Кейла Ноар - Смерть в сновидениях

• Название: Смерть в сновидениях
• Автор: Кейла Ноар
• Жанр: Эзотерика

Возможно, мир сновидений и мир мёртвых пересекаются, и во сне мы снова можем увидеться с покинувшими нас родными и близкими. В книге собраны сновидения реальных людей, повествующие о смерти и встречах с умершими. Во сне живые и умершие общаются, разговаривают и приходят к пониманию. Хотя встречи не всегда проходят гладко: часто под видом умерших сновидцам являются агрессивные сущности, желающие напугать спящего. Книга будет интересна тем, кто считает, что сны – это не игра воображения, а другая жизнь в потустороннем мире.

---

Так я и сделала. За дверью жили Медв и Пага. Их жилище выглядело примерно так: хол и кухня представляют собой единое, довольно-таки просторное помещение, как в старых домах начала века для "пролетариев", питерских хоромах, разделенных надвое (одна половинка начанается, как положено, в парадном, а другая, образовавшаяся со стороны черного хода, начинается сразу с кухни) и "баракко" 30-х годов. Оба расхаживают в халатах и пижамах, я извиняюсь, что разбудила, они говорят, что я пришла как раз вовремя, и они покажут мне дом.

За пределами "трущобной" кухни начинаются настоящие хоромы. Зал с колонами, вторым светом и галереей, оформленный в стиле поздней готики. Я удивилась: как это может быть? Мне объяснили, что дом строился в советские времена для партийных работников, с применением технологии искривленного пространства. Чтобы снаружи казалось, что аппаратчики живут в таких же хрущебах, как все остальные. "Здесь четыре комнаты, мы занимаем три".

"А не здадите ли мне четвертую? Наша продается" – поинтересовалась я.

Не помню, что мне ответили Медв и Пага, но вопрос остается в силе.

По идее, я должна написать о том, что "спросили, что это я давно не появляюсь, не пишу ничего". Так вот, ничего подобного они у меня не спрашивали. Даже не помню, предложили ли мне кофе.

Эпиздод 4. Ограбление Ацкого Сотоны

Как сказал Жан-Поль Сарт, "ад – это ярмарка". Итак, снится мне некое очень многолюдное место, нечто среднее между вокзалом и госконторой. Все снуют, делают какие-то дела, и все куда-то собираются. В толпе мелькает какая-то парочка, напоминающая булгаковских Фагота и Азазело. Им таки есть до меня дело, они усиленно вербую меня завербоватся в их епархию. У них ну ничерта не выходит, и в конце концов, я вижу, как один, "фагот", прячется за колоной, и вызывает по мобильнику свое "начальство". "Ха, – думаю я, – бесполезная растрата административного ресурса". Но куда мне, смертной, тягатся с князем мира сего! Сам САТАНА оказался еврем средних лет, удивительно интелигентным, обаятельным и убедительным.

"Понимаете ли, Танцующая, – говорил он, – вы зря так убеждены против нашего ведомства. К нам попадают не проклятые, а совсем наоборот. Редко кому дается возможность попасть в чистилище, да люди за это бьются, мошенничают, годами очереди ждут. А вам – специальное приглашение! Поймите, некоторое время у нас прекрасно вас аттестует, перед вами откроется блестящее будущее!" Потом мы некоторое время поговорили на отвлеченные темы, после чего я была от него в полном восторге: "чтож, я готова пойти за вами куда угодно!". Ага, хоть в преисподнюю).

Преисподняя напоминала чистенький отельчик средней руки, где меня разместили в двухместном номере. "Фагот" приступил к своим прямым обязанностям дьявола в аду: принес мне коричневую шляпку. "Принцип заключается в том, что шляпа – или на голове, или… не на голове. Поняли? Вы можете поступать с ней, как вздумаете, но принцип есть принцип". И ушел. Я поняла, что должна что-то делать, но что? От нечего делать я надеваю шляпку – и вдруг замечаю, что в комнате, в ванной, на туалетном столике, на всех поверхностях разложены удивительной крастоты расчески. С ручками, украшенными стразами (или камнями?), инкрустированные, резные, тонкой работы. Я любусь одной из них, подхожу к зеркалу, чтобы причесатся, снимаю шляпу – и расчески исчезают. Надеваю – появляются снова. Честно говоря, я не очень растроилась, потому что была готова к чему-то подобному (зря, что ли, увлекалась теологией, аглийской готикой и немецкой романтикой?)).

Когда "Фагот" пришел за шляпкой, я ядовито спросила: "И это и есть все ваши запатентованые мучения?". "Дело в том, – ответил патронирующий меня Демон как-то смущенно, извиняясь, – что с 1880 года нам запретили применять физические мучения. Только моральные страдания…"

Потом ко мне подсаживают "соседку": молодая чернокожая девушка в жутко дурном настроении. Оказывается, что она жила в Америке, служила в армии, но ни в каких военных действиях никогда не участвовала. Сидит с ногами на кровати, и пытается наскрести хоть каких-то грехов, чтобы обосновать свое нахождение здесь. Надо сказать, что даже с учетом самых строгих моральных правил перечень получается довольно-таки жалкий. "Ты появилась здесь, видимо, не за свои грехи, а чтобы я страдала от такой соседки-зануды" – сказала я что-то в этом роде.

Через некоторое время я предложила ей побег. Выйти из здания оказалось довольно-таки просто: дверь оказлась не запертой, в коридоре никого не было, а выход из здания – совершенно свободных. Перед главным входом – насоящий "майдан незалежности": огромная площадь, полная людей. Идет нечто вроде "записи и регистрации", или "заселения" туристической группы. Только людей видимо-невидимо, и "заселение" идет со скрипом, с очередями, заторами и вытекающими из этого склоками. Пройдя через площадь, мы "завербовали" на побег еще несколько человек.

За "майданом" оказалась сосновая роща, мы шли по просеке, когда кто-то пустил слух: "нас хватились, и теперь ищут". Я веду народ прятатся в обнаружившийся у дороги роскошный особняк: "вряд ли Сам будет искать нас в собственном доме!". Так мы и сделали.

Интерьер оказался роскошным, в викторианском стиле. Мы решили ничего там не брать: "если нам удастся уйти, у них не будет оснований вернуть нас обратно. А вот если мы что-либо возьмем, то они воспользуются возможностью привлечь нас по уголовной статье". Однако любопытсво – еще не уголовщина, и я решила хотя бы посмотреть, что там есть интересного. Я обнаружила мешок старинных монет, и что куда более интересно, шкатулку. В ней – удивительной красоты перстень, с крупным рубином в окружении двух сапфиров, флакон для духов из темно-красного стекла, усыпанный камнями, и золотые карманные часы в белом, эмалевом футляре: сдержано, но очень стильно декорированы. Я расстроилась, что не могу их взять…

Тем временем, у нас неприятности: "они закрыли ворота, как нам теперь вырваться?". В разгар бурного обсуждения входит "американка": оказывается, она познакомилась на площади с цыганами, которые обещали нас переодеть, и под видом своих вывезти за территорию, если мы найдем и вынесем им мешок с монетами!".

В холле наша группа беглецов, смешавшись с цыганами, переодевается в цыганок. Я, тем временем, беру и завязываю мешок с монетами: мы договорилсь, что часть отдам стразу, часть – за воротами, последнюю часть – "в городе". Уже собираясь уходить, мелькает мысль: "раз уж мы все равно украли монеты – не все ли равно?" Я возвращась к шкатулке, и втихоря сгребаю ее содержимое. Перстень надеваю на палец, а часы и флакончик прячу в левый нагрудный карман моего любимого, старого-престарого кожаного пиджака, который давно не решаюсь носить из за крайней ветхости, но не собираюсь выбрасывать из великой любви.

Последний кадр: я, между двух цыганок, благополучно выезжаю за ворота на запятках одной из бричек табора.

В гостях у бабушки

Автор: Ватари, 15.8.2006

Автор полностью отдает себе отчет о тупости и неоригинальности, но слов из снов не выкинешь, к тому же от этой пакости надо как-то избавляться %))) А вы, господа, просто идеально подходите для увековечевания всякой потусторонней фата-морганы.

Сон из части полнометражных, очень ярких и вгоняющих меня в депр художественных фильмов моей головы. Я, конечно, главный герой, я конечно, ребенок – дети, в конце концов наиболее уязвимая для нелепых ужастиков часть населения. Все в лучших традициях синематографа – я в гостях у бабушки, но не у моей, а у какой-то чужой, так что мельтешашие на фоне взрослые абсолитно не помогают моим бедам, а, как сказать, их наглядно иллюстрируют. А беды такие – я точно знаю, что где-то рядом едят людей. Не просто пожирают, аки звери неразумныя или полинезийцы невоспитанныя, а самым тщательным способом разделывают, коптят и кушают. В доказательство этому мне являются соответсвующие флэшбэки, видения или просто картинки в голову. Самое противное – то, что я знаю, что эта гадость заразная, что находясь в плохом месте, можно заразиться и самому из горячо любимого себя превратиться в тварь негодную. Видения повторяются все чаще и чаще, и я в итоге классически нахожу в зарослях малины (которая для меня целый лес, я же маленький), нахожу оччень аккуратненькую бревенчатую баньку, заглянув в которую я, естественно, обнаруживаю ржавые железные столы, торчащие ребра, облепленные почерневшим мясом, запах копченостей и висящие с потолка хребётики.

В итоге мне является сама ТВАРЬ НЕГОДНАЯ, заставляющая людей ДЕЛАТЬ ПЛОХО, я не могу ее разглядеть, тварь очень шустрая, могу только ухватить краем глаза мельтешащую пеструю тряпку – юбку, или плащ. Метания этой твари вокруг меня, видимо, не проходячт даром – я вижу, как чужой дядька, кажеться, мой дед, изменяет цвет лица на пятнисто-синий и начинает дико прыгать и биться головой о стоящий возле дома зеленый "Москвич". Потом он хватает канистру с бензином, обильно обливает себя, "Москвич", и бросает ее. Я, правда, не растерялся, подхватил канистру все вокруг себя остатками ГСМ и каким-то образом сумел поджечь – видимо, спички от меня таки не уберегли. И, как положено просыпаюсь и иду в ванну пить воду. Надеюсь, я поступил правильно и ТВАРЬ НЕГОДНАЯ отправилась в геенну вместе со мной.