Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

В 1918 г. Алленби планировал нанести окончательное поражение Османской империи, используя арабские силы на своем правом фланге. Хотя Лоуренс, один из офицеров союзников, которые сражались с ними плечом к плечу, представлял собой вдохновляющий пример храбрости и наступательного порыва, арабы все равно быстро отступили и дезертировали. Однако в серии смелых вылазок они отрезали коммуникации турок по железной дороге с Мединой. Это была трасса через пески, которую бедуины считали промышленным оскорблением своему пасторальному существованию.

Военно-воздушные силы союзников были ключом к этим успехам. На арабов особое впечатление произвел огромный бомбардировщик «Хэндли-Пейдж», который они считали жеребцом, породившим британские истребители гораздо меньшего размера.

Еще более волнующим оказался прорыв наземных сил Алленби. Среди них были британцы, австралийцы, новозеландцы и индийская кавалерия, а также французские и еврейские подразделения, части из британской Вест-Индии. Они атаковали в сентябре, ошеломив и окружив противника со всех сторон. Кавалеристам даже удалось атаковать турецких и немецких пулеметчиков. Они тучами наступали через возвышенности Иудеи и через город Назарет, заставив генерала фон Сандерса бежать в пижаме. Союзники скакали по долине Армагеддона и мимо Галилейского моря.

К востоку от реки Иордан арабские силы пошли на Дамаск. Они совершали зверства и с дикой жестокостью разбирались с потрепанными турецкими колонами. Лоуренс в «Семи столпах» или приукрашивал это, или объяснял реакций на века тирании. Солдаты из АНЗАК, которые сами совершали военные преступления против враждебно настроенных арабов («расы, которую они презирали»), сравнивали своих местных союзников с шакалами и стервятниками, которые жадно питаются падалью на этой «древней и пропитанной кровью земле»[1847].

В надежде, что Фейсал может «лишить французов всей надежды на Сирию»[1848], Лоуренс побуждал его добраться до Дамаска раньше Алленби. Он подчеркивал магический характер старейшего заселенного города мира, где халифы из династии Омейядов правили империей, протянувшейся от Индии до Атлантики. Здесь сражался Авраам, здесь строил Траян, здесь лежит Саладин.

Дамаск с белыми минаретами и позолоченными куполами, с дворами с фонтанами и караван-сараями, украшенными фигурными решетками, пальмовыми рощами и садами с гранатовыми деревьями, на удалении напоминал «жемчужину в пляшущем солнечном свете»[1849]. При более близком рассмотрении становились видны многочисленные узкие улочки, заполненные мусором и падалью, по ним бегали голодные собаки. Все было таким обветшалым, что иногда трамвайные пути почти на фут возвышались над уровнем земли.

Однако «королевский город Леванта»[1850] для арабов стал сияющим военным трофеем. Поэтому Лоуренс был оскорблен, когда первым в Дамаск вошел Австралийский третий легкий конный полк. Жители посыпали солдат конфетти и опрыскивали розовой водой, целовали стремена и «впадали в истерику в своих проявлениях радости»[1851].

Лоуренс заявлял, что бедуины раньше австралийцев проникли в город. Он говорил, что приветствие жителей Дамаска на самом деле было таким бурным из-за появления основного подразделения Фейсала — сотен покрытых пылью людей на верблюдах и пони, которые скакали и стреляли из винтовок в воздух так быстро, как удавалось опорожнять магазины. Сам командир не мог подавить их жажду крови и трофеев, поэтому и пришлось призывать австралийские войска для восстановления порядка. Но арабы, и гражданские и военные, радовались из-за того, что удалось сбросить ярмо Османской империи: «Все загорелись надеждой освобождения и национальной независимости»[1852].

