Ольга Ваксель - «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

• Название: «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
• Автор: Ольга Ваксель
• Издательство: РГГУ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7281-1218-1

O.A.Ваксель (1903–1932) — одна из героинь биографии О.Э.Мандельштама. Предоставляя слово адресату четырех стихотворений поэта, книга дает возможность посмотреть на некоторые эпизоды его жизни с новой стороны.

Настоящее издание — наиболее полная публикация архива О.Ваксель. Ее стихи и мемуары говорят о женщине одаренной и яркой, о судьбе короткой, но необычайно насыщенной. Эти тексты рассказывают не только личную историю, но историю времени и сохраняют множество подробностей, лиц и имен. Издание снабжено комментариями, в которых использованы записки и воспоминания А.А.Смольевского, сына О.А.Ваксель.

Для специалистов, студентов, аспирантов, а также для широкого круга читателей.

---

Наша внешняя жизнь понемногу улучшалась, и хотя я все еще носила те платья и костюмы, которые получила от матери, наступила эра некоторого изобретательства[293]. Мы смогли привести в порядок наше хозяйство, держать некоторые запасы, чего раньше никогда не было, но что было в характере А.Ф.

Мы даже могли позволить себе такую роскошь, как разрешить «Зорьке» иметь породистых щенков[294]. До сих пор она приносила потомство от разных пуделей, такс и фоксов, а теперь нашли ей породистого мужа добермана, и нам уже не пришлось спешно раздавать этот приплод всем желающим и потом встречать этих уродов, выросших где-нибудь на задворках и позоривших имя своей матери. Нет, теперь мы растили их тщательно до полуторамесячного возраста, покупая для них молоко, яйца, костяную муку, и продавали в хорошие руки по шесть червонцев за штуку. Жизнь, замершая на столько времени или принявшая неузнаваемые формы, начала проявляться всюду, расти, как растет трава после дождя.

Около Пасхи, которую мы торжественно и самостоятельно справляли, с куличами и вином, в моей жизни произошло потрясающе радостное событие. Я почувствовала, что, кажется, у меня будет ребенок. Я никому об этом не говорила, только пошла к врачу, но тот меня разочаровал, сказав, что вряд ли, а если есть, то ему не больше двух недель. Я была так уверена сама, что засмеялась ему в лицо и ушла, не попрощавшись и не поблагодарив.

Теперь я стала особенно заботиться о себе: старалась возможно больше гулять, почти не ела мяса, зато поглощала невероятное количество фруктов, обтиралась по расписанию холодной водой и вообще делала все, чтобы быть совершенно здоровой. Но я могла так и не усердствовать. Я чувствовала себя прекрасно — у меня не было никаких признаков, сопровождающих обычно это состояние, только когда ребенок начал кувыркаться, я решила, что пора сообщить об этом своим. Сначала я сказала матери, та была очень довольна — она давно советовала мне иметь ребенка, говоря, что это наполнит мою жизнь большим содержанием.

В то утро, когда я сообщила об этом А.Ф., у меня должен был быть урок английского с нашей старой приятельницей M-lle Гуро[295]. Она застала меня в слезах и проводила меня к матери, т. к. А.Ф. заявил мне, что ребенок не его и что он не желает меня видеть[296]. У матери я пробыла несколько дней, пока он не примирился с этой мыслью и не пришел извиняться. Он говорил, что это большое несчастье иметь ребенка в такое время и так далее в том же роде. Всё это я слышала десятки раз, но неизменно это производило на меня удручающее впечатление. На этот раз я пропустила всё мимо ушей, настолько я была переполнена своей радостью.

Я уехала в Детское село, забрав с собой двух Зорькиных щенков, устроилась в том же домике, что и прошлого года, сговорилась молочницей, ставила себе простоквашу и носилась по полям со своими щенками, ни о чем не думая. Я делала в день километров по десять и прекрасно себя чувствовала. Мне никого и ничего не было больше нужно. Это было совершенное счастье. Я беседовала со своим малышом, прислушиваясь к его движениям.

Я просила А.Ф. не приезжать ко мне, но все же он объявлялся иногда с озабоченным видом, надоедал мне своими расспросами, докладывал о своих достижениях — он тоже готовился к этому событию. Я видела, что он прилагал все усилия, чтобы перестроиться на более оптимистический лад, но мне уже была безразлична его точка зрения — я гнала его от себя, мне было лучше одной.

Я редко ездила в город, мне нечего было там делать, но однажды я получила снова с Дальнего Востока телеграмму с просьбой приехать. Я отвечала кратко: «Приехать не могу, жду сына». В противоположность А.Ф., Н.П. всегда мечтал о ребенке для меня. Получив это известие, он примчался меня повидать, и мы провели два чудесных дня вместе. Я действительно была бы совершенно довольна, если бы он действительно был бы отцом моего ребенка. В эти два дня я все так и чувствовала. Он был так внимателен и нежен, так бережно водил меня под руку, что мне смешно было вспомнить, как я накануне скакала через канавы с моими щенками. Но уехать с ним я все-таки отказалась. Сколько раз потом я жалела об этом.

