Ольга Ваксель - «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи

• Название: «Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
• Автор: Ольга Ваксель
• Издательство: РГГУ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7281-1218-1

O.A.Ваксель (1903–1932) — одна из героинь биографии О.Э.Мандельштама. Предоставляя слово адресату четырех стихотворений поэта, книга дает возможность посмотреть на некоторые эпизоды его жизни с новой стороны.

Настоящее издание — наиболее полная публикация архива О.Ваксель. Ее стихи и мемуары говорят о женщине одаренной и яркой, о судьбе короткой, но необычайно насыщенной. Эти тексты рассказывают не только личную историю, но историю времени и сохраняют множество подробностей, лиц и имен. Издание снабжено комментариями, в которых использованы записки и воспоминания А.А.Смольевского, сына О.А.Ваксель.

Для специалистов, студентов, аспирантов, а также для широкого круга читателей.

---

336

Жуир — человек, ищущий наслаждений, кутила.

337

Речь идет об акварелях МЛ. Волошина, долгие годы находившихся в квартире Ю.Ф. Львовой. «…Когда-то у бабушки Юлии Федоровны вся комната была увешана подаренными ей акварелями, — вспоминал А.А. Смольевский, — (из писем бабушки к Максу, которые хранятся в рукописном фонде Пушкинского Дома, я узнал, что их было 43), потом они висели в комнате Лютика, которая десятка полтора увезла с собой в Осло, что бабушка раздарила оставшиеся акварели друзьям, как того хотелось Максу (последние две она передала Ольге Дмитриевне Форш, но после смерти О[льги] Д[митриевны] ее родные вернули их мне, потому что хотели развесить на стенах только ее рисунки)» (Смольевский А. Мария Степановна Волошина… С. 5; см. также примеч. 237). В письме X. Вистендалю в Москву от 24 августа 1932 г. О. Ваксель сообщала о посылке ему нескольких картин художника, упомянув о его недавней смерти (МА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 213. Л. 4). В 1965 г. 10 акварелей Волошина были привезены из Осло (см.: «От комментатора» в настоящем издании). «У тети Агаты осталось еще четыре, о которых она решительно заявила, что оставит их себе, а вернет только… “Apres та mort!” (“После моей смерти!”), не раньше» (Там же. С. 12–13). Три из этих акварелей опубликованы. (См.: Купченко В. «Я предлагаю вам игру…». Максимилиан Волошин — художественный критик // Новый мир искусства. 1998. № 1. С. 11, 12,14).

338

А.А. Смольевский писал об этом лете: «Из раннего детства мне вспоминается дача в Детском Селе, мне хочется бегать под дождем, а меня уводят в комнаты; в лужах лопаются большие пузыри; мне очень хочется иметь маленький медный компас — на цепочке, как папашины карманные часы; мне нравятся лампы. <…> Вспоминаю простуду — летом; меня не выпускают гулять, ставят на спину кусачие горчичники. Вспоминаю, как меня уложили спать на два составленных вместе мягких кресла, обтянутых темно-зеленым бархатом и с бахромой; ночью кресла разъехались, и я оказываюсь ревущим на полу.

Эти кресла, на которых я спал, служили потом бабушке и маминым адвокатам доказательством того, что в доме отца для моего воспитания нет подходящих условий: вместо кроватки, необходимой для правильного развития детского позвоночника, ребенка укладывают спать на сдвинутые пыльные мягкие кресла, где посредине образуется гибельный провал, от которого может образоваться горб» (Восп. А. С. Л. 1).

339

Дефект кожи вследствие заболевания пендинской язвой.

340

Подразумевается персонаж повести Б.А. Лавренева «Седьмой спутник», опубликованной в журнале «Звезда» за 1927 (№ 6) и экранизированной (режиссер В.П. Касьянов, 1927). Лавренев Борис Андреевич (наст. фамилия Сергеев, 1891–1959), прозаик, драматург.

341

А.А. Смольевский вспоминал: «Арсений Федорович много раз на протяжении моего детства соблазнял меня обещаниями всяческих благ, если я перееду жить к нему. “У меня есть отдельная комната, а если я перееду к тебе, ее не будет”. — “Ты будешь жить с няней”. — “Не хочу. Потом, у нас есть рояль, а у тебя нет”. — “Я тебе куплю игрушечный рояль”. — “Не надо, у нас есть бабушкин; я могу на нем играть, сколько хочу, а потом он будет мой; а когда бабушка умрет, я выкрашу его зеленой краской”. (Почему мне вдруг пришла в голову идея выкрасить чудесный рояль палисандрового дерева в зеленое, не знаю; наверное, мне просто хотелось подчеркнуть свою самостоятельность.). Я тогда же передал бабушке этот разговор с отцом, она очень смеялась и сказала, что красить рояль в зеленый цвет, конечно, не стоит.

