Жиль Мартен-Шоффье - Однажды в Париже

• Название: Однажды в Париже
• Автор: Жиль Мартен-Шоффье
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01973-0

Она убеждена, что только настоящий мужчина заслуживает настоящей парижанки — этого экзотического создания, немного легкомысленного, но скромного, расточительного, но разумного, насмешливого, но осторожного. И при этом хорошо знающего себе цену.

Она готова сыграть эту роль для того, кто готов заплатить. Но только это будет очень дорого стоить.

Изящная фигурка, ухоженное лицо, отработанная улыбка, проникновенная нежность в голосе, отточенные движения, тонкое обхождение — и все это в роскошном обрамлении отлично сидящего маленького черного платья и тонкого аромата шедевра незабвенной Коко под номером пять.

Итак, она готова… Она вступает в игру… Она не может проиграть…

---

— Меня не устраивает, чтобы нас слишком часто видели друг с другом. Я веду судебный процесс против журнала «Гала» из-за таких снимков. Уходи подальше.

Аньес не упустила ни слова из их разговора. Она понизила тон, чтобы ввести меня в курс дела:

— Это глупо. Эти две особы ходят на все премьеры и на все вернисажи. Они отправились бы на прием по случаю открытия конверта. А затем они идут в наступление. Девчонка хочет, чтобы о ней говорили как о настоящей актрисе — обсуждая ее игру. Ну да уж. Ее единственный талант — это известное имя, которое пишут на ее афише. Без папарацци она ничто.

Что касается меня, папарацци меня не смущают, но если бы в Нью-Йорке с них по суду можно было бы взыскать штраф, я, возможно, занял бы другую позицию… А вот кого я терпеть не могу, так это тех фанатов, которые все время делают видеосъемку своими мобильными телефонами. Но я не стал высказывать критических замечаний. Показ начался.

Хорошо, что Аньес меня предупредила: все, что нам покажут, это запредельно. Четырем ассистентам пришлось броситься на помощь первой манекенщице, в наряде типа гейши, чтобы та смогла сойти с подиума: погребенная под кринолином диаметром в три метра, она не могла даже спуститься со ступеньки. Платья были тяжелее девушек. Топ-модели, взгромоздившиеся на высокие, как Эйфелева башня, каблуки, пошатывались. Каждый шаг был чреват для них падением. Поэтому каждые десять секунд они восстанавливали свое равновесие. Это был сложный маневр: их высокие прически-небоскребы а-ля Мария Антуанетта тянули их назад. Но, если отойти от этого, показ был потрясающий. Тридцать человек участвовали в подготовке каждой модели: гений и его первые помощники, а также гример, парикмахер, шляпник, вышивальщица, изготовитель плюмажа — остальных не знаю. Одно платье было похоже на севрский фарфор, другое — на веджвудский. Давал ли этот бал турецкий султан, японский сегун или императрица, как там ее? При каком дворе, скажите, делали такие красивые наряды из тканей для обивки мебели? И какой государь мог бы принять у себя в один и тот же вечер одновременно мадам Помпадур, Великого визиря и австрийскую императрицу Сисси. Аньес сообщала мне информацию, используя профессиональные термины мира высокой моды: эта туника была цвета жевательной резинки, другая — цвета паприки (не путать с зеленым цветом ампир)… И дальше в том же духе. Франция устроила свое кино. Хлоя Севиньи[31], которая расцеловала меня в обе щеки, могла бы бесконечно наблюдать это зрелище. Все были потрясены. Последний наряд: семьдесят пять метров белого сатина шли маленькими шажками, — это было свадебное платье. Затем появился Галлиано. Он мог бы скрыться в складке шлейфа. Похоже, он качает мускулы день и ночь, и действительно он выставлял напоказ свои мышцы живота, но в результате у него был такой же мужественный вид, как у тюльпана. Неважно, это создание — волшебник. Аньес забыла свою обычную непочтительность. Фейерверк заставил ее закрыть рот. Ей показали как раз ту Францию, которую она так любит. От волнения она взяла меня под руку, выходя с показа. Это было очень романтично. Тут возникла Коко. Нельзя, чтобы наше фото появилось в журнале «Вот так!»[32]. План по прессе предусматривал только «Сенсации», «Нувель обсерватер» и «Монд». Пресс-атташе задвинула нас в «мерседес».

Вторжение Аньес в панораму заставило Коко изменить все свои проекты. Еще вчера она мечтала видеть меня в центре событий, а теперь хотела, чтобы я держался в стороне. И речи не было о том, чтобы пойти в «Кафе Марли», где собирался весь Париж. Аньес, примирительно настроенная, предложила поступить просто и вернуться обедать в отель. По ее словам, ротонда «Бристоля» может вскружить голову любому гостю. Что она посмела сказать? Коко набросилась на нее:

— А почему бы не пообедать в номере, если уж так? Можно попросить «рум сервис» подать вам обед прямо в постель.

Чуть что идет наперекор ее планам, она мобилизуется, но Аньес сделала вид, что восприняла это предложение как шутку.

— А почему бы и нет? — улыбнулась она. — Но с Брюсом трапеза — это церемония. В постели это может затянуться на часы. Я предпочитаю свидания, даже в позиции 69, немного более краткие. И к тому же не хочу идти растрепанной в Министерство финансов.

