Лариса Петровичева - Охота на льва

• Название: Охота на льва
• Автор: Лариса Петровичева
• Жанр: Фэнтези

Третья книга Аальхарнской трилогии. Промышленная революция, долгая война, разведка потенциального противника, дирижабли, интриги, революции — и любовь, конечно же. Наслаждайтесь.

---

— Наш?

Его коллега Пазум, тоже лейтенант, но подающий большие надежды, неслышно подошел сзади. Крич пожал плечами и вынул из кармана трубку.

— Не думаю. Скорее всего, это убийство с целью ограбления. А наш цацки оставляет.

— Ты думаешь, у нее были цацки?

— Конечно. На пальцах полоски от колец — носила, не снимая.

Пазум состроил гримасу, которую можно было толковать как желание сбросить ношу с плеч как можно скорее.

— Ну тогда так и оформим. Личность определим по заявлениям о пропаже. А цацки наверняка уже в ломбардах звенят.

— Будем искать, — подытожил Крич и, на прощание пожав коллеге руку, пошел в сторону Халенской слободы. Надо было составить рапорт, но ведь это можно сделать и за кружкой пенного.

Уже после, сидя в кабаке, Крич вдруг понял, что утренняя головоломка в его голове составляется в цельную картину. Это было не убийство с целью ограбления. Даже далеко нет. Крич вспомнил, что дыра на платье располагалась немного ниже раны под левой грудью, и крови на самом платье было совсем немного. Сначала девушку раздели, надругались над ней, а потом ударили ножом. Затем на нее натянули одежду, в которой торопливо сделали дыру, сняли кольца с пальцев — и отправили в реку. Искать драгоценности в ломбардах и у скупщиков бессмысленно — убийца не испытывает нужды в деньгах, а колечки наверняка хранит в качестве сувениров. Да и есть ли смысл искать этого мерзавца вообще? Крич основательно приложился к своей кружке и ответил себе: нет, смысла в этом ни на грош. А вот если определить личность убитой, а затем подставить под это дело кого-нибудь из тех, кому и так уже светит долгий отдых за решеткой — вот в этом смысл несомненно имелся. Тогда и капитанские лычки наконец-то появятся.

Сказано — сделано. Безутешные родные опознали Мариту Стерх, а уже к вечеру Крич собственноручно совершил задержание подозреваемого в убийстве, который после трехчасовой беседы с пристрастием дал признательные показания. Столичные газеты подробно осветили это дело, представив фигуру лейтенанта в самом выгодном виде, и начальство, скрипя зубами, написало-таки рапорт на высочайшее имя о повышении Крича до звания капитана.

И пока никто не знал, что в столице был человек, который не поверил официальному объявлению об окончании расследования.

Хела Струк происходила из древнего и благородного рода Струков, который впервые упоминался в летописях еще при языческих императорах: тогда первый Струк изрядно отличился в Битве Восьми Государей и получил княжеское звание на вечные времена. Выше князей по достоинству была только императорская фамилия, и если бы прадедушка Хелы, отчаянный гуляка и пьяница, не спустил в игорных домах Гиршема половину родовых капиталов, то Струки никому не уступали бы и в богатстве. И пускай жилось им как не в старые времена, когда Будан Струк мог в озорстве растопить деньгами камин для своей любовницы, семья Хелы по-прежнему считалась состоятельной. Хелу и ее брата воспитывали лучшие учителя и наставники, дети не знали отказа ни в игрушках, ни в сладостях, и жизнь казалась Хеле дорогой сказочного королевства, усеянной бриллиантами из дедовских сундуков. О том, что состояние ее семейства во многом зависит от сотен крепостных, которые трудятся на неурожайных загорских полях с утра до ночи и даже серого горького хлеба едят не досыта, Хела не задумывалась и вместе со всем семейством хохотала над милой остротой матери: «Что ж, коль у них нет хлеба, то пусть едят пирожные!».

Все изменилось после того, как пришел Заступник, взошел на костер за грехи людские и вознесся на небо. Страна замерла в ожидании, а затем, словно кто-то могучий и властный толкнул ее, сорвалась в пропасть. Государь Луш, помазанник Небес, был лишен престола и отправился в тюрьму, где умер при загадочных обстоятельствах, а власть немедленно подхватил безродный выскочка и развратник Торн, который еще в бытность шеф-инквизитором не считал зазорным путаться с ведьмами и еретиками. Хела ушам своим не поверила, когда отец, как-то резко сникший и постаревший, вернулся домой с главной столичной площади и сбивчиво пересказал, что новый государь объявил отмену всех владетельных прав и дал волю крепостным.

