Марина Струк - Обрученные судьбой

• Название: Обрученные судьбой
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Начало XVII века. Время крови, разногласий и войн на Руси. Время Великой Смуты.

Именно в это время судьба сводит литовского шляхтича Владислава Заславского и Ксению, дочь московского боярина Калитина. Они не должны были встретиться, они слишком разные по вере и обычаям. Они должны быть врагами, ибо их народы схлестнулись меж собой в жестокой и кровавой войне. Они должны ненавидеть друг друга, ибо его сестра была угнана и убита русским боярином, а один из ее братьев погиб при битве под Кромами от руки польского наемника.

Но у судьбы свои правила и свои планы. Для каждого на этой земле. Судьба решила, что они должны встретиться. Судьба решила соединить их. Наперекор всем событиям, наперекор остальным людям, наперекор их собственной воле…

И придет любовь. Как благословенный дар…

Вот только каким будет это дар судьбы для них — на счастье или на горе? И каково это, когда сама судьба обручила тебя, навеки соединяя твою руку с тем, кого ты любить не должен?

---

Да и сам Владислав предпочитал не говорить о нем. Он рассказал ей многое из своего детства и юности: о том, как обучался в монастырской школе и о нравах, царивших там, как часто бывал порот за свои проказы монахами или читал молитвы, стоя голыми коленями на бобах.

— Меня именно школа приучила к выносливости, не иначе, — поведал ей Владислав. — А еще к аскетичности, ведь с тех пор я так неприхотлив к удобствам и пышности. Но все же добже, что меня забрал отец из школы. Не думаю, что из меня вышел бы отменный бискуп {1}. Вот мой дядя — тот истинный бискуп, настоящий слуга Церкви, а у меня чересчур шальная голова для того.

Ксения узнала, что у Владислава есть еще средний брат Юзеф, от первого брака отца, что проживает в данный момент в Заславском замке вместе со своей женой Патрисией (Патрысей, как назвал ее Владислав), а старший брат Станислав погиб почти два десятка лет назад при первом походе пана Замойского в Молдавию. Он тогда-то и рассказал ей о дяде по отцовской линии — епископе католической церкви, обладающем большой властью, будто магнатской.

— Иногда мне кажется, что дядя Сикстус так высоко поднялся, чтобы доказать своей родне, что он далеко не шестой в нашем роде {2}. Это из латинского языка имя, — пояснил Владислав, видя, что Ксения не понимает его. — Язык, на котором мы пишем документы и книги, язык нашей Библии.

— А разве не проще написать грамоты на том наречии, на котором речь ведешь? — удивилась Ксения. — Тогда и другого учить не надо.

Владислав тогда рассмеялся в ответ, прижимая ее еще крепче к себе, чувствуя в душе какую-то странную легкость от ее наивности.

Ксения обернулась, вздрогнув, на дружный вскрик ляхов позади нее, когда они, раскачав возок, перевернули его и положили на бок для починки, а потом быстро вернулась глазами к лицу Владислава, опасаясь, что ратники прервали его сон произведенным шумом. Но нет — шляхтич по-прежнему крепко спал, только повернулся немного на еловых лапах. При этом жупан Владислава и рубаха под ним слегка распахнулись, обнажая крепкую шею и верхнюю часть его груди, и Ксения едва обуздала свой невольный порыв протянуть пальцы и коснуться загорелой кожи в вырезе. Она уже знала каждую впадину, каждый бугор его мышц на плечах и груди, знала запах его кожи. Ведь они не только разговаривали ночами.

Сначала Владислав неожиданно начинал целовать ее, прервав их беседу на полуслове. Нежно и легко касаясь губами ее рта, тут же открывавшегося под ними, словно в приглашении. А потом в ход шли его руки, обнимая ее, крепко прижимая к себе, вдавливая ее в свое тело. И она сама спустя миг обхватывала его руками, отвечала на его поцелуи.

Иногда на этом все и заканчивалось — поцелуи становились все короче, все легче, и они затихали, останавливались, слишком уставшие за день для продолжения. Просто лежали, сплетясь в тесном объятии, под звездным небом и наблюдали, как они подмигивают им с вышины. Молча, ведь слова стали им и не так уж нужны вскоре. Просто лежать рядом, замирая сердце, затаив дыхание от его близкого присутствия, и смотреть в небо…

А иногда страсть охватывала их с головой, заставляла терять голову, уноситься прочь от этого места, растворяясь в пространстве и времени. Ксении казалось тогда, что она тает, как снег по весне, под руками и губами Владислава, становясь такой податливой в его объятиях, уступая его власти, его напору.

Она отринула за эти дни от себя все мысли о том, что ждет ее, когда их путь подойдет к концу, ей просто не хотелось думать об этом. Она искренне наслаждалась моментами, что наполняли каждую ночь, наслаждалась тем, как сладко замирает сердце внутри, едва его темные глаза так пристально и долго смотрят в ее очи. Оттого-то ей и хотелось думать, что их столь длинный путь вызван только тем, что Владислав так же не хочет расставаться с ней, как и она сама того не желает.

Ксения поднялась на ноги, ощущая легкое покалывание в затекших при неудобной позе ногах. Она знала, что надо немного походить, чтобы это неприятное чувство ушло, с сожалением направилась прочь от их импровизированного ложа с Владиславом, боясь разбудить его, если будет прогуливаться подле. Сначала она дошла до возка, у которого уже убрали сломанную ось, обстругивали подходящий по размеру длинный сук, что принесли из леса.

