Жиль Мартен-Шоффье - Однажды в Париже

• Название: Однажды в Париже
• Автор: Жиль Мартен-Шоффье
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01973-0

Она убеждена, что только настоящий мужчина заслуживает настоящей парижанки — этого экзотического создания, немного легкомысленного, но скромного, расточительного, но разумного, насмешливого, но осторожного. И при этом хорошо знающего себе цену.

Она готова сыграть эту роль для того, кто готов заплатить. Но только это будет очень дорого стоить.

Изящная фигурка, ухоженное лицо, отработанная улыбка, проникновенная нежность в голосе, отточенные движения, тонкое обхождение — и все это в роскошном обрамлении отлично сидящего маленького черного платья и тонкого аромата шедевра незабвенной Коко под номером пять.

Итак, она готова… Она вступает в игру… Она не может проиграть…

---

— Есть ведь не только «Монд». «Паризьен», «Франс суар» и другие издания начнут забрасывать сети, скрести дно, и они поднимут всю грязь. Я не говорю о «Континенталь» и о Коко Дансени. Эта баба, чтобы убрать меня с горизонта, готова на все. Она наняла частного детектива, чтобы тот шпионил за мной. Пока моя мать держит его на коротком поводке, но есть множество небольших тайн, и ни я, ни она не хотим, чтобы они стали достоянием публики. Если они выплывут, я потеряю сына раз и навсегда. А я… я буду убита прямо на месте.

Ей надо было бы пойти учиться в Консерваторию, где преподают актерское мастерство. Аньес была прирожденная актриса. Я испугался, что она вот-вот разрыдается. Ее нервы, казалось, были на пределе. Бедняжка оказалась пленницей своей собственной басни, как колышек, попавший в цемент. А я все это глотал. Видели бы вы меня: я готов был заключить ее в свои объятия. У меня было только одно желание: защитить этого маленького койота, который способен — если я не вмешаюсь — отгрызть себе лапку, попавшую в ловушку, чтобы, прихрамывая, убежать. Должно быть, Аньес здорово потешалась надо мной. Я сделал все, чего она от меня ждала, да еще был готов тысячу раз извиниться за это. Еще немного, и я дал бы указание пустить под нож 300 000 экземпляров тиража. Успокойтесь: такие неслыханные решения — это не мое амплуа. И она это знала. До мозга костей порочная, Аньес довела свою извращенность до предела. Голосом умирающей она высказала последнюю жалобу:

— Послезавтра благодаря вам в Париже я спекусь. Мне лучше было бы отправиться куда-нибудь, чтобы остудиться. В Нью-Йорк, например.

Как простак, который ничего не понимает, я запротестовал:

— Это не слишком хорошая идея. Все ваши друзья здесь.

Ее друзья! Когда они поймут, какую роль Аньес им отвела, ей действительно будет лучше, чтобы между ней и ними был океан. Несомненно, Аньес об этом подумала, потому что она сказала с улыбкой:

— Это не идея. Это проект.

Она не врала. «Сенсации» вот-вот обнародуют факты касательно ее дела, значит, она добилась своего и могла перейти к следующему этапу. Но я, конечно, как бедный простак, влюбленный и слепой, ничего не понял. Я только подумал, что для нее, как и обычно, важно было то, чтобы последнее слово оставалось за ней. И тут же я тоже улыбнулся. Но в душе мне хотелось плакать. А она, наверное, до сих пор смеется надо мной.

Глава 16

Коко Дансени.