В последнюю неделю войны британцы и французы разожгли огонь надежды еще одним бумажным обещанием. Они объявили, что народы Оттоманской империи могут свободно учреждать национальные правительства. Ллойд Джордж ставил целью дискредитацию большевистской пропаганды, таким образом подтверждая двенадцатый из четырнадцати пунктов Вудро Вильсона. Им также двигала интуитивная ненависть к туркам, «человеческой раковой опухоли, ползущей агонии плоти на землях, которыми они плохо управляли, обрекая на гниение все нити жизни»[1853]. Теперь казалось, что у наций, освобожденных из-под правления Оттоманской империи, имеется возможность саморазвития, которой ничто не угрожает, и это освобождение приводило к почти религиозному пылу по всему региону. Одного раненого курда в Багдаде нашли в госпитале с этим обещанием, переведенным на форзацах Корана, и «как талисман привязанными в руке»[1854]. Тем не менее принятие пункта Вильсона добавляло к путанице британских обещаний на Среднем Востоке. Более того, министры типа Керзона и Милнера, которых ободряли победы в Леванте и на Кавказе, а также в Европе, теперь нацеливались основать новую империю между Египтом и Индией — затягивая золотую нить своекорыстных интересов, что делало невозможным распутать весь клубок. К счастью для Ллойд Джорджа, мирная конференция в Версале перерезала этот гордиев узел.

Система мандатов была придумана, чтобы позволить победившим державам удерживать колонии проигравших от имени Лиги Наций. Американцы приняли точку зрения Берка на мандаты, как на «священное доверие от имени цивилизации»[1855]. Британцы рассматривали их в качестве метода прикрытия жестокости завоевания «при помощи покрывала нравственности»[1856]. Например, Керзон считал: «Британское влияние на арабском Ближнем Востоке должно как можно более держаться в тени и осторожно прикрываться фасадом самоопределения»[1857].

Поэтому мандаты являлись продолжением империализма, но другими способами. Однако это более смягченный, «извиняющийся» и сладкоречивый тип империализма, разбавленный идеалами Вильсона и Ленина. Как писал сэр Марк Сайке (прославившийся соглашением Сайке— Пико) в 1918 г., «имперская аннексия, военный триумф, престиж, бремя белого человека вычеркнуты из популярного политического словаря»[1858].

Однако арабы иначе представляли эвфемизм, переводя слово «мандат» как «суверенная власть». От Средиземного моря до Персидского залива они негодовали и выступали против чужеземного вторжения. Таким образом Франция получила мандат над Сирией, вытеснив Фейсала, которого ранее провозгласили королем, и столкнулась с продолжительным восстанием. Великобритания теперь правила более чем над половиной мусульман мира. Она получила мандаты над Палестиной и Месопотамией, где оправданное ощущение предательства тоже привело к проблемам. Арабы особенно сопротивлялись европейскому господству после Первой Мировой войны. Гертруда Белл, бесстрашная путешественница по пустыне, которая работала на британский верховный комиссариат в Багдаде, отмечала: Запад потерял все доверие среди иракцев. Они естественно выступали против цивилизации, которая, как она говорила, ушла назад в варварство во время конфликта — «конец Римской империи является очень близкой исторической параллелью»[1859].

Хотя иногда в конце войны британцев одолевали сомнения, и они разделялись во мнениях, имелись основания чувствовать уверенность. «Мы — победители, — объявил король Георг V, — мы наверху»[1860].

Керзон выразил те же чувства более торжественно. Опуская занавес в одной из самых колоссальных и значимых драм в истории и провозглашая восход золотого века, он объявил: «"Юнион Джек" никогда еще не реял над более мощной и объединенной империей… Никогда еще наш голос так много не значил в советах наций или в определении будущих судеб человечества»[1861].

Как решили британцы на месте, судьба дельты Тигра и Евфрата будет похожа на судьбу дельты Нила. Месопотамия станет скрытым протекторатом с дополнительным преимуществом — там, судя по всему, нет необходимости разделать, чтобы властвовать. Три миллиона жителей Ирака, если называть страну арабским националистическим названием, едва ли можно считать нацией. Это путаница племен[1862], множество различных владений шейхов.

Ирак имел «пористые» границы, дороги были или пыльными, или грязными, а социальная структура — такой запутанной, что британцы восстановили ее по собственному образу. Просто городских эфенди посчитали коррумпированной аристократией, шейхов — верными джентри, а представителей племен и феллахов — крепкими фермерами.

Половина мусульман были суннитами, сохранявшими верность Мекке, вторая половина — шиитами, которые смотрели в сторону Персии. 700 000 курдов жили на гористом севере. Это яростный индоевропейский народ, носящий мешковатую одежду, цветные болеро и нагрудные патронташи. Они сопротивлялись всем попыткам ассимиляции.

Разнообразие усиливали другие сообщества — евреи и ассирийцы, сабеи, чьей религиозной обязанностью было жить рядом с бегущей водой, зелиды, которые поклоняются Сатане…