Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Американцы тоже почувствовали, что тектонические плиты истории сместились в Суэце. Читая модного Арнольда Тойнби, а не старомодного Эдварда Гиббона, он считали: британская цивилизация ощутимо уступает их собственной, а Насер, судя по всему, является мужественным и энергичным новым азиатским Цезарем, который ответил на вызов супердержав.

Такие выводы стали для кое для кого катастрофическими. Дункан Сэндис, который стал министром обороны в правительстве Макмиллана, зашел так далеко, что сказал: «Фундаментально Суэцкий кризис ничего не изменил». Какое-то время, несомненно, он «печально вредил престижу Британии», но она не сделалась внезапно «державой второго класса». Сэндис ожидал быстрого «изменения мирового мнения в нашу пользу»[2826].

В начале 1957 г. «Экономист» высказал более умеренное предупреждение против тех, кто в то время представлял апокалипсис: «Осталось лишь немного сомневающихся в том, что Великобритания пытается играть большую роль, чем может поддерживать своими ресурсами — политическими, военными и финансовыми. На самом деле имеются признаки того, что упадок зашел слишком далеко. Кажется, есть люди, которые думают, что нашей империи, над которой никогда не садится солнце, осталось всего несколько шагов до судьбы Ниневии или Византии»[2827].

Тем, что британцы сразу же не разделили судьбу древних империй, они более всего обязаны Америке. Подозревая, что США намерены «сменить Британскую империю», Иден совершил большую ошибку с Суэцем — «не посоветовался с американцами»[2828], как намекал Черчилль. Его преемники, понимая статус своей страны, как спутника, не повторяли той ошибки — скорее, поступали наоборот. Со своей стороны Эйзенхауэр нацеливался использовать британского льва, хотя тот и был ранен, в борьбе против русского медведя. Это означало восстановление поврежденного альянса, поддержку и укрепление позиции Великобритании на Ближнем Востоке.

Поэтому (в отличие от мифа) британские легионы не отправились домой в 1956 г. Конечно, свобода действий Лондона была урезана Вашингтоном. Суровые экономические ограничения привели к сокращению размера Королевского ВМФ (который потерял четыре последних линкора) и окончанию призыва на военную службу. Но в 1957 г. правительство Макмиллана обеспечило мощное воздушно-десантное подразделение.

Хотя Суэц подвел Содружество «на грань распада»[2829], по словам канадского министра иностранных дел Лестера Пеарсона, оно оставалось глобальной единицей. И Великобритания, имевшая других союзников, как и ядерное оружие, все еще стремилась быть великой державой. После Суэца с помощью американцев она сохранила Багдадский пакт, но под другим названием — Организация центрального договора. Метрополия удержала таких друзей, как король Иордании и султан Маската. Она сохранила влияние в Ираке и Ливии до националистических переворотов в 1958 и 1969 гг. соответственно. Когда Кувейт стал независимым в 1961 г., его правитель подписал договор о дружбе с Британией для защиты против воссоединяющегося Ирака. В 1967 г. в Персидском заливе находилось свыше десяти тысяч британских военнослужащих. До того, как финансовое и антиимпериалистическое давление соединились в период между 1968 и 1971 гг., Британия властвовала в феодальных эмиратах на границе Аравийского полуострова, которые сами когда-то были стражами ворот к индийскому драгоценному камню, а затем стали стражами «черного золота» Персидского залива.

Более того, сменяющие друг друга правительства в Лондоне вступили в кровавую схватку, чтобы сохранить базу в Адене. Это было одно из самых яростных и запутанных сражений за независимость. Оно показало, что Великобритания все еще имеет намерение и возможности остаться на Ближнем Востоке. С другой стороны, Суэц послужил явным уведомлением о том, что пора уходить.

Разгром стимулировал арабский национализм. Он вдохновил народное презрение и ненависть к Британии, которые лучше всего были выражены «Голосом арабов» на радио Каира. Даже представители англофилов, интеллигенции Ближнего Востока, отдалились из-за полной неуместности авантюры Идена. Как сказал один египетский юрист английскому другу в Адене, «вы дали нам Шекспира, Оскара Уайльда, Диккенса… И все это испорчено, это оплевано Суэцем, союзом с израильтянами. Как, как вы могли это сделать?!»[2830]

Таким же относящимся к делу вопросом был и другой: почему, почему британцы оставались в Адене до 1967 г., когда база утратила свой смысл? Крошечная колония всегда являлась аванпостом Индии, ценилась за прекрасную природную гавань, окруженную двумя красноватыми вулканическими полуостровами, выходящими «в море, как клешни омара, закопанного в песке»[2831].

