Василий Щепетнёв - Хроники Навь-Города

• Название: Хроники Навь-Города
• Автор: Василий Щепетнёв
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029082-9, 5-9660-1180-Х

Рыцари Ордена Кор.

Звездолётчики с крейсера «Королёв», стартовавшего с Земли в 2026 году и... «опоздавшего» с возвращением на 8000 лет.

Отныне они живут в мире далёкого будущего, в результате глобальной катастрофы скатившемся к ДАЛЁКОМУ ПРОШЛОМУ.

Здесь бароны и крестьяне живут в феодальных замках и селениях, в лесах обитают варвары-мутанты, с людьми воюют и торгуют пришельцы из космоса, а где-то под землёй скрывается таинственный Навь-Город — родина странных, тёмных, могущественных существ.

Здесь лучший из рыцарей Ордена Кор — бывший бортмеханик Корней Фомин — снова и снова сражается с порождениями Зла — монстрами и пришельцами из иных измерений, мутантами и «чужими».

Такова его ОБЫЧНАЯ РАБОТА — работа человека, защищающего добро и справедливость с оружием в руках.

---

Потом подали наконец и курицу, зажаренную на вертеле. Большая курица, не какой-нибудь недоспелый цыплёнок. Но сколь ни велик кусок, а и он кончается… Луу, сытый и пьяный, всё-таки на ногах держался крепко, он и сам удивился подобной крепости — землю качало и кружило, но он, с лёгкой помощью стола и стен, сумел устоять. На свежем воздухе стола не было, зато оказались деревья. Хотя среди них тоже попадались разные, некоторые так и норовили боднуть, однако ж Луу-Кин не уронил достоинства, удержался, гордо взглянул на хозяина и с опаской на рыцаря — не разгневался ли на его заносчивый вид.

— Мы, рязанские, не сдаёмся, — похвалялся он, — и не к тому привычные. У нас и грибы с глазами, их едят, а они глядят…

Что дальше было, помнилось смутно, но одно Луу знал твёрдо — до лежанки он таки добрался сам, без подмоги.

Первой утренней мыслью было — где короб? Он встрепенулся, вскочил, оглядываясь. Нету! Украли! Сам потерял, пропащая душа! Вот и вино, вот и хозяин…

И рыцаря нет. Привиделось?

Он заглянул под лежанку. Рыцаря там, конечно, никакого не оказалось, но короб, короб был. А это главное — короб, бог с ним, с рыцарем. Рыцарей-то на свете много, в каждом замке, почитай, штуки по три, по пять, а короб у Луу-Кина один-разъединственный, другого, может, и в жизни никогда больше не будет.

Он проверил завязки; петелька, хитрая, для чужого неразвязная, казалась нетронутой, да и вес прежний. Это хорошо. Это просто замечательно. Вот он, товарец-то, весь здесь! Почти донёс!

Луу-Кин пытался утешить себя. Эк, действительно, чего он, собственно, ждал? Что рыцарь распрощается с ним? Может, откроет вдобавок тайну происхождения? Наслушался ты, брат, в детстве длинных красивых баек, а в жизни дорога у каждого своя, если и пересеклись вдруг случайно с хорошим человеком, тому радуйся, а на большее надеяться — век дураком прожить.

— Проснулся, мирный торговец? — Рыцарь подошёл неслышно, и Луу-Кин вздрогнул. Ну как — тать?

— Про… проснулся, доблестный рыцарь…

— Тогда, если думаешь попасть в Замок, поторопись с завтраком.

