Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

• Название: Я и мои (бывшие) подруги
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: ANTHEA VERLAG
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-3-943583-00-7

Новый роман Ольги Эрлер — своего рода исповедь, доверительная беседа с читателем о дружбе, любви, смысле жизни и о многом другом. В изумительно живой и легкой форме автор рассказывает о своей жизни и случившихся в ней людях и событиях (в том числе о переезде в другую страну), размышляет о самых важных и насущных для любого человека темах и проблемах. Тонкий юмор и искренность в сочетании с глубиной и психологичностью повествования не оставят читателя равнодушным и, возможно, заставят задуматься и спроецировать затрагиваемые вопросы на собственную жизнь.

---

Я, истинное дитя социализма, пионерии и интернационального воспитания, никогда не обращала внимания на национальность человека. Главным критерием для меня было и остается — нравится он мне или нет, хорош он или нет. Я действительно считаю, что «нет ни эллина, ни иудея», а есть плохие или хорошие люди. Если бы я не была такой, я не смогла бы прожить полжизни там, где я живу. Я до сих пор в песенном конкурсе Евровидения звоню проголосовать за того кандидата, который, по моим понятиям, лучше всех спел, а не за того, что прибыл из России.

Я вообще странная, считаю, что певец отличается от не певца наличием голоса.

Но вернемся к Марте. Для меня она была испанкой, так как говорила по-испански и приехала из Испании — не самой плохой, не реакционной, националистической или антидемократической страны в мире. Оказалось, что это не так. Она приехала из Каталонии, говорит еще и по-каталонски и никогда и ни за что не готова считать себя испанкой. Испанию она ненавидит. И почему? — Испания захватила несчастную Каталонию пятьсот лет назад, унижала и порабощала ее, и делает это до сих пор. Я всего этого наивно не знала, особого порабощения не заметила.

Зато обратила внимание на вывески на обоих языках, каталонские флаги на каждом углу, выяснила, что язык открыто изучается в школе, а испанский — «навязывается», документы издаются на двух языках, автономия строго соблюдается во всех отраслях. Но как же без языка межнационального общения в многонациональной стране?

В данном случае — испанского? Одним словом, я со своим тупым интернационализмом наступила на такую больную мозоль, разбудила в Марте такого зверя, о котором я и не подозревала.

Смешно сказать, милые женщины, наша лодка дружбы разбилась о скалы национализма. Смешно и очень печально. Мы разругались из-за того, что я не поверила слету в политику притеснения Каталонии злобной коварной Испанией и попыталась оправдать необходимость всем гражданам Испании любых национальностей говорить на общем языке — в данном случае на испанском. Я на своем веку прекрасно дружила с эстонкой, литовкой, с армянками, евреями, общалась с азиатами, африканцами, латиноамериканцами, турками, не говоря уже о местных жителях, и никаких националистических катастроф не происходило.

Помню, в нашем международном хоре была группа из Прибалтики, среди них — эстонцы и этнические русские, но между собой они говорили на эстонском. Если подходила я, то, конечно, заговаривала по-русски, и эстонцы первое время воротили нос. А когда распознали, что я нормальный человек и всем охотно помогаю, вдруг и русский вспомнили, и сами стали ко мне подходить и заговаривать.

С Мартой коса нашла на камень. Опять столкнулись два нетерпения и ложно понятая гордость, в данном случае — национальная. Вы ошибаетесь, если думаете, что испанцы — веселый, легкий народ, вы путаете с кубинцами. Я тоже так ошибалась, мой небольшой опыт говорит скорее об обратном.

После нашей нелепой, в моих глазах бессмысленной и глупейшей ссоры, мне пришлось перейти в гостиницу.

Она попросту выгнала меня из дома. Ее родители, вполне милые люди, ничего не знали. Думали, что я уезжаю восвояси, даже подарили мне на прощание книгу и конфеты.

Помню, как я плакала, тронутая их добротой.

Я попала в привокзальную гостиницу в такой прострации, что даже не дала на чай недовольному бою.

Два дня я безвылазно просидела в номере, тупо смотрела спутниковое телевидение, спала, плакала, питалась подаренными конфетами и не могла шевельнуться. На третий день голод выгнал меня на улицу, в магазин. Был солнечный весенний день. Я посидела в парке на скамейке под финиковой пальмой, подобрала и жадно съела опавшие червивые финики. Помню веселую группу подростков, гонявших на роликах. И себя, чужеродную и ненужную в этом радостном чудном городе…

Эти три дня оказались одними из самых неприятных в моей жизни. Недаром я не вспоминала о них столько лет. Я хотела только одного — скорей домой и скорей забыть все это, как кошмарный сон.