Волю! Безграмотным крестьянам, которые родились в грязи и в ней же должны умереть! Глупо, безрассудно, противоречит законам небесным и человеческим. Однако же одним мановением руки нового государя бывшие крепостные стали свободными и достойными гражданами новой империи. Хела прочла потом речь императора, опубликованную во всех газетах и висевшую на каждом углу, и некоторые выдержки из нее запомнила навсегда. «Все люди сотворены равными и одинаковыми перед лицом Заступника, и все имеют право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Когда мы предстанем перед Судией Всемилостивым и Безжалостным, то Он не увидит разницы между владетельным сеньором, крепостным крестьянином и мной. Поэтому, во имя нашей Родины, истинной веры и любви к своему народу я отменяю крепостное право в Аальхарне навечно и объявляю уравнивание в правах и обязанностях для всех его граждан…»

Естественно, чернь носила нового императора на руках. А вот приличные люди подобного восторга не испытывали. Как вообще можно подумать, что какая-то прачка или крестьянка теперь равна в правах с княгиней? Глупости! Приход амьенских войск казался лучшим людям Аальхарна идеальным выходом из безумной ситуации: сумасбродного выскочку свергнут, и все будет по-прежнему. Однако ничтожному быдлу, как оказалось, теперь было, что терять, и война, которая должна была решиться малой кровью, растянулась на много лет, вывернув наизнанку привычный быт и лишив всех надежды на даже частичное восстановление нормального хода вещей.

Брат Хелы скрепя сердце присягнул на верность новому владыке и изрядно отличался на военном поприще. Хела им гордилась — Алеко не так давно получил генеральский чин и смог, наконец, переехать из казарменных палат в положенный ему по званию собственный дом. Сама же Хела аккуратно тратила жалкие остатки великого состояния Струков и зарабатывала себе на жизнь библиотечной работой. Какой стыд, думала она, сидя за своим столом в центральной библиотеке и оформляя очередную книгу для картотеки, я, наследница древнего рода, вынуждена работать за ничтожные гроши рядом с этими выскочками, которые читать-то едва умеют. Однако она благоразумно скрывала собственное презрение, и директор библиотеки, сын деревенского священника, выбившийся в люди благодаря императору, очень хвалил строгую молодую женщину с идеальной осанкой и тонкими, всегда поджатыми губами.

Конечно, кое-какие привилегии у дворянства все еще остались. Например, посещение государственных праздников. Ежегодный императорский бал раз в год давал Хеле возможность нарядиться в дорогое платье и надеть еще не распроданные драгоценности. Ах, как она танцевала! Словно в старые времена, когда отец задавал роскошные балы в их милом доме, и Хела скользила по паркету, едва касаясь его носками изящных туфель. В кавалерах у нее недостатка не было — и дворяне, и важные господа из так называемых новых аальхарнцев считали за честь провести с ней тур танца. Легкая, изящная, какая-то неземная, Хела казалась небожительницей: поклонники засыпали ее подарками и письмами, но сама она не желала отдать ни руки, ни сердца — никому из них.

Однажды на балу ее представили Торну. Хела никак не выказала своей ненависти, доходившей порой чуть ли не до физической брезгливости, и сделала реверанс с таким изяществом, которое скорее подходило воздушной фее, а не живому человеку.

— Ваше величество, — промолвила она, опустив взгляд к паркету, — я искренне счастлива видеть вас.

— Моя госпожа, — донеслось до нее откуда-то сверху, — наше знакомство — честь для меня.

Потом колонки светской хроники всех газет сообщали, что давно не приходилось видеть столь изящную пару: танец его величества и госпожи Струк покорил всех легкостью, красотой и непринужденностью движений и истинным достоинством. А Хела, вернувшись домой, вдруг поняла, почему нынешний владыка Аальхарна пользуется такой любовью: его внутренняя сила и обаяние власти делали его неуязвимым, и эта смесь подавляла и растворяла в себе. Даже если бы она, Хела, решилась зарезать его на балу — а такие мысли не раз и не два приходили ей в голову, то у нее ничего не вышло бы — и нож упал бы из внезапно ослабевшей руки.

У Мариты Стерх, единственной подруги Хелы, это получилось. Утром бального дня, когда Хела готовилась к танцам, Марита пришла к ней и сказала:

— Хела, вчера я стреляла в императора.

И, разрыдавшись, она упала в кресло.

К чести Хелы следует сказать, что в сложных ситуациях она не теряла самообладания и теперь сперва напоила подругу успокаивающим отваром прянты, а затем, когда Марита пришла в себя и смогла говорить без слез, спросила с нескрываемой надеждой: