Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)

• Название: Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)
• Автор: Эльчин Сафарли
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064990-7

Восток — это не только шумный рынок-карнавал, переполненный заморскими торговцами, не только корабль Синдбада-морехода, причаливший к неведомо прекрасному краю, и чувственная Шахерезада у трона грозного Шахрияра… Это еще много удивительных и необычайных явлений, событий, традиций. Много светлого и темного, таинственного и открытого. Это книга о жизни на Востоке, жизни не плохой и не хорошей — а просто другой. Рассказы, представленные в этом сборнике, написаны нашими: русскими и не совсем русскими авторами, которые выросли в среде советского затворничества. Путешествуйте по Востоку с нашим сборником, с самым подробным и настоящим путеводителем.

---

Ты был другой. Эсэмэсы — другие. Поступки — другие. Решительный взгляд, ласковый прищур и абсолютная ненужность слов — милая, в нашем арсенале только поступки. Я сдалась. Точнее, ты сам подошел ко мне близко-близко и моей же рукой разорвал сумерки за окном. Дальше — все так, как я уже отучилась представлять. Стучащая в висках кровь и призраки тающего тумана, твои запястья в охвате моих вспотевших ладоней, жаркие дни босиком по горячей траве, приятно опустошенные ночи, в границах которых о самом важном думалось так легко, кристально чисто. И самое дорогое, наконец — чувствовать в себе столько любви, что, кажется, она разорвет грудную клетку, польется через край, рассыплется крошечными пылинками по вселенной, но в тебе ее не станет ни на грамм меньше.

Такие неповторимые подростковые ощущения: думаешь, они остались позади, там, во времени дефицита уверенности и светлых разочарований, ан нет, вот они, снова вьются вокруг пестрыми бабочками. Ты не дал мне совершить тот последний шаг, после которого обрыв. Это самое большое, за что я тебе благодарна. А все, что я пишу сейчас, переживаю снова, — остро необходимо. Возможность взглянуть на себя иначе, разложить чувства в коробки, запаковать их, отправить на чердак. И переместить тебя из эпицентра памяти в слои, подслои. Окончательно. Память ведь бывает коварной. Наряду с теплыми, наполненными весенним светом, запахами апельсинов воспоминаний, она щедро демонстрирует тебе картинки мира, где вечно идет дождь, даже тогда, когда на небе светит солнце.

Благодаря тебе я не написала на последней странице дневника эти слова: «Алло? Бог? Слышишь? Я сдаюсь». Хотя, веришь, когда-то они нарывали во мне, и я чуть было не запила их бокалом воды из холодильника. В тот момент я, пытаясь утопить гложущее одиночество в горячих ваннах с ванильной пенкой, бесконечно просматривала в голове старый фильм о безответной любви. И вот уже от частого просмотра лента растрескалась, помехи бегают, звук прерывается, а я не останавливаюсь. Почти съехала на садомазохизм, как появился ты.

Ты возродил во мне аппетит к жизни, снял с меня тесные туфли, напоил чаем, угостил пирогом из недозрелых груш, приготовленным твоей домработницей Инессой Павловной, и предложил: «Диан, или мы идем дальше вместе, или ты одна остаешься в этой жопе. Выбирай». Я ничего не сказала, протянула руку к твоей руке, встала и пошла. Не за тобой, а рядом с тобой…

Илья, в отличие от меня, не говорил и не писал, как и от чего я его спасла. Читала слова этого закрытого, сложного, но такого настоящего мужчины в прикосновениях, поцелуях, чуть грубоватых порывах страсти. Я писала ему эсэмэсы в дни его важных встреч и не получала ответа. Не обижалась. Знала, он ценит, перечитывает, ждет. Хотя… Мне кажется, чаще всего женщины романтически приукрашивают то, что совершенно обыденно. Ведь по сути поводов для разлуки всегда оказывается больше, чем причин для того, чтобы остаться вместе…

Мы расстались, как и встретились, в жару раннего июня — спустя двадцать четыре месяца. Без конкретной причины (не считая его периодических измен, но о них узнала позже), на которую можно было бы сослаться, рассказывая о разрыве подруге Нелли на теплой кухне за бутылкой холодного мартини. Без конкретной ошибки, которую можно было бы учесть, с целью не повторить ее снова.

Все остыло, ушло, переросло во что-то пустое, другое, такое незнакомое. Мы не разошлись. Просто тот единый путь, наш путь, расслоился на две кривые, оброс поистине китайскими стенами, и мы перестали видеть друг друга… Было больно, но боль ушла, оставив после себя огромную московскую усталость.

* * *

Ты говорил, что моя кожа пахнет жженым сахаром, а я целовала тебя от пупка до ямочки на подбородке. Снизу вверх. И сейчас, с самого дна моего разочарования в тебе, я прокладываю из оправданий путь на поверхность. Нет, я не пытаюсь создать тебя нового, чтобы снова полюбить. Нет, я не хочу реинкарнировать прекрасное прошлое в никакое, точнее, отсутствующее настоящее. Просто, листая пожелтевшие страницы воспоминаний, мне страшно думать, что все произошедшее с нами — пустышка, иллюзия. Я не боюсь назвать себя круглой дурой или обманутой женщиной, коих тысячи, если не миллионы. Зато до зуда в затылке боюсь потерять веру в любовь — столько ее нынче унижают безверием, столько от нее отказываются, мол, без нее жить легче. А мне нет. Я все еще верю в настоящее, искреннее, пылкое, без масок и расчета. Верю наперекор давлению тех, кто повторяет «деньги, деньги, деньги» или «секс, секс, секс». «В 30 пора выходить из сказочного леса в реальность. Милая, мы по своей воле обманываемся любовью, а потом расплачиваемся за это… Забей на любовь, просто живи». Мои подруги наступают, я — сопротивляюсь, твердо стою на месте, вглядываюсь в горизонт — вот-вот придет подмога.