Когда в положенный срок пришел наш автобус, и я вышла из гостиницы, у дверей меня поджидала Марта. Не помню, о чем мы с ней говорили. Помню, она дала мне письмо, которое я одним глазом прочла в автобусе и сразу порвала и выбросила. Она писала что-то про себя: «Я уничтожаю все, что люблю». Имелась в виду я и тот парень, в разрыве с которым была виновата, по-видимому, и она тоже. Но тогда я не была в состоянии что-то воспринимать адекватно, я даже не осознала, что означает это письмо — извинение или сожаление? Мне не хотелось вникать ни во что. Я желала только одного — поскорее вернуться домой и все забыть. И я забыла. На долгие пятнадцать лет.

И только сейчас вспомнила и рассказала вам.

Наша дружбы была прекрасна. Наш разрыв — глуп и нелеп. А мы обе — гордые принципиальные дуры. Я ведь знала, что она страдала точно так же, как и я. Я ведь ее знала.

Если эту книгу когда-нибудь переведут на испанский или каталонский, так и быть, и Марта прочтет ее, она поймет и простит меня, глупую-глупую женщину, еще не знавшую, что «наша дружба выдержит это испытание»!

Кому мы сделали лучше? — Одарили друг друга миомами! Зачем?

Марта, прости меня…

Marta, prosti menya.

Глава 17 Моя бывшая «подружка» Миша

Были в моей жизни потери не только среди подруг, но и друзей. Есть разные мнения на вопрос, возможна ли вообще дружба между мужчиной и женщиной. В моей жизни такие дружбы имели место. Более того, мой друг Миша был настолько мне близок, что я смело могла бы назвать его моей подругой. Итак, теперь последует печальный рассказ о моей бывшей подруге Мише.

Он был моим лучшим другом. Миша. «Мы с Мишкой» Драгунского — это про нас. Самые тяжелые первые годы жизни во внеземной, враждебной организму атмосфере Марса, нашего нового дома, мы прошли, крепко взявшись за руки.

Знаете, если один человек идет по слабо натянутому канату, он падает, а если двое, по параллельным, держась за руки — нет. Вот и мы так поддерживали друг друга в разных сложных ситуациях — а их было немало. Его жена спокойно воспринимала меня, мой муж обожал его, наши дети ходили в одну школу. Я знала его маму, он мою. Во всех рассказах о себе Миша был постоянной величиной. Как в формуле есть разные непонятные переменные и одна основополагающая постоянная, от которой все зависело.

Вот это был Миша. Моя опора в жизни. Этакая скала.

Апостол Петр — каменный.

Мы регулярно перезванивались и встречались, чаще у него дома. Странно, я действительно когда-то была легче на подъем, чем сейчас. У него был изумительно хороший голос. Ему бы диктором на радио работать — такую дикцию и идеальную мелодику надо поискать. Просто Левитан.

«Сегодня, 22 июня…» Мы пели под гитару, разговаривали на все темы, без всяких табу, спорили до ссор на политические темы, быстро мирились, доверяли свои тайны, зная — меня не продадут. Мы были как брат и сестра, Хензель и Гретель, Кай и Герда, сестрица Аленушка и братец Иванушка.

Апогеем нашей дружбы стало время, когда мы вместе работали. Вот на нем и я остановлюсь подробнее.

— Привет, подруга! Нашего педагога уволили сегодня за пропаганду сайнтологии, срочно ищут замену. Быстро иди к шефине.

— Эту алкоголичку выгнали? Так она еще и сектанткой была?

— Хватило ума раскладывать брошюрки сайентологов на работе.

Я быстро появилась в нужном месте в нужный час — редчайший случай в моей жизни, и меня взяли на освободившееся место. Так мы с Мишей стали коллегами в хитром заведении по интеграции русскоязычной молодежи.

Она совсем не хотела интегрировать, предпочитала общаться между собой и активно поддерживала негативное мнение о русских. Особенно их представление о счастье — напиться и от всей загадочной русской души набить кому-то морду. А без этого разве отдых? Они ненавидели страну пребывания и от этой ненависти делали всякие глупости.

Вот от них мы были призваны их удерживать.

Я вышла из этого проекта по-артемоньи хромой и покусанной, ибо не смогла не броситься на амбразуру — на борьбу с неспособным и тупым марсианским начальством.

Но с клиентами, трудной молодежью, контакт получился.

Из всех моих работ эта была самая интересная, продуктивная, богатая на человеческие наблюдения и веселая.

Там же я познакомилась с румяным толстячком Валерой. Он был многодетным отцом, лет на десять старше нас и своей второй жены Леной. Из первых браков у них осталось по ребенку-старшекласснику и кроме них — двое совместных малышей. Третий ожидался через восемь месяцев, но толстушка Лена выглядела на все шесть месяцев беременности и носила широкое платье. Она его практически не снимала, ибо рожала каждый год, не боясь испортить безнадежно испорченную фигуру, скорее даже удобно прикрывалась беременностями.