Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

• Название: Я и мои (бывшие) подруги
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: ANTHEA VERLAG
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-3-943583-00-7

Новый роман Ольги Эрлер — своего рода исповедь, доверительная беседа с читателем о дружбе, любви, смысле жизни и о многом другом. В изумительно живой и легкой форме автор рассказывает о своей жизни и случившихся в ней людях и событиях (в том числе о переезде в другую страну), размышляет о самых важных и насущных для любого человека темах и проблемах. Тонкий юмор и искренность в сочетании с глубиной и психологичностью повествования не оставят читателя равнодушным и, возможно, заставят задуматься и спроецировать затрагиваемые вопросы на собственную жизнь.

---

Потом наступили голодные и трудные годы слома жизни всей страны и ее частной в том числе. По глупой интриге она потеряла даже ту малооплачиваемую работу, которую имела. А потом постепенно стала терять свою красоту, а с нею — последнюю уверенность в себе. От чрезмерного курения плохих сигарет, сладкого кофе и нездорового ночного образа жизни — чтение, писание, не подумайте чего другого — она испортила и частично потеряла свои прекрасные зубы. А с ними исчезла голливудская улыбка, оставшаяся только на фотографиях, ее визитная карточка молодых лет. Страх будущего и отсутствие денег закрепили состояние униженности и беспросветности на многие годы. Она стеснялась своего внешнего вида, комплексовала во всем и прочно вошла в роль жертвы с ее характерной обидчивостью, неуверенностью и своеобразной ершистой гордостью «униженных и оскорбленных».

Теперь она убиралась в магазине, где на нее смотрели косо и презрительно. Случалось, что торговки задирали ее, и она не могла ответить на понятном им хамском языке, только страдала от унижения. Жила она вместе с сыном-школьником бедно, выхода из положения не видела и все больше замыкалась в себе, в своей одинокости и тупике.

Так коротко и схематично я описала внешние обстоятельства ее жизни. А как развивались наши отношения? Потеряв ее из виду на несколько лет, я возобновила контакт уже после ее развода. Она еще училась заочно, была хороша собой, имела знакомых и друзей, общение и свое место в жизни. Помните, рассказывая про Кристин, я пожаловалась, что она не менялась и не развивалась. Вера поразила меня именно тем, как и в какую неожиданную и интересную сторону она вдруг развилась.

В этом прелесть общения со старинными подругами — не перестаешь удивляться непредсказуемым и неожиданным изменениям, произошедшим с ними за годы разлуки. С одной стороны, находишь много общего в том пути, что вы прошли порознь. С другой — поражаешься разности вашего опыта, тем неожиданным боковым или обходным тропкам, по которым можно идти, чтобы снова оказаться на одной дороге. А то, что мы в своем развитии пересекаемся примерно в одном месте, нисколько не удивляет меня. Мне вообще кажется, что все мы проходим по жизни примерно одним маршрутом. У каждого свой опыт, свои особенности развития, в чем-то можно опережать или отставать, но набор знаний, который дает нам жизнь о себе, у всех примерно одинаков. Поэтому мы и понимаем друг друга, поэтому и способны дружить долго.

Вот и тогда, когда мы возобновили отношения после моего переезда заграницу, Вера поразила меня своими изменениями. Мне снова стало интересно с ней. Независимо друг от друга мы прошли поодиночке свои отрезки жизненного пути и пересеклись опять. Она читала Мэрдок, Ницше, которого боготворила, Библию и интересно, хотя уже тогда несколько заторможено, рассказывала об этом. В школе она казалась вполне обыкновенной, без изюминки личностью. И вдруг такой неожиданный поворот, такое глубинное проникновение в новые материи! Она немного писала и рисовала — и в этом мы совпадали. Из поверхностной и даже иногда вздорной девушки она превратилась во вдумчивую, психологически тонкую и зоркую женщину с «умом и воображением», как принято говорить в старинных английских романах. Сейчас мне кажется, это было лучшее время ее жизни, пора ее цветения.

Во время летних приездов я дневала и ночевала у нее, за что слышала упреки от мамы. Когда я уезжала, мы прощались со слезами на глазах. Я скучала по ней и с нетерпением ожидала следующего отпуска, предвкушая нашу встречу, интересное и взаимообогащающее общение.

Мы регулярно писали письма, я по четыре страницы, она по десять, что вполне соответствовало нашим весьма разным темпераментам и характерам. А вот в любви к писанию и к эпистолярному жанру мы совпадали. Так продолжалось несколько счастливых лет.

Потом, параллельно с ухудшением ее реальной жизни, изменялось наше общение. Одиночество, безработица, бытовые трудности и личные катастрофы привели к тому, что она стала утрачивать контакт с внешней реальной жизнью, сознательно избегать его, уходя в свои ночные бдения над книгами, может быть, в мир личных переживаний и фантазий, с вечной сигаретой в попорченных зубах.

