Марина Струк - Обрученные судьбой

• Название: Обрученные судьбой
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

Начало XVII века. Время крови, разногласий и войн на Руси. Время Великой Смуты.

Именно в это время судьба сводит литовского шляхтича Владислава Заславского и Ксению, дочь московского боярина Калитина. Они не должны были встретиться, они слишком разные по вере и обычаям. Они должны быть врагами, ибо их народы схлестнулись меж собой в жестокой и кровавой войне. Они должны ненавидеть друг друга, ибо его сестра была угнана и убита русским боярином, а один из ее братьев погиб при битве под Кромами от руки польского наемника.

Но у судьбы свои правила и свои планы. Для каждого на этой земле. Судьба решила, что они должны встретиться. Судьба решила соединить их. Наперекор всем событиям, наперекор остальным людям, наперекор их собственной воле…

И придет любовь. Как благословенный дар…

Вот только каким будет это дар судьбы для них — на счастье или на горе? И каково это, когда сама судьба обручила тебя, навеки соединяя твою руку с тем, кого ты любить не должен?

---

2. Имя Сикстус пошло от лат. Sextus — "шестой"

Глава 14

Ксения как обычно открыла глаза утром под тихий мужской говор и смех. Но что-то тут же резануло ухо, что-то было не так, и только спустя некоторое время до нее, еще толком не отошедшей от ночного сна, дошло осознание, что этот говор не ляшский, к которому она привыкла за эти седмицы, а русский. Сразу вспомнилась прошлая ночь, когда на ночную стоянку проникли тени русских воинов, что вязали одурманенных ляхов по рукам и ногам, когда Северский вышел из темноты к ней. Он тогда долго смотрел ей в глаза, будто желая что-то в них прочитать, а потом коснулся ее лба холодным поцелуем, отошел к месту, куда стягивали связанных пахоликов. Правда, немного задержался, склонившись над Владиславом, и так же долго смотрел на него, потом пнул его под ребра носком сапога и удалился.

— Полезай в возок, Ксеня, — Марфа потянула Ксению, окаменевшую при виде супруга, так нежданно появившегося из темноты ночной, за рукав, и та очнулась от своего морока, хотела склониться над Владиславом, но замерла, наткнувшись на пристальный взгляд одного из воинов. Она узнала его по низкому росту и тонкому острому подбородку, что только был и виден из-под тяжелого шлема.

Шустрый Ерема! Она сама бы могла догадаться, ведь только этот маленький человек был способен идти бесшумно и незаметно по следу долгое время, проникать в самые труднодоступные места, вскрывать любые замки. Ерема был вором ранее, попался на краже Северскому в одной из его поездок в стольный град и привезен в хладную вотчины. После нескольких дней в пыточной, когда ему разбили пальцы на левой руке, и угрожали вскоре отрубить ее, а потом приняться за вторую, самую главную для вора, Ерема поклялся на кресте, что будет отныне верой и правдой служить Северскому, пока живота не положит. Вот и служил!

Ерема резко развернулся и пошел к остальным ратникам, а Ксения резко распрямилась, ощущая, как липкий страх расползается в душе. Не за себя она боялась, за него, того человека, что ныне лежат без движения у ее ног! Ведь если Ерема давно идет за ними, то он все видел — и то, как Ксения благоволит к шляхтичу, и их страсть, что связывала их. И не то, что Ксения уступила Владиславу, позволила многое из того, что скрепя сердце и стиснув зубы, давала Северскому, заставит ее мужа вдоволь насладиться муками шляхтича в пыточной. А то, что она делала это сама, по своей воле, без принуждения…

Ксения не стала склоняться над Владиславом, как ни вопило об этом ее сердце, заставила себя забраться обратно в возок, даже не глядя на его тело у своих ног. Нельзя показывать Северскому, что слаба она по отношению к ляху, никак нельзя!

Марфута замешкалась на некоторое время, но вскоре тоже залезла в возок и тут же бросилась к Ксении, хватая ее за руки, умоляя выслушать ее. Но Ксения только головой качала, отказываясь, слыша только, как вяжут подошедшие к возку воины из чади ее мужа Владислава, как тащат его к остальным пленникам по примятой траве.

Он не должен убить Владека, бились, будто пойманная птица в силке, мысли в голове Ксении. Он желает получить земли, значит, шляхтич нужен будет ему живым для обмена. А потом вдруг вспомнились слова Владислава, сказанные в разговоре о его сестре: «…Мать умоляла отца подчиниться требованиям Северского, но тот не принял ее сторону, утверждая, что дочь русский не вернет, что он убьет ее, когда добьется желаемого, что надо идти на Московию и отбить Анну, пока не поздно. Он знал, что говорит, ведь сам бы поступил так же…»

Жестокая правда, обжигающая разум, заставляющая Ксению тихо ронять всю ночь слезы в темноте возка, уткнувшись лицом в свернутые одежды, чтобы заглушить любой звук, чтобы ни единая душа не слышала, как ей больно.

Наутро Ксения все же позволила Марфуте прибрать ее, как не по душе ей ни были бы прикосновения той ныне. Служанка снова пыталась начать разговор, но боярыня прервала на полуслове — быть может, позднее она выслушает, почему ее верная Марфа, которой Ксения привыкла доверять, ближе которой у нее ныне никого не было рядом, так жестоко предала ее. Быть может, позднее, но не сейчас.

