Роман Солнцев - Золотое дно. Книга 1

• Название: Золотое дно. Книга 1
• Автор: Роман Солнцев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

Роман посвящен сибирским гидростроителям и содержит летопись советского строителя «…о прекрасной этой жизни, о великих наших испытаниях и героических свершениях (зачеркнуто, надписано поверху:глупостях)… Чтобы вы, марсиане и сириусане, лучше представили колорит нашего времени».

Финалист «Русского Букера» за 2005 г.

---

Альберт Алексеевич подсел к столу, положил горящий длинный фонарик и уставился на мечущееся пламя, на кривой огарок, с верхушки которого на бумаги капали прозрачные слезы и тут же становились белесыми.

— Уволим, — пробормотал Васильев. — Всех уволим. И себя, и других.

Вдали стреляли из ракетницы. Красные и зеленые точки взлетали, круто изгибая на ветру траекторию…

— Куда смотришь? Посмотри сюда, — тихо сказал Васильев. — Свеча.

— Да приходится зажигать, — раздраженно отозвался Валерий.

— При такой свече Пушкин стихи сочинял… Ломоносов думал. А как просто придумана… Капает.

«Капай, капай, — продолжал Васильев про себя. — Гнись, мягкая, теплая, как плечо женщины. А сгоришь — через полчаса-час останется лишь черный липкий кружок с легшим набок фитильком, этот фитилек потом только ножиком и поднимешь…»

— Что вы? — недопонял, услышав его невнятное бормотание, Туровский.

— Да вот, говорю, строим мы тут… и свеча горит. Светила она много кому. Теперь нам с тобой. Тебе не страшно?

— Ветер усилился, — напомнил озабоченно Валерий. — Надо бы остановить монтажников. Правда, они стоят сейчас. Но как свет дадут…

— Я уже сказал Алехину. — Васильев окружил ладонями пламя свечи и смотрел со стороны на просвечивающий сквозь руку огонь. — Понимаешь, какая цепочка веков? Равнозначны ли звенья?

«Устал Альберт Алексеевич, — тем временем думал Валерий. — И все-таки молодец — в последние недели взял власть в руки. И какие дельные мысли выдал. Экономия во времени и деньгах — миллионов на пятнадцать. Он про что-то спросил?»

— Не понял, какие звенья. В бригадах? Ночные, конечно, больше устают.

Хлопнула дверь — ворвался шум ветра, вбежал Хрустов.

— Здрасьте! Скоро?

Васильев, не вставая, подал парню руку и снова уставился на свечу. Хрустов шмыгнул носом и опустился рядом. Пахло теплым стеарином и несло холодом ледового пространства из-за трясущейся двери.

— Свечу жалко, Хрустов, — пробормотал Васильев, засовывая руки в карманы кожаного пальто и ежась. — Странно, правда: штаб стройки мощной ГЭС — и свеча трепещет?

Хрустов провел ладонью по бородке и открыл рот.

— Погоди-погоди, Хрустов, я знаю — ты можешь три часа без передышки. Сейчас я скажу. — Васильев повернулся к Туровскому, тень от носа закрыла левую половину лица. — Слушай, начальник. Вот живем мы… строим… по десять-двадцать лет одну плотину. А стоит ли эта бал-шая… — Он насмешливо заговорил с восточным акцентом, — балшая куча бетона… и пускай звезда Героя за ней… одной твоей маленькой жизни? Которая никогда больше не повторится в будущие века… я тебя в этом уверяю!

Валерий молчал, ожидая привычного подвоха от саркастического умного руководителя. «Проверяет? Конечно, стоит, — ожесточенно подумал он. — Видно, так на него смерть Ивкина подействовала».

— А не взорвут сию плотину через полсотни лет? — продолжал негромко Васильев. — Не начнут залитую тайгу осушать? Выбирать на удобрение мертвую сорожку, которая лежит пластом в сорок метров глубиной перед Светоградской, например, ГЭС?

— Что вы такое говорите?.. — Туровский даже хмыкнул. — А ноль тридцать две тысячных копейки?

— Смотря как считать. Кроме кубов воды — считайте и кубы крови… и мегаватты нервов… Понимаю, резкие пики потребления энергии… — бормотал как бы про себя Васильев, вспомнив как ехал в машине с Ивкиным и говорил с ним об этом же. — Понимаю, необходимо срочно поднимать Сибирь… да, да, да. Но через полсотни лет? Это ведь недолго. Ящика два свечек. Можешь подсчитать, сколько нужно свечек зажигать одну от другой — чтобы пятьдесят лет… Ты умный, легко сосчитаешь. У тебя расчет точный.

Туровский молчал. Ему не понравилось, как все это говорил Васильев.

— Тридцать две тысячных… а кто учтет боль от смены, видите ли, поколений… Инфаркты… предательства… Слушай, — неожиданно спросил у Валерия начальник стройки. — Тебе не жалко было Таскина? Меня снимут — вспомнишь?

Валерий покосился на Льва, зубы сжал. «3а что он так? Я ли ему не служил, как разведчик среди титовых? Все хотят быть красивыми, но должен же кто-то отделять руками цветы от дерьма».

