Крис Вудинг - Ускользающая тень

• Название: Ускользающая тень
• Автор: Крис Вудинг
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04709-0

Ослепительный солнечный свет губителен для жителей планеты Каллеспа. В подземных пещерах, освещенных фосфоресцирующими грибами, не прекращается война между племенами за приграничные территории — бесплодные земли, сталактитовые леса и бездонные озера. Эскаранка Орна, храбрый воин Кадрового состава, попадает в плен и оказывается в тюрьме. Изматывающая работа в кузнице лишь заглушает тоску по мужу и сыну, но не лечит. Во что бы то ни стало Орна должна вырваться из гуртского плена. Однако возвращение домой оборачивается полной катастрофой. Неожиданное предательство переворачивает привычный мир с ног на голову.

---

— И за что же вас заставили принять это пожизненное служение?

— Никто меня не заставлял, я сама решила. Клан Каракасса оказал мне величайшую услугу, когда мне было десять лет. За это я поклялась служить им всю жизнь.

В моем голосе невольно звучит гордость. Поворачиваюсь в кресле, чтобы Гендак мог видеть моё голое плечо.

— Этот знак — символ клана, которому я поклялась в верности. Тот, что на лице, означает, что я — Должница. Ни один другой клан не даст мне работу. Даже самую чёрную. Никто не рискнёт, побоятся. Поссориться с кланом Каракасса — значит с голоду умереть.

Гендак откидывается на спинку кресла и изучает меня своими бледными, мёртвыми гуртскими глазами. Некоторые романтичные дураки считают гурта элегантными, изящными, наделёнными особым обаянием. Я же вижу только нездоровую бледность, и глаза у них будто плёнкой затянуты. И ничего поэтического в их напевной речи нет. Наоборот, звуки на редкость отвратительные и вдобавок зловещие. Значит, если поймёшь врага, легче будет с ним поладить? Я понимаю гурта как никто другой и от этого ненавижу их только сильнее. Ринн бы, как всегда, сказал что-нибудь правильное. Например, так — ты замечаешь только то, что хочешь. А хочешь ты их всех ненавидеть за то, что они с тобой сделали. Это и раньше было правдой, а теперь — тем более.

— Стало быть, у вас существует система долгового рабства. Для нас это такая же дикость, как для вас — наши порядки, — задумчиво произносит Гендак. — Мы, по крайней мере, не порабощаем своих же соотечественников. Впрочем, допускаю, что нет хороших и плохих народов, всё дело в точке зрения.

— Нет, — возражаю я. — Всё в дело в том, кто одержит победу. Кто победит, тот и прав.

Столовая представляет собой прямоугольный каменный зал с девятью длинными столами, расставленными вокруг центрального очага, в котором варится или жарится на решётках и шампурах пища для заключённых. Тут ещё жарче, чем в камере. Теперь, когда я по-настоящему стала чувствовать себя пленницей, так и хочется вырваться на свободу. Если не считать разговоров с Гендаком, жизнь моя ужасно однообразна. Кузница, столовая, двор, камера. В другие части тюрьмы нас не водят.

В этот раз нам сварили похлёбку с клёцками из спор. В миске плавают хрящи пополам с жиром. Я вообще не особо брезглива. К тому же понимаю — надо набираться сил. Первое время я ела просто потому, что не хотела привлекать к себе лишнего внимания. Так было проще. Но теперь проглатываю всё на огромной скорости. С набитым ртом разговариваю с Фейном, да ещё и ложкой размахиваю. Не знаю, что на меня нашло. Вдруг откуда ни возьмись появились силы, и я понимаю, что мне хочется есть. Теперь я снова начала ощущать вкус пищи. Впрочем, в этом конкретном случае лучше бы не ощущала.

Фейна очень радуют произошедшие со мной перемены. Вдобавок ему теперь есть с кем поговорить. Оба мы до сих пор ели в полном молчании. Зато теперь на нас смотрит вся столовая.

Рассказываю всё, что разузнала про нашу тюрьму. Фейну это очень интересно. Я многое узнала, слушая разговоры других заключённых. Да и охранники при нас даже голос не понижают. Ну как же, кто, кроме них, может понимать их великий язык?

С первого дня Фейн стал среди заключённых отверженным, поэтому не знает самых простых вещей. Впрочем, причина, возможно, в том, что он не дал себе труда выяснить нужную информацию. Фейн вообще кажется мне удивительно пассивным, особенно в такой непростой ситуации.

Вот я и рассказываю ему всё, что знаю. Нас держат в гуртском форте под названием Фаракца, находится он у самой границы. Мастерские, а также наша кузница, прачечная и пекарня располагаются в самом центре форта. Поблизости от них — половина, отведённая учёным, а наши камеры — в пещерах под фортом.

То, что я выяснила от Гендака, все и так знали. Нас здесь держат потому, что мы можем принести какую-то пользу — среди прочего, для врачевателей или экспериментаторов. Мне с Гендаком повезло, он со мной просто разговаривает, а с другими жертвами учёных происходят поистине ужасные вещи — их разбирают на органы, на них испытывают новые лекарства, на них заклинатели отрабатывают хтономантические процедуры. После всего этого несчастные не выживают. Законы запрещают гурта поступать подобным образом с соотечественниками, однако о других народах никто не позаботился.