Распахнулась дверца возка, и рукой Ксении, лежащей на коленях, завладел Матвей Юрьевич, гладя ее пальцы, но нажимая на них с силой, будто стремясь показать, что она снова в его власти.

— Как почивала, Ксения Никитична? — спросил он, глядя ей в лицо, и она вдруг встрепенулась, очнулась от дум о своей недоли, ясно почуяв неладное в тоне его голоса. — Позволь подсобить тебе, — и он потянул ее на себя, принуждая выйти из возка, что она сделала, стремясь сохранить на лице безразличное выражение, не выказать своего страха. Встала подле него, подняла голову и смело встретила взгляд его холодных бледно-голубых глаз. Он же осмотрел ее с головы до ног, будто видел впервые, но руки ее не выпустил, по-прежнему гладил ее пальцы.

— Боярин, — окликнул его Ерема, что остановился немного поодаль от них, и Северский кивнул головой, приказывая ему подойти ближе, не отрывая глаз от лица Ксении. Тот, явно смущенный присутствием боярыни при том, что он желал обсудить с Северским, подошел.

— Боярин, вслед за Заславским хоругвь его идет, — проговорил Ерема, и Северский чуть сузил глаза, недовольный таким известием. — Душ пять десятков или более. В двух днях пути от нас.

— Уходим тогда немедля, — распорядился Матвей Юрьевич, ведь он взял с собой ныне только десяток людей в эту вылазку, а терять такую добычу, свалившуюся ему прямо в руки, он не желал. — Запутай следы, Ерема, только ты заплутаешь их, только тебе верю. Колымаги {1} достали?

— Одну только, — склонил голову, опасаясь гнева боярина, Ерема. — Более в займище, что рядом, не было.

— Сколько душ? — бросил Северский. Ксения краем глаза заметила, как отвел в сторону взгляд Ерема, довольный тем, что боярин по-прежнему не глядит на него, не отрывает взора от своей жены.

— Более половины, — ответил он нехотя, и Матвей кивнул.

— Делайте! Только его не троньте, остальных — как Бог положит.

Ксения проследила за удаляющимся к остальным ратникам Еремой, а после, как двинулись к пленникам русские воины, поднимая некоторых, вытаскивая к месту, где когда-то ярко пылал костер, у которого те сидели прошлой ночью, ставили их на колени. Она только сейчас поняла, что будет твориться прямо перед ее глазами, побледнела, как смерть, когда Владислав вдруг вскрикнул таким горестным тоном, что у нее кровь застыла в жилах:

— С вами Бог и Матка Боска, панове!

Она увидела, как поднимают рыжеволосого Эгуся, такого белого лицом, что она видела каждую отметину солнца на его переносице и щеках, и ноги подкосились, вмиг сдавило в груди. Еще вчера он улыбался ей, строгая сук для оси, а ныне… А потом поймала на себе взгляд Владислава, полный такой лютой ненависти, что задрожали руки мелкой дрожью.

— Мне нужно в лес, — проговорила она, отводя глаза от пленников. Сказала, и сама не узнала свой голос — хриплый, будто ворона каркнула. Северский отпустил ее руку и посторонился, позволяя ей удалиться прочь от места расправы над ляхами, кивнув Марфуте и одному из ратников, чтобы последили за боярыней. Ксения все ускоряла и ускоряла шаг, покидая столь тяжелое для нее место, а после и вовсе побежала, едва ее скрыли с глаз мужа широкие ветки елей, что росли у края леса. Бежала, пока не споткнулась о сучья под ногами, не заметив их из-за слез, застилающих глаза, пока не упала с размаху наземь, больно ударившись коленями и поцарапав одну ладонь.

Но не от этой боли она тихо скулила сейчас, зажимая рот раненой ладонью. От другой, что так терзала ее ныне, душевной. Перед ее глазами то и дело вставали лица тех ляхов, только не бледными и хмурыми, какими она видела их сейчас, а другими — веселыми, смеющимися, к каким привыкла за время их совместного пути. Она свернулась калачиком, зажимая ладонями уши, едва до нее донесся тихий шум с того места, откуда она прибежала, закрыла глаза, стараясь не думать о том, что происходит там. «Это жизнь», — когда сказал ей Владислав, и она понимала, что когда-нибудь смерть все равно настигла бы тех ляхов, но почему именно так… Почему именно так, Господи?

Спустя некоторое время плеча Ксении коснулась ладонь Марфуты, которая быстро вытерла ее лицо краем своей юбки, смоченным в холодной воде из кувшина, что та принесла с собой, стремясь скрыть следы слез, убрать припухлость у глаз. Ксения настолько ослабела от своих слез, что позволила еще и поднять себя за руку с травы, поправить платье, что слегка примялось. Она заметила ратника, посланного вслед женщинам, что тут же отвел глаза в сторону, явно смущенный и видом боярыни, и ее слезами.

— Марфа… Марфа… — простонала Ксения, уткнувшись в плечо своей служанки. Та погладила ее по спине, успокаивая, сама не своя оттого, что свершилось.

— Мой то грех, Ксеня, великий мой грех… Души их на мне тоже, не только на воинах наших, — прошептала она. — Как и грех клятвопреступления. Ксеня, спросит боярин тебя про ляха, говори, не было ничего меж вами. Я на кресте в том клялась, а Ерема подтвердил. Ныне бы ляху только промолчать об том.