— Вы не знаете… Вы совсем другое. Он уже цифры путал. Нужно было срочно… во имя дела.

— Во имя великого дела? — безо всякого выражения на лице переспросил Васильев. — Тогда понятно. Тогда прощается. А не вспоминал о нем — думал, мне будет неприятно?

Тишину, наконец, нарушил Хрустов.

— Если вас снимут, Альберт Алексеевич, мы всегда будем вас вспоминать.

Васильев улыбнулся.

— Ты почему на какие-то скалы лазишь? Бинты переводишь, черт тебя побери! Перед девчонками красуешься на костылях! Вот возьму да женю на самой страшной! Какое ты имеешь направо-налево терять драгоценное время?! Мы тебе поручили, ты бригадир, после Васильева, можно сказать, второй человек. Ты обязан быть из железа, тебе нельзя болеть. Лидеры не болеют, вот как мы с Валерием. Я сердит на тебя. Чего пришел?

— Света нет… — прошептал Хрустов и медленно побрел к двери.

— Погоди! — остановил его Альберт Алексеевич. — Свет сейчас будет. Но кладку щита все равно прекратить. Ветер.

— Да?..

Они молчали, свеча, потрескивая, горела. Издали слышались гул и грохот льдин. Или это гремели, сбрасывая груз, самосвалы?

— Недавно прочел, ребята, в газете — есть в горах, вы знаете, страна Непал. Туда из всех стран тащатся старики, считают за счастье сгореть возле храма на костре. А мы? В какой огонь мы рвемся со страстью, со сладкой жаждой?

— В крематорий, — отозвался меланхолично Хрустов, стоя у двери.

— Заплетаясь… нога за ногу… Нас всех ждет река забвения, ручей… водопроводный кран забвения… Верно, Хрустов?

Туровский, наконец, не выдержал, посмотрел в глаза Васильеву.

— Вы прожили такую блестящую жизнь. И вы нам тут говорите чуть ли не в укор… сомневаетесь в ГЭС?! В заводах, которые вы строили? Но вы же их строили! Профессиональный строитель — как профессиональный военный. Зачем себя мучить? Внутри себя гореть? Внутренний Непал устраивать?

Хрустов живо подскочил к свече, дернул себя за бородку.

— Как зачем? Для очистки совести.

— Бред! — Валерий даже не удостоил его взглядом. Только поморщился. — Если делаем что-то не то — жжем тайгу, убиваем зверя — зачем это самосожжение? Для оправдания мародерства? А если мы делаем доброе дело, дело, нужное нашей эпохе, — тем более, зачем мучиться?

Васильев раскинул длинные руки и обнял за плечи обоих молодых своих друзей, с грустной улыбкой заглянул в лицо Хрустову:

— У тебя есть слова? Я тоже все понимаю, а сказать вот так не могу.

— А я могу! — отрезал Хрустов. Он, видимо, обиделся на Туровского, за его самонадеянность и жестокость. — Валера — демагог! И вообще, штаб — пережиток смутного времени авралов и неурядиц! Его функция — устранение бессмысленных простоев. А на стройке с грамотным инженерным и бригадирским составом их не должно быть. Я бы на вашем месте упразднил штаб. Прямо сейчас. Тем более, что Валера без особого желания вернулся.

— А что?! — ухмыльнулся Васильев. — Как, Валерий Ильич?

Черный от усталости и тоски по нежной Марине Туровский ничего не ответил. Всё шуточки! Нет уж. Он отсел на свое рабочее место — и такое совпадение — вдали вспыхнули сотни лампочек. А вот и белые мощные лучи прожекторов налились, взяли крест накрест плотину. И, наконец, здесь, в штабе загудели, загорелись люминесцентные трубки.

Хрустов кивнул и убежал.

— Ты ничего? Вытянешь ночь? — как будто не было никакого странного разговора, тихо спросил у Туровского Васильев и, натянув мохнатую кепку, тоже ушел в сумрак, располосованный светом…

(Отсутствует несколько листов — Р.С.)

…почти в полном составе (остались даже те, кто отработал днем), но без девушек — сегодня опасно! — сидели на плечах своего бетонного чудовища, соединившего два столба плотины. Рядом замер мертвый, отключенный от электричества кран УЗТМ. А справа и слева — гиганты КБГС. А на верху, метрах в семи, совсем близко, наросла зеленая ледовая гряда, льдины наползали одна на другую, с рокотом и мокрым плеском переворачивались, тасовались, как карты, и вдребезги расшибались о край «гребенки». Часть шуги уходила вниз, в донные отверстия, в те, что ближе к правому берегу, а возле хрустовского щита гора вздымалась и осыпалась, поблескивая во тьме, — здесь плотина не пропускала воду. Порой мерещилось, что вот именно сейчас вся эта необозримая армада воды, торосов, речных айсбергов двинется на людей, на плотину — и перемахнет ее… и только те, кто стоят на скалах по берегам — взрывники, туннельщики — останутся в живых… Иногда по этому скрежещущему полю словно судорога пробегала, выгибая длинные льдины величиной со стадион и вдруг выбрасывая вверх ледяной куб размером с дом…