В Детском Селе я постаралась пробыть возможно большее время, но все-таки пришлось переехать в город и начать готовить приданое для моего первенца. Это были дни примирения с А.Ф., вечера посещений Ганички, когда он до хрипоты читал нам вслух, а я шила крошечные распашонки и чепчики и часто засыпала в кресле, набегавшись за целый день.

Наконец пришло время, когда надо было позаботиться о многом: найти прислугу, записаться в больницу и т. д.

В день, когда родился мой сын[297], у меня была Варвара Матвеевна. Я только что бегом проделала вниз и вверх 5 этажей с моими щенками, как вдруг почувствовала какую-то неловкость. Я сидела на корточках перед книжным шкафом и сказала Матвеичу: «Кажется, пора собираться». Мы вышли с ней вместе, взяли извозчика и поехали на Надеждинскую[298], в больницу, оставив дома перепуганную няню, бывшую прислугу одного профессора, семья которого вся перемерла.

Сиделки не хотели меня принять. «Вы, рожать? Что Вы, откуда, да у Вас совсем нет живота». Живота у меня действительно не было. Где помещался ребенок — было совершенно непонятно. Я чуть-чуть пополнела в талии — и это всё. Бедра у меня были настолько узкие, что случалось, я теряла юбку через ноги. Я обратилась к дежурному врачу, он удостоверился, что у меня действительно роды, и меня сначала отвели в общую палату, где лежало человек 15 женщин, собиравшихся вот-вот разрешиться. Зрелище было не из приятных.

Часов в 10 вечером появился А.Ф., бледный и встревоженный, и принялся наводить порядки. Он возмущался, почему мне не дали отдельной комнаты, как было условлено, ему объяснили, что я ее получу после родов, а пока буду в общей. Мало ли, может быть придется вернуться еще домой, как часто бывает. Со мной в палате была женщина, в 3-й раз приезжавшая без результата. Мы гуляли с А.Ф. по длинному больничному коридору и очень мирно беседовали о будущем.

Часов около 12 я его выпроводила, потому что почувствовала, что скоро придется лечь. Я просила сообщить об этом моей акушерке, но та по моему спокойному виду решила, что еще нечего торопиться. Я настаивала на том, чтобы скорее лечь на стол, но она уверяла, что раньше утра не стоит. Я держала с ней пари, что через полчаса все будет кончено. Я сама влезла на стол и так усиленно ей помогала, что только оставалось меня уговаривать не торопиться. Врач, которую мы просили присутствовать при родах, не прикоснулась ко мне ни разу — не было никакой надобности. Я выиграла пари — ребенок вылетел как бомба ровно через полчаса. Я все время смеялась и шутила и, когда он появился, спросила: «И это все? Я готова начать сначала». Мое примерное поведение стало легендой для всей больницы.

Когда ребенка положили около моих ног, и он брыкался и пищал, еще не видев его, я почувствовала к нему огромную нежность. Когда его выкупали и принесли мне показать, я ничуть не была разочарована. Я очень боялась, что он будет красным. Он был беленький с розовыми щечками, синими глазками и тёмными волосами. У него был замечательно очерченный ротик, прямая, крепкая спинка. Самое замечательное были — руки. У него был такой маникюр, какого я никогда раньше не видела. Каждый ноготок был так ровно спилен и так блестел, как будто им занимались несколько часов. Я так была довольна всем этим, что не заметила, как меня перенесли в отдельную палату. У меня был страшнейший аппетит, я съела все, что у меня было с собой, и заснула в блаженном состоянии.

Ночью выпал снег, и палата сияла белизной, было так удобно лежать и смотреть на своего малыша, лежавшего в кроватке со мной. Появление родственников сильно испортило мне настроение. Они так кудахтали около меня, так приставали с расспросами, что я почувствовала себя сразу больной и несчастной. Но, к счастью, они скоро ушли, поняв, что утомляют меня.

Позже появились мои друзья. После чего А.Ф. устроил мне и моей матери скандал с перепиской. Он спрашивал ее, как они смеют в первый день приходить, глазеть на «его» ребёнка, и на следующий день пришел и даже прослезился по этому поводу. А мне приятнее было видеть моих друзей, чем его. Я так и сказала ему, и он исчез до момента переезда домой. Мы ехали в санях, увозя с собой маленький пакет, завернутый в толстое одеяло. Мне пришлось еще несколько дней по возвращении лежать, потом я начала выходить понемногу между часами кормления.

А.Ф. рассказывал, что встретил знакомых, бывших у нас накануне родов. Они спросили, как поживает Ольга Александровна. — «Благодарю Вас, ничего, мальчика родила». Они думали, что он шутит, потому что я накануне кормила их обедом и носилась по квартире с такой живостью, что никто ничего не заметил.

Еще один факт, подтверждавший, что это действительно не было заметно: я заходила к одной пожилой даме, старой приятельнице А.Ф., с сыном которой была дружна, несмотря на все протесты его мамаши и его бывшей жены, абсолютно на меня похожей. Недели за две я зашла к ним по пути, собираясь к маме, Гриша вышел меня проводить, и я ему сказала, что скоро у нас произойдет большая перемена, в чем она заключалась, я предоставила догадываться ему. Все-таки мне самой пришлось ему объяснять, в чем дело. «Ну, вероятно, еще нескоро, что-то я не вижу никаких признаков». Он чуть не упал в обморок, когда я ему сказала, что это будет через две недели.