Одно время она страстно, подчеркиваю это слово, увлеклась дианетикой — американской сектой сайентологии, попала в сети этой опасной мозговой прачечной. Она искренне верила в то, что читала — она верила даже в рекламу! И тем больше, чем невероятней и преувеличенной она была. В этом негативная стороны жизни людей, наделенных от природы фантазией и чувствами. На последние или даже занятые в долг деньги она ездила в Москву в их ЦРУ, участвовала в многоступенчатых психосеминарах. Потом с пеной восторга у рта рассказывала мне о них во всех подробностях, сокрушалась, как незаслуженно преследуется это передовое и человекоспасительное учение во всем мире, как несправедливо его называют сектой и машиной по выкачиванию денег и мозгов из его последователей. Я пыталась пробудить в ней хотя бы каплю скепсиса и заставить Веру увидеть в их структуре и деятельности механизм по ловле человеческих душ и кошельков. Но фанатика разубеждать — только подливать масла в огонь. Разубедила ее не я.

В мой следующий приезд я застала ее уже рьяной последовательницей Свидетелей Иеговы. Эти свидетели принуждаются своей сектой к обязательному миссионированию. Поэтому они сами пришли в дом одинокой, опутанной проблемами женщины, и предложили себя в друзья. Такая тактика называется «атакой любовью» и действует беспроигрышно. Ибо нет на свете человека, которого бы любили чересчур много и чересчур многие. От любви не отказывается никто. Так Вера стала «сестрой» и сама пару лет с христианским смирением и тихой потаенной улыбкой неофита, которому на фоне несведущих и неверующих Фом открылась истина бытия, проповедовала их правду, самую правдивую на свете.

Я тоже увлекающийся и интересующийся многими отвлеченными вещами человек. До определенной степени открыта религиозным и эзотерическим идеям. Но я всегда могу положиться на свой здравый смысл, и чем больше меня убеждают и давят на мою волю, тем быстрее во мне включается инстинкт самосохранения и скепсис. Все люди по своей природе в большей или меньшей степени спиритуальные существа. Уже умные греки два с половиной тысячелетия назад призывали нас держаться во всем золотой середины. Реальное и ирреальное должно находиться в равновесии, иначе произойдет то, что в народе называют «поехала крыша». Уже когда моя милая подруга рассказывала о родстве с душой Ницше, о том, что она может разговаривать с ним, как с живым человеком, меня это несколько настораживало, но не потому, что это невозможно. Для человека с воображением возможно все.

Просто я боялась, сможет ли именно Вера удержать равновесие жизненных весов. Когда у тебя очень мало зацепок за реальную, земную жизнь, а ты — тонко и страстно чувствующий, жаждущий духовности, ищущий смысла жизни человек, тебя может унести в опасные высоты. Или затянуть в недра.

Она не располагала достаточно сильным механизмом самозащиты или здравым смыслом, какой был у меня, и на который я всегда могла положиться. Не обладала и моей энергии. Мне было очень жаль ее: красивая, умная, хорошая девочка, для которой все дороги были открытыми, вдруг сбивается с пути, сникает, падает под ударами судьбы.

Что сыграло свою роковую роль? Пассивность, слабость характера, пониженная сопротивляемость или определенный склад ее психики? Видимо, все вместе.

Конечно, наши оценки субъективны. Но я желала ей более благополучной, успешной и счастливой жизни. Хотя, у меня есть некоторые подозрения, что она считает собственную жизнь более глубокой, возвышенной и духовной, чем, например, мою. Я называю такой установку гордостью униженных и оскорбленных или «польской» гордостью, если можно так сказать, не оскорбляя достоинства наших братьев славян. У Шолохова в «Судьбе человека» русский военнопленный, еле стоящий на ногах, пьет водку и гордо заявляет проклятому фашисту, что русские после третьей не закусывают. Это другая гордость.

Ибо у Шолохова человек действительно доказал свою гордость, достоинство и силу воли. А гордость униженных и оскорбленных, о которой я толкую, на самом деле не что иное, как род защитной реакции: да, мы бедные, да, мы оборванные, но мы лучше вас, зажравшихся. Хотя, может, это так. А, может, и не так…

Эта материя не из простых, а описала я ее довольно сумбурно. Поэтому приведу пример из жизни, чтобы вы, милые женщины, лучше поняли меня.

Чтобы вдохнуть в Веру оптимизм, хорошее настроение и показать пример человека, стоящего обеими ногами в жизни, несмотря на тяжелое положение в стране и упадок начала 90-х годов, я пыталась свести ее с моей подругой Ларой, о которой речь пойдет дальше. Вера не разглядела благого намерения за этим желанием (что не противоречит прописной истине о благих намерениях, вымостивших дорогу в ад). Мы встретились, прохохотали два часа, послушали Ларины байки. Выводом Веры было то, что Лара банальный, поверхностный и тщеславный человек. Да, может быть это и так. Такое описание характера, как гороскоп — подходит ко всем. Или кто-то из вас никогда не бывает банальным, поверхностным или тщеславным? Я бываю, каюсь, да что тут такого преступного. Вот и Лара вполне может быть такой. Но при этом она еще и неунывающий, энергичный, умный и легкий человек. И благодаря этим качествам она не бедствует, ни сейчас, ни тогда, имеет друзей, хорошую работу, у нее есть что надеть и чем кормить детей.