Кадер Абдола - Ворон

• Название: Ворон
• Автор: Кадер Абдола
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013

Кадер Абдола (р. 1954) — известный голландский писатель, представитель «восточного течения» в современной литературе. Родился в Иране, по окончании Тегеранского университета в 1977 г. примкнул к левому движению, из-за чего был вынужден бежать из страны. С 1988 г. живет в Нидерландах. В 2009 году Кадеру Абдоле было присвоено звание почетного профессора Гронингенского университета.

Произведения Кадера Абдолы чаще всего автобиографичны. Покинув родную страну физически, Абдола все же сохраняет духовные связи с Ираном, используя мотивы и цитаты из классической персидской литературы. Герои Абдолы, однажды потеряв родину, стремятся заново обрести себя на новом месте, стать частью своего нового окружения, не утратив при этом собственные национальные черты.

---

Обычно я хранил их до тех пор, пока больше не мог терпеть, и тогда я садился в ночной автобус, который прибывал в Исфахан в семь часов утра. Со станции я шел пешком до ее дома. Я ждал ее на перекрестке под старым деревом до без четверти восемь — в это время она выходила из дому, чтобы идти в школу.

Каждый день она бросала взгляд на это старое дерево, чтобы узнать не стоит ли там ее поклонник.

Она прошла мимо меня, ее улыбка была скрыта чадрой. Я последовал за ней, стараясь, чтобы мои шаги были едва слышны. В пустом переулке, где она могла сказать мне «Салам», я отдал ей свои письма, тексты и рассказы. После этого я проводил ее в школу.

Позавтракав на базаре, я купил кое-какие безделушки для нее и пошел к синей мечети. Там я лег на землю и рассматривал магические мозаики, пока не уснул.

Когда муэдзин на мечети начал кричать «Hajje allai salat», я понял, что ее занятия закончились и что я снова ее увижу.

В пустом переулке я быстро вложил ей в руки подарки, после чего она продолжила путь домой.

Она отблагодарила меня тем, что показалась в окне. Она отбросила свои волосы назад и продемонстрировала мне сережки и бусы, которые я ей купил. Занавеска опустилась, нет, вот опять отодвинулась. Она быстро помахала мне и скрылась из виду. Я поспешил назад, чтобы успеть на автобус в Тегеран.

Так продолжалось четыре года. Я писал ей, я писал для нее, я писал целые стопки рассказов для нее — моего единственного читателя.

В моей стране произошла революция, и левое движение стремилось стать частью новой власти. Были захвачены казармы, похищено оружие, тысячи людей выходили на митинги, американские банки были сожжены, шах бежал, генералы последовали его примеру, агенты ЦРУ исчезли. Миллионы людей пришли в аэропорт, чтобы приветствовать духовного лидера аятоллу Хомейни. Для любви не оставалось места. Но я все также продолжал ездить в Исфахан.

Последний раз, когда я там был, школы были закрыты из-за забастовок. Чтобы ее увидеть, мне пришлось бы пойти к ней домой, но нельзя было просто так постучать в дверь дома только для того, чтобы увидеть дочь. Сделай я это, мне пришлось бы официально просить ее руки, а я еще был к этому не готов. Мне еще было далеко до супруга и зятя. Поэтому я вернулся в Тегеран.

Позднее, когда исламское духовенство наконец пришло к власти, а наше левое движение осталось не у дел, я вновь сел на ночной автобус. Я хорошо все взвесил. Теперь я был молодым взрослым мужчиной, а она из девочки превратилась в молодую женщину. Помимо этого, произошла исламская революция, встречаться с ней мимоходом на улице стало неприлично. Садовник, знавший о нашей тайне, отворил мне дверь и специально оставил ее приоткрытой. Он возвратился в сад. Там стояла женщина, ее лицо было скрыто под темной чадрой. Я узнал ее, но она показалась мне незнакомкой. Она действительно превратилась в молодую даму, и, похоже, стала женой другого. Она не улыбнулась мне и не побежала наверх. Ее лицо оставалось закрытым.

Она казалась памятником минувшему.

Она сделала свое дело, благодаря ей я начал писать. Теперь я должен был самостоятельно двигаться дальше.

6. Курдистан

Исфахан — магический город, а Курдистан — таинственный край. Нужно пройти по холмам, селам и дорогам Курдистана, чтобы понять, почему курды так гордятся им и своими традициями. Магия Исфахана — в сочетании искусства, архитектуры и религии. Таинственность Курдистана — в его природе, простоте жизни и открытости курдов. Не стоит туда отправляться в попытке забыть дорогого человека, потому что вороны будут постоянно напоминать тебе о нем. Об этом знал курдский поэт Баба:

Вороны, каркая, летают над нашим домом,
Подавая знак, что ты стоишь у окна.
Голуби раз за разом летят к твоему дому,
Принося тебе мои письма.
Любимая, оставайся стоять у окна,
Однажды я прилечу вместе с сотнями птиц
И заберу тебя к себе домой.

Пока власть в Иране менялась, курды воспользовались нестабильной ситуацией, чтобы заявить о независимости.

