Джим Додж - Трикстер, Гермес, Джокер

• Название: Трикстер, Гермес, Джокер
• Автор: Джим Додж
• Издательство: Гаятри
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9689-0123-1

Это эпос об отщепенцах современности, о магах новейших времен — о бандитах и мечтателях с большой дороги, о виртуозах вне закона, о престидижитаторах, благородных наркобаронах, картежниках и алхимиках наших дней. Пока читатель предвкушает философско-литературные радости, которые сулит название книги, тысячи специально обученных, невыдуманных и весьма серьезно настроенных представителей сил зла, настойчиво трудятся, создавая и преумножая опасные повороты сюжета, фатальные ситуации и устрашающие эпизоды.

---

Эннели с Шеймусом горячо обнялись на прощанье.

— Золото не ржавеет, — прошептал он ей на ухо. — Мы обязательно увидимся.

— Слова, слова, — прошептала Эннели и крепко сжала его в объятиях, стараясь не заплакать.

Шеймус пожал Дэниелу руку и пошел вслед за Элмо к началу пристани. Эннели смотрела им вслед, пока оба не скрылись из виду. Когда она наконец обернулась к сыну, тот стоял, облокотившись о бортик, и глядел на серую воду Миссисипи. Эннели обняла его.

— Ну? Что ты думаешь?

Дэниел не отрывал глаз от бегущей воды.

— Она точно такая, как писал Марк Твен. И прекрасная, и уродливая.

Реставрация «Сити Батон-Руж» потребовала пятьдесят две тысячи долларов и почти два года. Для Дэниела время шло быстро. Закончив красить одну из сорока кают или надраивать песком трап, он неизменно зарывался в книгу, любую книгу о речных судах — об их истории, устройстве, обстановке. Глядя на старые черно-белые фото «Натчез», «Гранд Репаблик», «Роберт Э. Ли», «Мэри Пауэлл», он восхищался их изяществом и мощью. Дэниел читал о грандиозных речных гонках, жутких кораблекрушениях, забавных случаях и легендах большой реки, об отважных капитанах, ловких мошенниках и веселых пьяных матросах. Вечером, выбирая рыбу из перемета, он представлял себе свистки и звон склянок на пароходах-призраках, проплывающих в тумане у пристани. Каждая крупица знания, каждое новое чувство, навеянное рекой, укрепляло и взращивало в нем уважение к повседневной работе на «Сити Батон-Руж».

А для Эннели время текло так же вяло и медленно, как Миссисипи за бортом. Постепенное преображение парохода, которым был так увлечен Дэниел, гораздо меньше занимало ее. Работа была интересной, творческой и благодарной, но не вызывала такого трепета, как бегство из «Четырех Двоек», как перчатка Шеймуса на хребте.

Когда им требовались деньги на материал или инструменты, она звонила Дейву Джаспарсу. В первый раз он объяснил ей, что в местном отделении Первого национального банка заведен счет на имя Мейбеллин Уайетт. Теперь Эннели стала овдовевшей дочерью Дж. С. Оллсопа, крупнейшего производителя тростникового сахара в Луизиане и прежнего хозяина «Сити Батон-Руж», его пристани и сорока акров прилегающей береговой земли — все это она недавно унаследовала после безвременной кончины отца в новоорлеанском борделе. Высоким, почти женским голосом Дейв Джаспарс сообщил ей, что пароход будет использоваться как центр связи и лишь изредка — для больших собраний. К огромному разочарованию Дэниела, паровой двигатель решено было не ремонтировать и не менять. «Сити Батон-Руж» так и останется на приколе.

За все время работы у Джаспарса ни разу не возникло вопросов к стилю, цвету или сумме расходов. На каждый звонок с новой просьбой о деньгах следовало немедленное пополнение счета, и никаких разговоров о технической стороне дела. Самого Джаспарса Эннели с Дэниелом ни разу не видели. Никто из АМО не проверял их работу. Заходили только случайно шедшие мимо портовые обитатели (которых Дэниел всегда приглашал на обед и отпускал только после обстоятельного интеллектуального вымогательства — въедливых расспросов о речном деле) и рабочие, нанятые для особых ремонтных дел. Дэниел, предпочитавший дровяное отопление и старинные масляные люстры, с отвращением смотрел на электрические кабели и генераторы в машинном отделении.

Эннели надеялась, что к двенадцатому дню рождения Дэниела реставрацию удастся завершить, но когда подошел март, они только начали красить большую столовую. Утром Эннели вручила сыну подарок, отличный телескоп, и после праздничного ужина они вынесли его на палубу — взглянуть на зимние созвездия. Промозглый мартовский ветер скоро загнал их обратно в капитанскую столовую, где они обычно ели. Дэниел сел во главе стола, а Эннели нырнула в камбуз и тут же вернулась с именинным пирогом, на котором горели двенадцать свечей. Она поставила его перед сыном, напевая «С днем рождения тебя». Глаза мальчика поблескивали в свете свечей.

— Не забудь загадать желание, — напомнила Эннели.

Дэниел подумал секунду, глубоко вздохнул и задул все свечи кроме одной, той, что в центре. Эннели тут же погасила ее пальцами.