Аден был захвачен в качестве угольного порта и бастиона в 1839 г. Почти на протяжении века им управляли из Бомбея. По общему признанию Калькутта, Дели и Лондон тоже вмешивались. Какое-то время между войнами Королевские ВВС отвечали за оборону Адена. А когда Министерство по делам колоний взяло его под контроль в 1937 г. (в год последней кампании имперских завоеваний Великобритании в районе Хадрамаут на юге Йемена), то приписало колонию короны своему Центральноафриканскому отделу.

Однако город, который разросся с разрушающегося скопления лачуг до процветающего свободного порта, все еще казался пригородом индийского субконтинента. Многие здания, в особенности, белый анклав недалеко от пароходных причалов, напоминали индо-сарацинские здания в Бомбее. Пыльные военные городки, построенные на золе и шлаках, вдохновили Киплинга на знаменитое сравнение: Аден был «словно печь, которую никто не разжигал много лет»[2832]. В роскошных открытых для всех садах стояла бронзовая статуя королевы Виктории весом две тонны. Королева восседала на белом мраморном троне, глядя на свое первое колониальное приобретение. Процветали торговые дома парсов. В старом городе-космополите дхоти встречались почти столь же часто, как футы (йеменские юбки). Здесь канавы были полны чарпоев (деревянных кроватей на веревках, чтобы спать на улице), потому что «ни одно дуновение ветерка не нарушает неподвижности жаркого воздуха, а голый круг унылых серых скал заставляет взгляд остановиться и ловит в капкан солнце, превращая город в печь»[2833]. На базарах, построенных из кирпича, паслись коровы и козы, пахло карри и прочими специями. Полицейские в форме цвета хаки носили малиновые тюрбаны, как в Пенджабе.

Более того, кроме восстановления древних укреплений и цистерн с водой, которые поддерживали город трехсот пятидесяти мечетей во времена Марко Поло, Аденом, как округом Бомбея, пренебрегали. Он оставался покрытым лавой чистилищем и местом страдания для совершивших прелюбодеяние офицеров или опозорившихся индийских полков. Но в 1947 г. Аден утратил свою жизненно важную стратегическую роль — связь с Индией. Ко времени Суэцкого кризиса он стал колониальной тихой заводью, которая в большей мере поддерживалась прошлыми пустыми комплиментами, а не нынешней целью. Старшие британские важные лица все еще продолжали устраивать парады в пышных париках или шлемах, украшенных красными и белыми петушиными перьями. Парады проходили под нещадно палящим солнцем. Казалось, оно било, словно ятаган. Даже простые гражданские служащие были вынуждены появляться в белой тунике для строевой подготовки — с золотыми пуговицами, высоким воротом и нагрудными знаками в виде дубовых листьев, вышитых золотом, с медалями, в лайковых перчатках, ботинках из бычьей кожи и с украшенным кисточками палашом. Один из них жаловался, что это одеяние напоминало «полные возбуждения дни Омдурмана и аннексии Синда»[2834].

Новый губернатор сэр Уильям Льюс считал античную старомодность «такой же удручающей, как застоявшийся табачный дым»[2835]. Он пытался оживить Дом правительства, где доминировала еще одна статуя королевы Виктории. Там играми в поло на велосипедах, а матчи проводились на террасе с колоннами.

Но имперский Аден отживал свой век. После ликвидации индийского владения, как один посол писал Селвину Ллойду в декабре 1956 г.а, британские базы вокруг Аравийского полуострова стали «базами на пути в никуда»[2836].

Более того, внутри Адена выкристаллизовывалась враждебность к британскому присутствию. Это частично происходило оттого, что было предпринято мало усилий по улучшению социальных условий. Закон о развитии колоний и улучшению быта (1940 г.) давал ничтожную помощь, поскольку, как признавал один министр, это был «всего лишь жест»[2837].

Местные жители мало получали от полумиллиона фунтов стерлингов, которые ежегодно собирались в виде налога на импортируемый кат — наркотический лист, который погружал тех, кто его жевал, в состояние апатии и оцепенения[2838]. (Люди словно бы впадали в транс, а лица пристрастившихся к кату зеленели).

Состояние общественного благополучия можно измерить условиями в тюрьме в Кратере, в которой даже в 1967 г. одновременно содержались преступники и сумасшедшие. [Кратер — достопримечательность Адена, это действительно кратер потухшего вулкана в центре старого города. — Прим. перев.] Посетивший ее английский юрист пришел в ужас оттого, как находящиеся в здравом уме мужчины-христиане относились к сумасшедшим женщинам-мусульманкам: «Их кормили, как животных, их еду проталкивали между решеток. Словно животных, их время от времени поливали из шланга вместе с камерами. Вся сцена под ярким голубым небом казалась кошмаром»[2839].