* * *

— Тебе надо мужика завести и перестать слушать Земфиру, а не о переезде в какую-то глухомань думать. Детка, грусть уже давно не тренд сезона… Давай еще по коктейльчику, а?

— Нель, хватит про эти тренды, шмотки, лабутены! Ты не понимаешь, я хочу изменить все?! У меня такое ощущение, будто я топчусь на месте, еще чуть-чуть, и все разъедется под ногами…

— Диан, да у тебя депрессуха. Однозначно. Ты когда в последний раз трахалась?

— Нет никакой депрессии. Я смотрю на свое решение трезво и это, честно говоря, слегка пугает. Так серьезно я не хотела чего-то давно. И мне важно, чтобы ты поддержала меня. От мамы понимания не жду, ты же знаешь, ее надо ставить перед фактом. Леша с Колей начнут отговаривать, а шеф опять заведет песню о том, как нам важны проверенные сотрудники в такое сложное время…

— Да уж… Знаешь, какое слово я больше всего ненавижу? «Кризис». Представляешь, вчера Тема мне заявляет, мол, солнышко, сократи немного расходы, положение тяжелое, и в конце как ни в чем не бывало добавляет, что в Аспен на каникулы мы не поедем… Короче, я жутко вскипела, бросила ему все кредитки в лицо, уехала к маме…

— Слушай, Нель, как же ты теперь без денег?

— Солнце, донт ворри, би хэппи! Мастеркардовскую голд я себе, конечно, оставила. Ее заблокировать он не посмеет, зная, что я беременна… Ладно, фиг с ним, ты лучше скажи, когда уезжать собираешься? Надолго?

— Не знаю, когда и на сколько. Но думаю, что скоро и навсегда.

* * *

Мне кажется, в прошлой жизни я жила на море. Однажды я стояла на берегу моря, из степи дул ветер, и запахи смешались — запах моря и запах степи. И я стояла, переполненная острым чувством, будто сейчас что-то вспомню. Будто уже была здесь и могу разложить этот запах на составные части, как будто всю жизнь им дышала…

* * *

Сегодня в небольшом ресторанчике мы праздновали день рождения нашего сейлс-менеджера. Такой «реальный парень» с особенным говором, он не верит в любовь, читает комиксы, носит щетину, не верит в смысл жизни. «Его не надо искать, смысл смыли еще те двое, Адам с Евой. Вся жизнь — сплошные инстинкты, которым люди придают лишний пафос». Мы слушали тост именинника, удивлялись — раньше считали его поверхностным, легкомысленным, уж больно брутальным и настырным. Я даже «идиотом» как-то назвала его, когда он заявился в женский туалет, стал приставать ко мне. А вот, как оказалось, он мыслит, может объяснить свою позицию. Но у каждого из нас своя правда.

Все пили, веселились, обсуждали что-то, периодически подсаживались ко мне, экс-душе компании, мол, почему грустим, о чем думаем. Стандартный набор вопросов мимолетного сопереживания. Я сразу натягивала улыбку на лицо, отвечала «все путем, просто устала за день» и поражалась тому, как далеко любовь, пусть уже и уходящая в прошлое, отстраняет человека ото всех. Запираешься с ней в себе, оставляя дубликат ключей тому, кто, скорее всего, никогда не придет. И дышишь ею, и перебираешь воспоминания из раздела «вместе», успокаиваешься ими, особенно в дни, когда любовь кажется синонимом диагноза «тихая шизофрения». Не верьте тем, кто утверждает, что настоящая, зрелая любовь безмолвна, мол, только в двадцать обрисовываешь каждое страдание сентиментальными метафорами. Ничего не меняется с возрастом. Переживания остаются прежними, просто с годами устаешь от метафор, еще глубже прячешь чувства в себе, за той дверью, от которой ключи теперь в единственном экземпляре.

* * *

Я стою в пробке на выезде с Тверской. Нелли давно обогнала меня, помахав идеально наманикюренными пальчиками и практически вырвавшись на встречную. Она всегда была такой — легкой, взбалмошной, в какой-то мере ветреной при всей своей практичности в личной жизни. Наверное, в этой ветрености и заключается счастье моей неунывающей подруги.

Мы с ней диаметрально разные. Никогда не смогла бы жить, как она. Нелли умеет сделать так, чтобы мужчина первым долгом думал о ней, а потом о себе. «Из мужчин надо вить веревки, но нельзя связывать эти веревки в узелки. Мужчины — рабы иллюзий, запомни, деточка! Он готов сделать для нее что угодно в обмен на идеально изображенную иллюзию преданности, покорности, любви, страсти, да чего угодно».