— Да… Конечно, сей момент, — забормотал Луу-Кин несвязно, не решив окончательно — радоваться, нет. Он уж было настроился остаться в таверне да ждать, когда люди на обратном пути завернут сюда, тут можно будет и расторговаться. Придётся, конечно, взять в долю хозяина таверны, так это в порядке вещей… А в Замке, в Замке… О! Он не смел и надеяться… То есть вчера-то он надеялся твёрдо, но твёрдость разбилась мгновенно, стоило ему, проснувшись, не увидеть рыцаря. Идти в одиночку? Как ни крепко он спал, а слышал, как неподалёку — ну, не совсем и близко, иначе проснулся б — выла семья вурдалаков: сначала старшой, басово, протяжно, затем вторила марва, забираясь голосом своим до самой до луны, а затем, в терцию и квинту, подтягивали остальные. Нет, в одиночку ходить — даже и днём… Теперь же надежда опять явилась. Вместе с рыцарем. Странная она штука, надежда, нестойкая и неистребимая одновременно, думал он, лихорадочно собираясь.

Внизу, опять же на красном, господском столе, ждал их завтрак, совсем простой — кислое молоко, хлеб да сыр. И съеден был не по-вчерашнему быстро. Хозяин суетился, но дальним путём уже не стращал, лишь вздыхал жалостливо.

— Ладно, ладно, сколько за постой?

Хозяин пустился в длинные рассуждения о скудости окрестных земель, героических усилиях его самого и необыкновенной щедрости всемилостивейшего рыцаря, а ещё о могучем туре, могучем, но и прожорливом, съевшем столько сена и овса, что…

— Короче, два червонца, — перебил алгебру хозяина рыцарь.

— Восемь… оди… сколько вашей милости будет угодно. — Хозяин склонился, но Луу приметил — доволен. Ещё бы — два червонца. Эх, тяжело, наверное, всё-таки быть рыцарем — за всё плати щедро, втрое-вчетверо против обыкновенной цены. Хотя — опять же какой Дом. В некоторых поощряются рачительность, экономность, если не сказать — скупость, например, Дом Кви. Тот бы торговался — вернее, торговался б оруженосец — до полудня, и хорошо, если бы выгадал хозяин хоть что-нибудь.

А впрочем, чего это он — не о своём думает. О своём, о своём, поправил Луу себя. Ведь он поедет в Замок, где множество всяких высокородных господ, и его дело так распорядиться содержимым короба, чтобы и с долгами расплатиться, и ещё с барышом остаться. А уж тогда…

Вот здесь точно начинаются бесплодные мечты. Духи Зависть и Злосчастие чуют их за семь вёрст, налетят, прилепятся — и не будет удачи, потому Луу поскорее стал думать о делах мелких, но насущных — как бы ноги не натереть, переход предстоял большой. Казалось, пустяк — ноги, а заботиться о них пристало не менее, чем о боевом туре. Луу видел, как хлопочет вокруг того рыцарь, как суетится и подворачивается под руку слуга, не столько помогая, сколько изображая рвение, вот он, готов всем сердцем услужить, не его ж, слуги, вина, что тур такой злой, что и подойти-то нельзя. Заработает серебряную монетку, щедр рыцарь, ох щедр. Почему у такого щедрого господина нет своего оруженосца? Доблестному рыцарю приходится и драконью шкуру на тура натягивать самому, и поножи пристёгивать, и драконьей икрой морду покрывать, чтобы стрела глаз турий не поранила. Таков уж Дом Кор. Всё сами. «Не родился ещё оруженосец для рыцаря Дома Кор», — говаривали странники-сказители, зубы съевшие в описании подвигов, битв и турниров. Ох, любил слушать их Луу мальчонкой, казалась ему жизнь странника завидней даже доли барона — всюду они, странники, бывают, всё видят, всех знают, водят дружбу с самыми прославленными героями, иначе откуда ж им знать каждый помысел геройский, кроме как из их собственных уст…

Наконец рыцарь подготовил тура к походу, положил поперёк перемётные сумы.

— Готов, мирный торговец?

— Да, доблестный рыцарь, — подскочил к стремени Луу-Кин. До последней минуты боялся он — вдруг рыцарь передумает пускаться в такой опасный путь или вдруг передумает и не разрешит идти торговцу рядом с собой, и ещё неизвестно, чего больше боялся.