— Наверно, желание не сбудется, — вздохнул именинник. Жалобные нотки редко звучали у него в голосе, и сейчас Эннели не знала, как поднять внезапно упавшее настроение. — Знаешь, что я загадал? Я хочу узнать, кто был мой отец.

Эннели знала, что в день рождения возникают такие вопросы, и все-таки этот застал ее врасплох. Она опустилась на стул, вдруг почувствовав себя старой и беспомощной.

— Я ведь уже говорила, Дэниел, что не знаю. Я была очень молода, ничего не соображала, и мне было плохо. Спала с любым, кто крепко обнимал меня, с кем было тепло. Твоим отцом может быть один из нескольких мужчин. Я сама очень хотела бы знать и сказать тебе.

— Так скажи! — закричал Дэниел. — Скажи! Ты должна знать!

— Не могу, Дэниел. Я, правда, не знаю.

— Врешь! — взорвался он. — Ты должна мне сказать! — и ударил кулаком прямо в центр пирога.

Эннели дала ему такую затрещину, что рука онемела. Мальчик качнулся вперед и едва не слетел со стула. Прижал к щеке измазанную сливками руку и заморгал сквозь льющиеся слезы.

— Что, больно, засранец?! — вскочила со стула Эннели. — А мне, думаешь, не больно?

Плачущий Дэниел машинально кивнул.

— Откуда это взялось? Почему ты так делаешь?

Он только кивал.

— Отвечай, Дэниел. Нельзя так со мной поступать, а потом запираться. Что это такое?

— Просто мне нужно что-нибудь… — всхлипнул мальчик. — Что-нибудь, что можно представить…

Теперь она поняла. И снова села на стул, вдруг совсем успокоившись.

— Я впервые увидела твоего отца, — начала она, — когда пряталась в домике рядом с Энкер-Бей, миль на пятьдесят ниже Четырех Двоек. Второй год стояла страшная засуха, почти ни у кого не было воды. Летом я проснулась на рассвете и выглянула в окно. Снаружи клубился туман, белый, как молоко. На лугу стоял какой-то мужчина, высокий, с бородой, на нем была шляпа-цилиндр и длинная черная накидка. Он искал воду — шел по лугу, держа перед собой лозу. Я почувствовала, что он заметил меня. Вышла на луг и встала перед ним. Он расстелил на траве свою накидку. И мы стали заниматься любовью, не сказав ни единого слова. Потом он накинул мне на плечи накидку. А перед тем как уйти, показал в центр луга: «Там глубокий источник, почти посередине, но копать нет нужды. Скоро будет дождь». И на следующее утро я проснулась от теплого, сильного ливня.

Дэниел серьезно кивнул.

— Твой отец был капитан парохода. Пароход назывался «Дельта Куин». Я там служила горничной — одна из девушек кажун, луизианских французов из Байю. До сих пор помню его объятия, крепкие руки, привыкшие к штурвалу. Ты был зачат на полу в рулевой рубке — штурвал медленно вращался сам по себе, и пароход плыл куда глаза глядят. Следующей ночью случилось землетрясение. Сперва я не чувствовала его на воде, но было слышно, как у берега кричат люди, в лунном свете виднелись верхушки падающих деревьев. Казалось, река через что-то перекатывается, и вдруг начали ломаться шпангоуты — громко, словно ружейные выстрелы — а в салоне послышался звон битого стекла. Я шла в рулевую рубку с бутылкой бренди и упала на лестнице. Вокруг кричали люди, прыгали за борт. Вдруг откуда-то выбежал твой отец, взял меня на руки и понес на верхнюю палубу. На носу стояла маленькая шлюпка. Твой отец перерезал ножом веревки, которыми она была привязана, и посадил меня внутрь. Поцеловал, сказал, что очень любит меня, и опустил шлюпку на воду. А сам побежал обратно, помогать другим. Я уплывала, все еще не выпуская из рук бутылку бренди, и видела, как он бросился в салон, который через несколько секунд загорелся.

Дэниел закрыл глаза, рассеянно трогая щеку, куда его ударила Эннели.

— Твой отец был грабитель. Я работала официанткой в грязном коктейльном баре, в Чикаго. Однажды под утро после закрытия мы с барменом домывали последние стаканы, когда из туалета вдруг появился этот парень с револьвером. Бармена он связал и запер в кладовой, потом выгреб кассу. Бросил мешочек с мелочью в сторону моего столика, где велел мне сидеть и не двигаться. «Поставь что-нибудь в проигрыватель», — сказал. Я спросила, что бы он хотел послушать. «Что угодно, лишь бы ты была в настроении», — рассмеялся он. Это был самый легкий, самый свободный смех, который я слышала в жизни. В конце концов я оказалась за рулем его машины — мы ехали к нему домой. Нет. Подожди. Вру.

Дэниел впился в нее внимательным взглядом.

— Мы к нему не поехали. Занимались любовью прямо там, на длинной барной стойке.

— Фу, — покраснел Дэниел. — Мам!

— Ты хочешь узнать, кто твой отец, а я сама этого не знаю. Мне остается только рассказать тебе все, что цепляло меня в мужчинах, что меня поражало, восхищало, притягивало, о чем я мечтала. И когда я закончу, отца у тебя все равно не будет, ты все равно не узнаешь, кто он, но ты гораздо лучше начнешь понимать, кто я такая, и что ты мой сын, и что я тебя люблю.