-то у Юры были хорошие ботинки, только немодные.

Когда Сабуров вышел на освещенную прожекторами площадку — а был он в отличном белом кителе, ладно облегающем его плотную фигуру, — и взял микрофон, в салоне установилась благоговейная тишина. Он выждал паузу и с легкой улыбкой произнес:

— Леди и джентльмены…

Он говорил по-английски свободно, с небольшим акцентом — думаю, что это нравилось пассажирам, — и, представляя кого-нибудь из офицеров, шутливо пояснял его обязанности. Так, про главного механика он сказал:

— Ему вы будете обязаны быстротой нашего лайнера. Но если в ваших каютах однажды не окажется горячей воды, то прямым виновником этого события опять же будет наш главный механик. Вы, вероятно, знаете, чти моряки называют его «прадедом», хотя, как вы видите, ему только сорок. Очевидно, каждый бы из нас мечтал, став прадедом, так сохраниться…

Прошло еще несколько дней, и о Сабурове стало известно многое. Честно говоря, я до сих пор не знаю, как получают на пароходе сведения о человеке, порой самые интимные, даже если он капитан, и сведения эти сразу же становятся достоянием всего экипажа.

Оказывается, Сабуров, еще когда был в мореходке, попал на практику к тому знаменитому капитану, о котором я только что рассказывал. Капитан этот тогда еще плавал на сухогрузе. Это потом он стал изучать пассажирское дело, выезжал в командировку на Запад и знакомился с работой нескольких пароходных компаний, но в то время он был еще сухогрузником. Так вот, он предложил курсанту Сабурову совместить практику с работой уборщика, то есть чистить гальюны для команды; я-то знаю ребят из мореходки: еще и не поплавали как следует, а уж в душе высокомерие; это потом оно проходит, но поначалу все гении, все первооткрыватели по меньшей мере если не Колумбы, то Джеймсы Куки наверняка. Я и по себе могу сказать: если бы мне на первой моей серьезной практике предложили чистить гальюны, несмотря на то что это давало немалую прибавку к жалованью, а у меня не было денег, я бы гордо отверг это предложение, а вот Сабуров тут же согласился и вскоре за старательность получил повышение — стал чистить гальюны для командного состава.

Даром это не прошло, потому что когда он закончил мореходку, то знаменитый капитан — а он уже стал тогда плавать на пассажирском лайнере — пригласил Сабурова к себе на работу четвертым помощником, и так бы, наверное. Ник-Ник и плавал там и продвигался по служебной лестнице, получая новые нашивки на рукава, как случилось неожиданное…

Они пришли в Саутгемптон — это был их первый приход туда, прежде они заходили в лондонский Тилбери, — и в честь прибытия советского лайнера мэр города устроил прием; Сабуров ночь не спал, отстоял вахту, потом была швартовка, на приеме он немного выпил. Случилось так, что капитан пригласил англичан к себе, и тут снова подошла вахта Сабурова, теперь уж у трапа; почувствовав себя плохо, Ник-Ник ничего не сказал вахтенному матросу, сел в салопе на стул, рассудив, что, когда гости выйдут от капитана, он увидит их с этого места и тут же окажется на вахте, но он уснул.

Его искали часа три, а он спал в салоне на стуле неподалеку от трапа.

На командирском совещании двух мнений не было, потому что до этого стало известно мнение знаменитого капитана. Сабурова списали, и ему надо было начинать все сначала, и он начал, не затаив никакой обиды на тех, кто решил его судьбу.

— Если все это так, то он моряк, — сказал Юра.

— Поживем — посмотрим, — сказал я.

— Ты стал очень недоверчивый, — сказала Нина.

Мы шли вдоль берегов новозеландского Северного острова. На утреннем солнце сверкали вершины белых песчаных холмов, небо над островом было прозрачным, и только в дальней глубине угадывалась голубизна, и вода была прозрачной — мягко-зеленой, только еще в одном месте я видел такую же воду: у берегов Ирландии, но, пожалуй, она там немного позеленее: не спеша, величественно выбрасывая струйки воды, проплыло небольшое стадо китов.