Александра Чистякова - Не много ли для одной?

• Название: Не много ли для одной?
• Автор: Александра Чистякова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Подлинная исповедь несчастной русской женщины, которая, как известно, коня на скаку… А кони, как сказал поэт, все скачут и скачут, а избы горят и горят…

Финалист премии «Русский Букер» за 1998 год.

---

Мы играли в разные игры; смотрю заходит тот, кого я так долго ждала. Пойдет ли он ко мне, думала я, может, он занят, может я для него ничего не стою. Но он подошел. Пожал мою руку, потому что он сел рядом.

Не знаю, как высказать ту радость, которая озарила меня. Я готова была расцеловать его, если бы это было можно, но все это было внутри. Внешне я казалась равнодушной, хотя радость переполняла мою грудь. Он спрашивал, как я провожу время, как учусь, и у меня закралась мысль: а может, хоть он и сидит со мной, он принадлежит другой. Я стала ждать конца вечеринки, чтобы узнать правду. Когда пошли домой, он подошел ко мне, попросил пройтись с ним. Мы шли вдоль улицы с гармошкой, он очень хорошо играл; дошли до его дома, я постояла, а он занес гармошку и надел тулуп. Подойдя ко мне, он завернул меня в тулуп и взял мою руку. Мы шли молча, а сердца наши говорили о самом настоящем счастье, что мы встретились. Может, он не был так счастлив, как я, не знаю, но мне от него уходить не хотелось. Я почти ни о чем не расспросила и даже не разглядела, какой он стал, т. к. я почему-то стеснялась взглянуть на него прямо. Он говорил, что, как ему известно, многие парни преклоняются передо мной. Я ему ответила, что все это неправда, а сама то и дело думала, что он один мне мил и я с ним счастлива, но ему этого я никогда не говорила.

После этого мы еще один вечер были вместе и опять расстались, не сказав ни один о своем чувстве. Я бы пожила подольше да бабушка пимов больше, не дала, а в своих я не хотела показываться ему на глаза. Только из-за этого ушла.

Весна в этот год выдалась прекрасная, по окончании третьей четверти уже были цветы на лугах. Я постаралась опять попасть к бабушке. Теперь я уже была в одном платьице, в тапочках, косынке на шее. Мы все пошли на луга, видно, был какой-то праздник. Мой любимый был одет лучше всех да и сам, как мне казалось, был что цветок, чарующий меня.

Как всегда, он играет, мы с девушками поем. Подошли к реке Чулыму, берег крутой, на нем цветы. Река полная, спокойная. Мы играли, пели, рвали цветы, потом мой любимый отдал гармошку и подошел ко мне, приглашая пройтись по дорожке. Разве я могла отказаться от этого?! Я подала ему руку и мы пошли вдвоем. Что мы говорили, не помню, только я цвела так, как цветы вокруг нас. Он остановился и предложил сесть под куст, что во мне вызвало подозрение к нему. Он обнял меня и попытался взять за грудь, я отстранила его руку и предложила вернуться к девчатам. Он не хотел меня слушать и прижал мою грудь к своей. Он стоял в ожидании, что я взгляну ему в глаза и соглашусь сесть. Я упорно глядела вниз и слышала, как сильно бьется его сердце.

Мне самой хотелось обнять его своими руками и даже поцеловать, так как я чувствовала близость его губ и притом мы были одни. Но гордость девичья не позволила мне склониться к нему. Я еще раз спросила: „Вы пойдете к гармошке?“ Он ответил: „Нет, ведь вы, как я знаю, уезжаете к матери в тайгу?“ Я ответила: „Да“. „Так почему бы нам этот день не провести в такой красоте?“ Я вполне согласна была с ним. Да я бы не только день, а всю жизнь провела бы только с ним. Но такой ответ мог бы меня только погубить, чего я особенно боялась.

Потом мы стояли молча, слушая, как бьются наши сердца и, уловив удобный момент, я вывернулась из его объятий и пошла в сторону, где находились девчата. Он не погнался за мной, но просил не уходить. Я пошла, срывая цветы, попадавшиеся на дороге. Я уходила от него как какой-то призрак, а сама была с ним и бесконечно ласкалась к нему. Как камень лег на мое сердце, когда мне пришла такая мысль, что я совсем ему не нужна. А ему нужна моя гордость. Нет, этому не бывать, хоть я люблю его больше своей жизни. Вечером он не пришел, и я с вечеринки ушла рано, а на завтра ушла на два года.

Живя в тайге, я скучала не только по Саше, но и по деревенской жизни. Мама, две сестры, брат встретили меня хорошо. Я старалась им всегда угодить: выстираю, выглажу, наварю, в квартире уберу. И все равно оставалось свободное время, когда я скучала до боли в груди.

Записалась в седьмой класс, а мне было уже семнадцать лет. В школу ходила я около пекарни и всегда заходила к маме, а там подмастерьем работал Гриша Пеньков, он старался угостить меня вкусной сдобой, но я никогда не брала от него. Так он заранее накладет в венские булки масло, посыпет сахаром и подаст маме; это отдайте Саше, да не говорите, что я приготовил, а то не возьмет.

Вскоре Полина вышла замуж. Полинин муж работал с одним парнем — Ильиным Илюшей, который не был женатый. Зять познакомил меня с ним, а сестре хотелось выдать меня за этого Илюшу. Но разве в сердце может поместиться две любви? Конечно, нет. Много раз, возвращаясь из школы, — как всегда, румяная, берет почти на затылке, пальто нараспашку, я заставала за столом сестру с зятем и моим кавалером. А мама была или опечалена или в слезах. Я спрашивала, что случилась, и когда начинали говорить о моем замужестве, я уходила к соседям, а маму всегда целовала и говорила, что они трясут мешок, но он пустой.

На каникулы я ездила к старшей сестре. Это не доезжая до бабушки двенадцать километров. Думала, может, встречу любимого и нет, не пришлось его встретить, и я уехала, познакомясь с хорошеньким пареньком, Лешей Ахромеевым, но это от нечего делать. Невеселая уехала в Тайгу.

По окончании семилетки я была принята на работу в Тутальский пионерлагерь. И там находились поклонники, но я ждала лишь встречи с тем, кого любила. Когда кончился лагерный сезон, я вернулась домой. Там лежало письмо от Леши Ахромеева, в котором он звал меня в Красноярск. Если, писал, дашь согласие, я приеду за тобой. Мой ответ был отрицательный.

Я попросила маму разрешить мне попроведовать бабушку. Мама договорилась с проводником, чтобы не покупать билет. Я должна была сходить в деревню и через несколько часов вернуться к этому же поезду.

Я приготовила самый наилучший наряд, а наряд был: платье простенькое, искусственный шелк, туфли брезентовые на венском и поношенная курточка. Я считала, что нарядилась как надо. На голове все та же беретка из красного бархата и корзина с гостинцами.

На станции Итате, когда сошла с поезда, я встретила друга Саши. Мы, как близкие знакомые, оба радовались, что пришлось встретиться. Его звали тоже Шура. Он ко мне был неравнодушен. Но, видно, знал, что моя любовь не для него. Мы вспоминали детство, дружбу и так смеялись, что колхозники, работавшие неподалеку, останавливались и глядели на нас. В одной из групп была мамина сестра, моя крестная, она подозвала нас поближе и спрашивает: „Уж не поженитесь ли вы? Откуда вы приехали?“ Шура отвечал, что пока еще не поженились. Наверное, давал мне понять, что не против бы пожениться. Я только смеялась.

Когда стали подходить к деревне, он спросил: знаю ли я, что Шуру Бруева должны взять в армию? Это меня сильно встревожило, но и обрадовало, что он еще не женат. Я хотела пойти задами, но этот Шура настоял идти по деревне, имея ввиду что поставит в непонятное положение моего любимого. Он так и сделал. Когда дошли до его дома, остановились против окон. Этот Саша подает мне корзину, и я пошла к бабушке, украдкой бросив взгляд на окна.

Не прошло и получаса, как два друга пришли в квартиру бабушки. Загорелось мое лицо, как в огне, забилось сердце. Они оба просили, чтобы я не уезжала в этот день. Сколько ни просили, я решила не оставаться. Когда пришел мой сродный брат, мы попрощались с бабушкой и этот брат пошел меня проводить до станции. До этого мы договорились, что мой любимый подарит мне с себя фото. Когда поравнялись с их домом, выходит его друг и говорит, что тот совсем пьяный. Тогда я попросила, чтобы он передал ему счастливо отслужить и быть здоровым. Беру свою корзину и пошла, в это время выходит он сам (выпивший, но не очень) с упреком, что я не желаю войти в его дом. Взял корзину и говорит брату: идите, а она уедет завтра, с нашим поездом. Я не понимала, что происходит. Ведь нет денег, а хотелось бы с ним побыть. Коли он так говорит, значит купит билет. Я согласилась остаться. Войдя в дом, бабушка его встретила, поцеловала меня, как свою, она любила меня еще и тогда, когда я жила в няньках у ее соседки. Посадили за стол, угощали различными кушаньями. Но совесть убивала меня, что я вошла в дом молодого человека одна, без подруг.

После угощенья он завел патефон, долго играл, спрашивая, какая нравится мне из пластинок. Потом он прошел в комнату и позвал меня. Он лег на койку, я села около него, чтобы хоть в последний вечер почувствовать его ласки. Долго ждать не пришлось. Он взял мою руку, положил на свою грудь и гладил, нежно прикасаясь.

Потом он привлек мою голову к своей щеке со словами: „Вот и снова мы вместе! И как хорошо, что ты приехала! Но очень жаль, что расставаться надо“. Я не знала, что ему ответить, а поэтому попросила, чтобы он проводил меня до бабушки. И мы пошли так же, как и в первый раз, в его руке — моя рука и совершенно молча. Когда подошли, я глубоко вздохнула: что может подумать бабушка, ведь я с ней распростилась?! Мой любимый успокаивал: он сам сумеет поговорить с ней. Я знала, грозы не миновать. Постучались, бабушка открыла ворча. Мы сказали, что посидим около окна, и вышли. Просидели почти до рассвета, но расставаясь, он даже не поцеловал меня.