Ходят слухи, скоро сюда прибудет один из Старейшин. Они вроде наших заклинателей камня. Только у нас такие люди к политической власти не стремятся, а у них Старейшины контролируют всю законодательную сферу. Вернее, новых законов они не издают, а сохраняют уже имеющиеся. Эти люди следят за исполнением воли Маала через много лет после его смерти, и власть их неоспорима. Так диктатор правит своим народом даже из могилы.

Заключённые боятся его прибытия. Старейшина ещё пострашнее врачевателей. Говорят, его подопытных приковывают цепями в подвале, и многие из них остаются калеками.

— Кажется, догадалась, — говорю я Фейну. — Вот для чего они наблюдают за нами во дворе и меняют распорядок дня. Или то отменят купание, то снова введут. Следят, как это на нас влияет.

— Может быть.

— Попадись мне эти врачеватели, — бормочу я, — возьму нож и быстренько им покажу, как надо правильно резать.

Фейн отводит глаза. Кажется, мой тон его беспокоит.

— Они сделали тебе зло, — произносит он. — Они тебе не просто враги.

Этот парень будто читает мои мысли. Всё ловит на лету.

— Они убили моего мужа, — говорю я, прежде чем успеваю остановиться. Слова вылетают сами собой и повисают в воздухе. Горло сжимается, на глаза наворачиваются слёзы. Злясь на саму себя, опускаю взгляд. Нет, плакать я не собираюсь.

Фейн долго молчит. Наконец произносит:

— Понимаю.

Уж кто-кто, а Фейн и правда понимает.

— Но твой сын живой.

Поднимаю глаза:

— Ты этого не знаешь.

— Я одно знаю — ты живая, — отвечает Фейн, да так самоуверенно, что придушить его хочется. — А ведёшь себя, будто нет.

— Кто бы говорил! — взрываюсь я. — А ты сам разве не сдался? Сидишь тут и ничего предпринять не хочешь.

— Я не сдался нисколько, — возражает Фейн. — Я жду. А ты сдалась.

От злости ударяю по столу.

— Я никогда не сдаюсь, понял?! — ору в ответ.

Сидящие рядом заключённые оглядываются, а Фейн невозмутимо смотрит на меня, будто терпеливый родитель на разбушевавшегося ребёнка. Чувствую себя ужасно глупо. Готова сквозь землю провалиться. Снова продолжаю есть. Постепенно другие заключённые отворачиваются и начинают болтать друг с другом. Охранники расслабляются.

Некоторое время ем молча, в голове крутятся мрачные, яростные мысли. Фейн заставил меня взглянуть на себя со стороны, и то, что я увидела, мне не понравилось.

Я совершенно зациклилась на себе. Забыла обо всём, предавшись горю. Не помнила, кто я и что я. Спряталась за переживаниями, будто за защитной подушкой. Но с меня хватит.

У меня есть обязанности. Дела. Жизнь, к которой я должна вернуться. У меня есть сын, который, возможно, считает меня погибшей. Но я жива. И вообще, я из Кадрового состава или нет? Никто не смеет держать меня под замком.

Фейн наблюдает за мной, и я понимаю — он знает, о чём я думаю. С удовлетворённым видом парень возвращается к еде, а у меня внутри всё кипит.

Пора наконец выбираться отсюда.

Глава 25

Гурта даже представления не имеют, с кем связались. Все их жалкие предосторожности меня не удержат. Скоро я вырвусь из их тюрьмы.

Такой бодрой и активной не была ни разу в жизни. Поверить не могу, что та молчаливая, унылая тень, которую сюда привезли, — это я. Как я могла проявить такую слабость? При одной мысли передёргивает.

Надо было с самого начала готовить побег, вместо того чтобы упиваться собственными страданиями. Мой сын где-то там, далеко, воюет. Мне отлично известно, что система связи у нас работает медленно. Скорее всего, из Корока ещё даже не сообщили, что произошло. Джей не знает, что его отец убит, а мать пропала без вести. Невыносимо думать, что он может считать меня погибшей. Как представлю, как ему об этом сообщает какой-нибудь чиновник в грязном бараке в какой-нибудь дыре около границы…

Джей не знает, что я выжила. А я не могу быть уверена, что жив он. Но я должна разыскать Джея. Теперь это для меня самое главное. Необходимо сказать сыну, что он может возвращаться домой. Его отец погиб достойной смертью. У Джея нет причин оставаться на фронте. Дома я храню письмо, которое может вызволить его из армии. Джей вернётся в университет. Снова будет со мной, с Рейтой, в безопасности. Главное, чтобы с ним не успело ничего случиться.

Я внимательна и бдительна, от моего взгляда ничто не ускользает. Запоминаю, кто из охранников терпеть не может друг друга, кто с кем играет в фишки. Кто кому должен денег. Когда нас ведут из кузницы в камеру, из камеры во двор, из двора в столовую, запоминаю расположение коридоров. В уме выстраиваю схему этого места и, сидя в тёмной камере, представляю, как иду в одну сторону или в другую.