Мне пришлось вмешаться. В нужный момент я могу вести себя как настоящий мужчина и взять все в свои руки. Пора доказать этим лягушатницам, что в Америке тоже есть джентльмены.

— Коко, есть вещи еще более приятные, чем секс: это шопинг. Если хотите, пойдем к Диору, и я куплю вам что-нибудь необычное из нарядов.

Неудачная идея. Ни одну из двух женщин она не соблазнила. По словам Коко, никакой вычурный наряд ей не пойдет. В лучшем случае она как-нибудь купила бы себе сумку или бусы, но не платье. Она боялась утонуть в нем. То же самое и с Аньес. Платья ее не соблазняли. Что нравилось ей у Диора, так это фигуры манекенщиц, а не их наряды, годные только для карнавала. Наконец-то хоть по одному вопросу они выразили сходное мнение. Атмосфера разрядилась. Я предложил прогуляться. Аньес выразила восторг. Было солнечно, она предложила отпустить машину и пройти через Тюильри, затем пойти по набережным, посетить Консьержери и Сент-Шапель. Коко казалась удивленной. Она ни разу не была ни в бывшем королевском замке, ни в часовне. Как только она слышит слово «история», она, мне кажется, достает «маскару» для ресниц. Подумать только, всего за полчаса до этого она говорила, что, может быть, уйдет из звукозаписывающей фирмы «Континенталь» и возглавит пресс-службу издательского дома «Галлимар». В свою очередь Аньес обрушилась на нее как бетонная глыба:

— С Соллерсом и Норманом Мейлером[33] такие пробелы в знаниях могут сыграть с вами дурную шутку. Вам следовало бы как-то заполнить лакуны в знаниях о культуре, прежде чем переходить в издательство.

Я думал, Коко даст ей пощечину. На ее лице можно было прочесть все, как в меню: закуска, горячее блюдо, десерт — раздражение, гнев, ярость… Она больше не раскрыла рта и, когда машина остановилась на улице Риволи, оставила нас одних.

— Приеду за вами в 16:30 к Нотр-Дам, — сказала она вместо прощания. — Ровно в 16:30. В министерство нельзя опоздать.

И мы остались вдвоем, как парочка влюбленных, Аньес и я. Она продолжила свою лекцию и стала рассказывать смешные вещи об истории Франции через историю костюмов тех, кто гулял в саду Тюильри. Во время революции, после террора, чтобы продемонстрировать свою враждебность к Республике, дамы-роялистки встречались в зарослях парка, одетые как «жертвы гильотины», то есть в нарядах с очень большим декольте, в красных блузонах и с бледным макияжем «отрубленной головы». Французы ничего не воспринимают как трагедию. В ту же эпоху на игральных картах вместо королей были законы, вместо дам — свободы, вместо валетов — армии. Все меняется, и все остается прежним: таков Париж. Аньес находила это забавным.

— И так каждый раз. Наши революции только открывают восставшим путь к власти. В России и в Китае все разрушают, а мы, мы только слегка изменяем некоторые пригласительные билеты. Но вносим в это столько же страсти.

На берегу реки Аньес в своих лодочках спотыкалась. Я взял ее под руку. Она оперлась на меня, легкая как пушинка. Мне нравились ее голос и улыбка. Похоже, это я больше всего ценю в женщинах. Гораздо больше, чем бюст, хотя считается, что для американских мужчин — это самое главное. Слово «шарм», наверное, когда-то было придумано специально для Аньес, и его было достаточно. Она не носила накладных ресниц, у нее не было яркой помады на губах, она, казалось, вообще не использовала косметику. На ней было только легкое розовое шерстяное пальто и маленькое серое платье. Удивительная деталь: у нее не было с собой сумочки. Все помещалось у нее в карманах: кошелек, сигареты, расчески, ручка, бумажные носовые платки и мобильный телефон. Я задавал себе вопрос, кого из актрис она напоминает, на кого она похожа. На Натали Вуд — своими темными глазами, на Эли МакГроу — длинными блестящими волосами, на Дайан Китон — своим смехом, на Одри Хэпберн — стройным силуэтом[34]. Эта парижская штучка могла бы сыграть роковую скво из вестерна. При всем при этом она была само воплощение старушки Европы.

Мы поднялись с набережной на уровень улицы, чтобы взглянуть на Квадратный двор Лувра. Потом Аньес замерзла, и мы пошли в «Фюмуар», ресторан рядом с Сен-Жермен-л'Оксерруа, домовой церковью королей Франции, чтобы съесть по сэндвичу. Я спросил Аньес, каким был первый диск, который она купила, и на чьих концертах она была. Перечень был коротким: Вероника Сансон[35] и Дэвид Боуи. За десять лет она побывала только на двух шоу. Для нее существовало только два идеальных варианта провести вечер: пойти на ужин с друзьями или почитать в постели хорошую книжку. Она не любила шум и толпу. В «Фюмуар», в тепле, с чашечкой кофе, сигаретой и кавалером, сидя у окна, она блаженствовала как в раю. В своих грезах, представляя себя миллионершей, она тратила кучу денег на то, чтобы посетить музеи и замки Европы. Затем, если действительность не заставляла ее спуститься с небес на землю, она представляла, что возвращается домой и слушает, как ее возлюбленный играет на пианино. Тут небольшой намек, там двусмысленная улыбка, многозначительное молчание и легкие шуточки — она рисовала мой портрет как идеального спутника жизни.