В ответ революционная гвардия новой власти вошла в Курдистан, и разгорелась война между вооруженными курдами и исламским религиозным режимом.

Вернувшись в Тегеран, я взял рюкзак и тайно отправился через горы в Курдистан. Будучи журналистом подпольной газеты, я решил отправиться на передовую, чтобы больше не думать о Исфахане.

Государственным газетам было запрещено писать об этой войне. Поэтому никто не знал, что на самом деле происходит в Курдистане. Курдистан — это край с большим количеством тайн и сюрпризов. Я разговаривал с курдами и писал об их жизни, их мечтах. Я записывал песни о Курдистане, которые мужчины пели, повесив ружья на плечи. И я заходил в их дома. В деревне Бардараш я зашел в мастерскую старого кузнеца. Казалось, что, входя в эту кузницу, попадаешь в Средневековье. Там было темно. Не горело ни одной лампы. В сиянии, исходившем от полыхавшего огня, виднелись неясные контуры изделий. Гвозди, подковы и лемехи плуга. Кузнец ковал серп. Он сунул его в пламя, и оно разгорелось с новой силой. Достав серп из огня, кузнец положил его на наковальню и начал постукивать по нему молотком. Я спросил его:

— Вы работаете здесь один?

— Нет, нас двое, — ответил мужчина.

Когда он опустил серп в жар печи, пламя вновь стало ярким. Я осмотрелся, но никого не увидел. Было темно, огонь разгорался, и серп в печи раскалился добела. Каким образом разгорался огонь? Где был тот второй человек? Мое внимание привлекла дыра в стене. Мне показалось, что я слышу, как работают кузнечные мехи. Я посмотрел в дыру. Там никого не было, но я услышал вздох ребенка.

— Кто там?

Мне никто не ответил.

— Есть там кто-нибудь? — крикнул я.

Тихий девичий голосок ответил:

— Да, я, Захра.

Я вздрогнул от неожиданности и проговорил:

— Можно мне тебя увидеть?

Из темноты, из-за средневековых кузнечных мехов сверкнули испуганные глаза. Глаза Захры, внучки кузнеца.

Шесть месяцев спустя я закончил рукопись, которая состояла из подобных историй.

Я послал ее в различные издательства Тегерана, но в то время никто не решался ее опубликовать. Отчаявшись, я отправился в самое крупное издательство. Редактор, пролистав мою рукопись, сказал:

— Возвращайся через час.

Я отправился в кафе, заказал что-то перекусить и несколько стаканчиков чаю, чтобы скоротать время.

— Это серьезная хроника, литературный манифест. Я бы очень хотел это издать, но, к сожалению, не могу, — сказал редактор, когда я вернулся в его кабинет.

Это был мой последний шанс, я стоял на улице, не зная, куда податься.

Было многолюдно, и мне это не нравилось. Я свернул в тихий переулок. Кто-то окликнул меня:

— Подожди!

Я обернулся и увидел молодого мужчину, я узнал его, это был вахтер издательства. Я надеялся, что редактор послал его за мной, потому что передумал. Он схватил меня за руку и зашептал:

— Если хочешь, я издам твою книгу нелегально. Я не могу тебе заплатить, и, после того как ты отдашь мне рукопись, мы больше никогда не увидимся. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Договорились?

Это было время революции и войны, время, когда твоя возлюбленная в одночасье могла стать женой другого. Мне нужно было быстро принять решение.

— Договорились.

Я вручил ему рукопись, мы обменялись рукопожатием, нам больше не суждено было встретиться.

— Подожди минутку! — крикнул он. — Мне нужно имя, имя писателя. Я же не могу напечатать твое имя на обложке. У тебя есть псевдоним?

Второй раз в моей жизни мне задали этот вопрос. В этот раз мне также не пришлось долго думать:

— Рэфик Фоад!

С Рэфиком Фоадом, доктором, которого впоследствии казнили, я познакомился еще студентом. Позднее он стал известен и уважаем в Курдистане. У него не было своей практики, и он ездил по холмам и долам на старом джипе от пациента к пациенту.

Во время моей поездки в Курдистан я на неделю остановился у него. Он жил у родителей в большом старом доме. Было здорово вновь увидеть его спустя столько лет, к тому же я мог сопровождать его во время визитов к больным.

Когда я решил продолжить путь, он вывел коня из стойла, вручил мне ружье и сказал: «Езжай на этом проверенном скакуне по моему Курдистану и пиши о нашей боли».

Вскоре его арестовали. Вернувшись в Тегеран, я узнал, что его казнили.

Вахтер сдержал свое слово. Моя первая книга на персидском языке была опубликована и продавалась на улицах. На обложке красовалось имя Рэфик Фоад.

Я купил один экземпляр, быстро вдохнул запах его страниц и спрятал за поясом брюк. Мое сердце бешено колотилось от счастья.

7. Американцы

Я был свидетелем разных направлений американской политики, но до сих пор так и не смог понять американцев. На протяжении двадцати пяти лет они использовали шаха, чтобы, словно полицейские, следить за Персидским заливом, но чего они добились? Тоталитарного теократического режима.