— Тогда в путь. А ты, Большой Сол, не горюй, мы с мирным торговцем уж как-нибудь постараемся уцелеть и на обратном пути опять заглянем пропустить кувшин-другой твоего вина.

Хозяин рассыпался в пожеланиях доброго пути, но глаза его полны были грусти. То ли судьба путников печалила его, то ли окончательное прощание с надеждой удержать у себя столь щедрого гостя, то ли просто всегда подобными глазами смотрел на мир Сол Нафферт, хозяин постоялого двора «Поросячий рай».

Идти было легко, помогали утренняя свежесть, сытый, но лёгкий завтрак, да и тур шёл немешкотно. Рыцарь молчал, молчал и Луу. Действительно, о чём говорить доблестному рыцарю с торговцем? Если вчера связывал их общий бой, то сегодня — лишь дорога.

— Устанешь, скажи, — нарушил молчание рыцарь верстах в десяти пути.

— Не, я привычный, — ответил Луу. Украдкой он сунул за щеку кусочек Красного Корня, и оттого действительно не чувствовал томления, слабости. Недаром каждый такой кусочек меняется на золото — не по весу, по размеру. А что делать? Жалко есть золото, а ещё жальче — отстать от рыцаря. Да ничего, последний переход…

2

Тур шёл мерно, четыре версты в час. Хороший тур стоит лошади, даже двух, считают знатоки. Мощь, выносливость, способность пройти там, где конь и не валялся, неприхотливость в еде, ярость в бою — что ещё рыцарю желать? Водились туры в Муур-Омских лесах, считались императорской собственностью и продавались за немалую мзду — и только мужеска пола.

Пустить рысью? Туру даже полезно размяться, да тогда торговец точно заморится. Короб тяжёлый, а в коробе вся его жизнь. Раз уж взял попутчика, придётся довести. Рыцарская честь того требует.

Фомин усмехнулся. С детства любимыми книгами были томики о доне Румате Эсторском, землянине, прилетевшем на отсталую феодальную планету. Интриги, поединки, коварство и любовь. Дон Румата помогал слабым и обездоленным противостоять гнёту невежества и мрака Тёмных Веков. Как мечталось попасть в прекрасный отряд Прогрессоров, чтобы бок о бок с бесстрашным доном нести в Тёмное Прошлое Светлое Будущее. На каждый праздник ему дарили по книге, и в итоге он стал обладателем «Всего Руматы». Ему завидовали и становились в очередь «на почитать». Одну книги так и зачитали, «Возвращение Руматы».

Мечты опасны тем, что они иногда сбываются. Только получается почему-то немножечко иначе, чем мечталось. Не гордым отрядом Прогрессоров пришли они в этот мир, а кучкой безнадёжно потерявшихся людей. Что ж, они ещё раз доказали себе и миру, что ко всему можно приспособиться, всё превозмочь, и если и не диктовать судьбе, то достойно играть с нею. Приспособились. Стали играть по правилам этого мира. И повели игру на уровне гроссмейстерском, иначе и затеваться не стоило. «С графьями жить — по-графьи выть», — как не совсем изящно, но точно выразился Командор.

И выли — год за годом. Создавали красивую легенду о себе — и для себя. Главное, как легло-то. Станиславский был бы доволен, сверхзадачу артисты не заучили, а вросли в неё, так вросли, со шкурой не отдерёшь. Да они и не хотели уже — отдирать. Потому что, кроме роли, ничего и не оставалось. У Руматы был тыл — добрая, светлая, сильная Земля. У них тыла не было. И потому они стали собственным тылом. Больше ничего не оставалось. К счастью, успели раньше, чем поняли — никакой игры нет. Есть жизнь. И смерть. Чур-чуры, вне игры кричать бесполезно, никто не услышит. Тот, кому продолжало казаться, что всё происходящее — морок, сон, понарошка, либо трезвели, либо умирали. Потеряв треть экипажа, спохватились. Теперь бой идёт не до первой крови — до последней.