Я смутно чувствовал, что мне будет больно расстаться насовсем с духом творчества, который был вокруг бабушки, да и вокруг мамы тоже. Я мог наблюдать, как бабушка пишет ноты, как она репетирует с исполнителями, забираться под рояль, когда она играет, и мечтать. Я чувствовал, что мне будет грустно и пусто без многих ее вещей, которые мне так нравились: пюпитрик с вышитой картинкой, где так романтичен портик в роще над водопадом, ее круглый стол с урночкой на крестовине подстолья, ее милые старинные вещи — вышивки под стеклом, готическая лампа, графин для воды, зеркала, всякие шкатулки для писем, для карандашей, которые мне разрешалось трогать, — не то, что у отца, с его педантизмом; — портреты и фотографии. Я чувствовал, что мне будет больно уехать от Таврического дворца и сада, от этого простора, от прудов, решеток, аллей, его ажурных мостиков, от Смольного, который так красиво виден вдали; мне нравилась и наша светлая парадная лестница со скульптурами, и башня на углу дома — знаменитая башня Вячеслава Иванова.

С папой хорошо, когда он ведет меня гулять в Таврический сад или на Острова, но лучше пускай он живет у себя и приходит в гости. Когда Арсений Федорович приходил к нам, меня заранее причесывали, умывали, переодевали; не дай Бог, он увидит, что у меня на чулочках грязь оттого, что я ползал по полу на четвереньках. Он появлялся обычно после обеда, торжественно с какой-нибудь игрушкой и коробкой конфет — рахат-лукум, ириски. <…> С ним надо было сидеть чинно, разве что он покажет, как надо закручивать резину на пропеллере аэроплана или немного поиграет со мной в “железную дорогу”. Игрушки, подаренные мне отцом, как правило, почему-то быстро ломались.

Интересно было спрашивать у него, как читается или пишется какая-нибудь буква. Но попросишь его нарисовать что-нибудь, он нарисует каких-то странных человечков с длинными носами и будет рассказывать, как они дерутся, или будет уверять, что можно лечь спать на вбитом в стенку гвозде, а чтобы не упасть, надо только подвязаться веревочкой; еще я помню какие-то странные его рассказы про… фиги в колодце. По ночам эти образы давили мне на мозг, я стал капризничать, бояться темноты, полос света на потолке от уличных фонарей или из окон напротив, требовал, чтобы в коридорчиках рядом с детской горела лампочка, пока я не засну» (Восп. А. С. Л. 2–3). В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме находятся документы по делу «об отобрании ребенка», справки о проживании А.А. Смольевского вместе с матерью, расписка О. Ваксель, поручающая сына заботам бабушки. Ю.Ф. Львова после смерти дочери оформила опекунство над внуком. А.А. Смольевский не захотел расставаться с бабушкой. Он не виделся с отцом с весны 1933 г. до 1950 г., а с 1950 г. до самой смерти Арсения Федоровича в 1967 г. у них было всего четыре встречи.

342

Вспоминая обитателей квартиры на Таврической улице, занимавших две комнаты рядом с «балконной» комнатой матери, АА Смольевский называл друзей бабушки — А.Г. Гуро с Алексеем Николаевичем Обнорским и Г.В. Кусова (см. примеч. 265,270,145). Ольга Никандровна Каратыгина (урожд. Верховская, ум. в 1942 г.) — художник, педагог, с 1907 г. преподавала в Рисовальной школе Императорского Общества поощрения художеств (РШ ИОПХ) в классе живописи по стеклу. Жена композитора и музыкального критика В.Г. Каратыгина (1875–1925), сестра В.Н. и Ю.Н. Верховских, издавших в конце 1904 г. в домашнем издательстве «Зеленый сборник стихов и прозы». Младший из братьев — Юрий Никандрович (1878–1956) — поэт-символист и переводчик, историк литературы, друг А.А. Блока и В.Ф. Ходасевича.

343

Смольевский пытался склонить на свою сторону нужных свидетелей, в том числе из стана «противника». «Даже среди близких наших знакомых Арсений Федорович находил себе союзников, вспоминал А.А. Смольевский, — правда, временных. Александра Генриховна Гуро как-то при нем сказала, что ребенка, конечно же, нельзя лишать отца. Он убедил ее выступить в его пользу на суде в качестве свидетельницы. Но на суде, неожиданно для него Александра Генриховна стала говорить совсем обратное, чем привела его в ярость. Он очень рассчитывал одно время на Ольгу Никандровну Каратыгину и даже подарил ей вазу работы Галле, но когда увидел, что она не собирается свидетельствовать в его пользу, отобрал вазу обратно, а против Ольги Никандровны затаил злобу, которая у него постоянно прорывалась впоследствии. Из-под его пера как из рога изобилия сыпались бесконечные жалобы на Лютика и на Юлию Федоровну. Как-то бабушка рассказала о его линии поведения В.М. Бехтереву, с которым она была знакома и под руководством которого в Институте мозга проводила эксперименты по лечению душевнобольных посредством музыки в сочетании с цветом. Бехтерев оценил состояние психики Арсения Федоровича как “сутяжный бред”. В результате его доносов Лютику невозможно было ни учиться, ни поступить на работу» (Восп. А. С. Л. 7–8). Галле Эмиль (Galle, 1846–1904) — французский художник, мастер художественного стекла, дизайнер, теоретик искусства и поэт-символист. Создал оригинальный стиль декоративного стекла, увековечивший его имя. Бехтерев Владимир Михайлович (1857–1927) — профессор Военно-медицинской академии (с 1893 г.), один из создателей неврологии и психиатрии, основатель Психоневрологического института.