— Скоро готово будет, панна, — улыбнулся ей молодой лях, едва ли старше ее на несколько лет. — Побежит еще лепше прежнего!

Ксения улыбнулась ему в ответ, немало не смущаясь тем, что он обратился к ней. За последние седмицы она успела узнать не только Владислава и его дядьку, но многих из почета шляхтича. Как-то незаметно ушла настороженность и страх перед этими ратниками, не стало натянутости меж ними, уступая место внимательности и почету с их стороны.

Ксения не знала, было ли это связано с тем, что сам Владислав не относился к ней более, как пленнице, а как гостье, невольной спутнице в пути, или это шло от чистого сердца от пахоликов. Не будут ли они ненавидеть ее, коли прикажет их пан? И поднимут ли руку на нее, коли он прикажет? Ксения не хотела думать о том. Пока же ляхи были предупредительны по отношению к ней, выказывая ей должное уважение ее положению знатной женщины, даже иногда чересчур демонстрируя свою ненавязчивую услужливость, что неизменно вызывало недовольство со стороны Владислава. Ксения видела, как тот хмурит лоб всякий раз при этом, но ничего не говорит пахоликам, ведь условленных границ почтения те никогда не пересекали.

— Где Марфута? — Ксения оглянулась по сторонам, но своей служанки не заметила. Как и Ежи, что обычно был неизменно поблизости от боярыни, наблюдая за ней из-под своих седых бровей.

— Видать, в лес ушла, кто знает? — пожал плечами один из ляхов, с ярко-рыжей шевелюрой, прямо под стать волосам Марфы. Его имя Ксения запомнила одним из первых. Эгусь или Эгонек, как звали его чаще. Так схоже с русским «Огоньком», грех не запомнить!

— Панна, — позвал ее Эгусь, едва она повернулась прочь от них прогуляться. — Ты бы в ту сторону лепше пошла. Там полна поляна ягод. Успеешь до того, как мы тут управимся!

Ксения пошла в указанном направлении, и едва скрылась за небольшим ельником, как наткнулась на черничные заросли, густо усыпанные темными ягодами. Она тут же опустилась на корточки, принялась собирать чернику в горсть через одну, отправляя остальные в рот, наслаждаясь их вкусом. Она так увлеклась ягодами, что забылась на время, и едва не вскрикнула от неожиданности, когда за спиной вдруг треснула громко ветка, заставляя птиц, что сидели поблизости на ветвях вмиг умолкнуть и взлететь с мест, хлопая маленькими крыльями.

Ксения резко выпрямилась и оглянулась на этот звук, готовая кричать в голос ляхам о помощи, но ни звука не сорвалось с ее губ. Ведь за ее спиной стоял Владислав. Слегка помятый жупан, нахмуренный лоб, прищуренные недовольно, еще заспанные глаза и маленькие полоски на правой щеке от веток ели, на которых он спал.

Владислав резко шагнул к ней, и она невольно распахнула губы, распознав знакомый блеск глаз, разгадав сердцем его желание. Он вмиг обхватил ее руками, вжимая ее тело в широкий ствол сосны за ее спиной, впиваясь в ее губы таким долгим и глубоким поцелуем, что у нее закружилась голова, и стали ватными ноги. Она разжала ладонь, роняя в траву темно-фиолетовые ягоды из своей руки, рассыпавшиеся у их ног, и обняла его за шею, запуская пальцы в волосы.

Ксения только на миг напряглась слегка, когда Владислав положил руку на обнаженную кожу ягодиц, приподнимая ее вверх, еще сильнее вдавливая ее спиной в сосну. Но вскоре снова забылась под его настойчивыми поцелуями, испытывая горячее желание слиться с ним в одно, почувствовать те эмоции, что вспыхивали в ней с каждым его прикосновением, с каждым поцелуем и то острое наслаждение после…

Потом Владислав замер, тяжело дыша ей в шею, по-прежнему вжимая ее в широкий ствол дерева.

— Моя кохана, — прошептал он едва слышно, касаясь при каждом слоге ее кожи губами, отчего по ее телу пошла легкая дрожь. Заметив это, Владислав опустил ее на ноги, одернув подол сарафана, но не отпуская ее стана, будто опасаясь, что она сейчас сорвется с места и убежит прочь. Он поднял голову, и она не смогла сдержать смеха, видя перепачканной соком черники рот Владислава и кожу вокруг него.

— Что? — нахмурился Владислав, а когда она, через смешки все же сумела рассказать ему о причине своего веселья, буркнул под нос. — Видела бы себя панна, потом бы уже смеялась, — и ласково тронул большим пальцем ее темные от сока ягод губы. — Куда ты ушла? Я проснулся, тебя нет подле.

— Ты думал, я убежала от тебя? — не удержалась, чтобы не поддразнить его Ксения, улыбаясь задорно, но он только качнул головой отрицательно, загоняя вглубь души, в самый дальний ее уголок воспоминание о том сне, что пришел к нему во время этого дневного покоя. Темная вода… распущенные светлые волосы, развевающиеся при каждом колыхании легких волн… широко распахнутые голубые глаза, уставившиеся в пустоту… бледное лицо утопленницы. Лицо Ксении…