В последние два месяца я произвела перепись своих друзей. Подсчет был сделан быстро: ни одного. Такие же искусственные, как имплантированные сосуды, приятельские отношения растаяли при первом же ненастье. Буря была большой, я согласна. Даже сама газета «Монд» посвятила полстраницы моему увольнению из «Континенталь». Некоторые детали были правдой — те, которые я сообщила журналистам сама. Другие относились к сказкам и легендам, в частности те, что касались суммы выплаченного мне выходного пособия. Этот Оливье, грязный человечишка, обладающий менталитетом аптекаря, который разражается бранью в адрес «привилегированных» членов профсоюза РАТП, а сам обжирается опционами на покупку акций, рассчитал с точностью до одной сотой евро, на получение какой суммы я имею право. Скажем так: мне было на что продержаться два-три года, не впадая в панику. Настало время отказаться от моих дурных привычек, как написал бы женский журнал. И я начала ходить по кругу в тюремном дворе для прогулок, каковым была моя жизнь в уздечке. Результат: в тот же самый день, когда я подписала протокол о своем согласии на уход, я позвонила своему приятелю из «Паризьен» и, чтобы остаться в обойме, выдала ему все, что должна была бы держать в тайне. Журналист оценил должным образом историю шофера Брюса и частного детектива, который был нанят, чтобы следить за Аньес, но больше всего его ошеломил тот факт, что Оливье, проинформированный Министерством внутренних дел, мгновенно выдворил из страны своего артиста-звезду, которого подозревали в насилии. Спустя двадцать четыре часа история появилась на первых страницах ежедневных газет и прозвучала на всех радиостанциях. Напоминаю, что министра финансов зовут Саркози. Целый легион журналистов считает, что достаточно прицепить к его имени обидный эпитет, чтобы считать себя героем борьбы за свободу слова. Учитывая визит Брюса в министерство за месяц до того, каждый стал выдумывать свои инсинуации: Сарко сохранил свои сети в Министерстве внутренних дел, он помог одному из своих друзей улизнуть от правосудия… За неимением доказательств, ажиотаж был недолгим, но вся Франция успела узнать о существовании Аньес. Напротив, мое имя чудом не было упомянуто, и никто не говорил об утечке информации. Официально речь шла только о новых подвигах службы расследований «Паризьен». В «Континенталь», естественно, поняли, что к чему. Оливье позвонил мне лично — и как он только меня не обзывал! Если бы я была досягаема для него, он бы содрал с меня кожу заживо. Но все, что он мог сделать, это урезать до возможного минимума мое выходное пособие. Подумать только, я десять лет день и ночь билась за эту лавочку. Теперь все было иначе. Я была готова на все, чтобы отомстить за себя. До такой степени, что я даже смаковала, как просвещенный любитель, те удары кинжалом, которые в свою очередь наносила им Аньес. Потому что эта проныра маневрировала, как ас высшего пилотажа. Ее адвокат знал прессу так же хорошо, как и я. Он добился для нее места на последней странице «Либерасьон». Это было настоящее чудо того, как можно давать информацию, не давая ее: об Аньес говорили, потому что она обвиняла звезду в насилии, но в этих материалах она даже не упомянула об этом инциденте. Оставался только портрет парижанки из хорошей семьи, интересной и образованной, которая оказалась замешанной в неприятное происшествие, что было ей совершенно непонятно. Интервью Марка-Оливье Фожьеля с ее матерью окончательно запутало все карты: в общих чертах Францию просили поверить, что все эти слухи сводились к сведению счетов внутри фирмы «Континенталь», которая хотела отделаться от Брюса. Везде в других странах стали бы публиковать протесты. Но не в Париже, единственном свободном городе Советского Союза, где обожают пригвоздить транснациональную корпорацию к позорному столбу. То, что можно приписать «Континенталь» сотню задних мыслей, меркантильных и отвратительных, привело в восторг полтора десятка газет и журналов левацкого толка. Это также устраивало Аньес и Брюса. Ее — потому что журналисты отвлеклись от ее жалобы; его — потому что лучше иметь вид жертвы безжалостных финансистов, а не мучителя очаровательной женщины; их обоих вместе — потому что не обратили внимания на слишком странное наметившееся примирение между ними, звонкое, как бывает звонкой монета. В этих условиях, понятное дело, Оливье из штанов выпрыгивал, лишь бы обеспечить успех концерту Брюса. Цель: доказать всем, что «Континенталь», настоящая индустриальная мать, курица-несушка, по-прежнему лелеет Брюса, милого рокера-денди из своего каталога. Вернулись даже к первоначальному проекту: два вечера в «Берси». И, о удивление, все билеты были раскуплены. Скандал произвел свой эффект. Брюс стал человеком дня. Ардиссон и Фожьель наперебой обещали золотые горы, лишь бы он эксклюзивно был у каждого из них в студии. В конце концов Оливье выбрал «7x8» на канале «Телефранс-1». Он обещал сенсацию.

Итак, первое шоу было в субботу вечером. Какой бы ни была цена, я твердо решила оказаться там. И не в зале, где я бы растворилась среди публики. В ложе «Континенталь»! Я была готова на все ради этого. Тем, кто знает меня, хорошо известно, что я, как муравей, могу поднять вес, в семь раз превышающий мой собственный. Я решила посмотреть на своего старого протеже на своем месте, у себя, в ложе «Континенталь», волшебном месте, ключи от которого были у меня уже в то время, когда Оливье еще регулировал уличное движение в Министерстве внутренних дел. То, что я буду дышать рядом с ним, на его взгляд, загрязнит атмосферу в помещении, но плевать, его ненависть ничего не изменит. Я буду там! К тому же я даже не боялась. Я знаю мой город. В Париже на публике называют на «ты» тех, кого наедине оскорбляют, а потом идут ужинать с пороками, обличение которых делают своим ремеслом. Все будут ошеломлены, увидев меня, и каждый оставит свое удивление при себе. Потому что все фальшивые. В этом море шоу-бизнеса только такие и водятся. И так же везде. В казармах пожарных, в ячейках коммунистической партии, в редакциях, у столяров… В конце концов, это оказалось даже нетрудно. Я просто позвонила Скотту, помощнику Брюса, типу из тех, какие мне по душе, отвратительно ведущему себя с бесполезными никчемами, действующему смело и решительно и верному своим. Условия моего увольнения из «Континенталь» в двадцать четыре часа заставили его задуматься о неблагодарности воротил шоу-бизнеса. Упорная любовь Брюса к Аньес вызывала у него полную растерянность. Он задал мне три десятка вопросов в отношении нее, мы разговаривали по телефону целый час. Потом Скотт сказал, что обязательно уже завтра пришлет приглашение на мое имя. Обещание было выполнено. Но таким образом, что я была поражена. Пригласительный билет, открывавший доступ в зону Ви-ай-пи фирмы «Континенталь», сопровождался запиской с подписью Аньес.