Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

• Название: Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
• Автор: Пирс Брендон
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065002-6 (АСТ), 978-5-403-03364-0 (АСТ Москва)

Книга Пирса Брендона и по названию, и по содержанию перекликается с эпохальным трудом Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». И это не случайно: британцы, стремясь к завоеванию мира, всегда оглядывались на Древний Рим. Они нашли ключ к обретению истинного могущества на руинах Рима. Но там же следует искать и причины падения Британской империи.

Об этом и многом другом автор размышляет на страницах данной книги и рисует многоплановую картину упадка и разрушения Британской империи между 1781 и 1997 годом.

---

Еще хуже были издевательства Муссолини над Эфиопией. Кениата не только осудил итальянцев в печати, но и отрастил копию знаменитой бороды императора Хайле Селассие. Элспет Хаксли считала, что именно из-за этого «он стал похожим на Мефистофеля»[3099].

Кениата также изучал антропологию под руководством Малиновского, что привело к появлению очень важной книги под названием «Глядя на гору Кению» (1938). Это была месть органических традиций кикуйю, которые подрывал колониализм. Но в результате получилось, что национальный лидер стал смотреть в обе стороны одновременно. Если социальный консерватор Кениата оглядывался назад, на племенной золотой век, то политически прогрессивный Кениата смотрел вперед — на современное демократическое государство. Однако он верил: «Полное самоуправление должно достигаться скорее через реформы, а не революцию». Выступая против сути решения пятого Пан-Африканского Конгресса, он объявил, что будет невозможно заставить британцев уйти с его родины, и отрекся от «кровавого восстания»[3100].

К этому времени Кениата вырос из блудного сына до отправленного в ссылку отца своего народа. Он проявил благодатное сочетание качеств государственного деятеля и шоумена, обладающего чувством собственного достоинства и красноречивым, но веселого и яркого. Когда он вернулся в Кению в 1946 г., оставив английскую жену с ребенком, то только этот лидер мог претендовать на преодоление племенных различий и стать национальным патриархом. Один британский журналист говорил о нем в следующем году: «Крупный мужчина с животиком, с бородой, с немного налитыми кровью глазами. Театрально носит чудовищную эбонитовую трость с головой слона наверху, перстень-печатку из сердолика, обрамленного золотом размером с кольцо для салфеток, золотые наручные часы слишком большого размера, которые держатся на толстой руке при помощи золотого ремешка. Одет в европейский твидовый пиджак и фланелевые свободные брюки. Имеет приятные и располагающие к себе манеры, но осторожничает больше, чем кто-либо, кого вы когда-нибудь встречали».

В дальнейшем, после ареста, трость и перстень Кениаты были конфискованы. Заключенный сардонически задумывался, не считают ли британцы, что забрали его амулеты. В то время чернокожий лидер проявлял большую осторожность, ничего не давая никаким белым незнакомцам, и разговаривал лишь серией восклицаний и кряканий[3101].

В следующие несколько лет Кениата был вынужден освоить несколько видов двойственности. Кикуйю называли его Спасителем, а ему приходилось обращаться через их головы к другим двумя третям «цветного» населения Кении. Ему приходилось собирать безразличных масаи и луо, примирять удаленных сомалийцев и робких индусов. При попытках продвигать Национальный союз африканцев Кении в качестве средства национального освобождения, требовалось избегать подстрекательств к бунту.

Он вел крестовый поход против очевидных недостатков, как например, ограничения для «цветных» граждан, принудительный труд женщин по террасированию земли и тирания кипанде. Как Зик в Нигерии, Кениата говорил, что дерево свободы должно быть полито кровью. Он даже обещал удерживать открытой львиную пасть, если его народ «сможет выдержать его лапы»[3102]. Однако лидер осознавал присутствие специальной службы, поэтому обычно говорил на дельфийском языке.

Кениата проповедовал патриотизм и нравственный подъем. Он рекомендовал образование и помощь самим себе. Он повторял пословицу кикуйю: «То, что вас кусает, находится в вашей одеже»[3103]. Однако его слова были окрашены силой «огненной личности»[3104].

Именно эта пламенность, горячность и яркость делала Кениату, несмотря на его жадность, амбициозность и тщеславие, естественным лидером. Казалось, что его сила передается через глаза, горящие, словно раскаленные красные угольки.

Европейцам он представлялся Сатаной, африканцам — мессией. И это заставляло всех изучать его высказывания, словно их произнес оракул. Услышав довольно банальное объяснение Кениатой значения флага Национального союза африканцев Кении, один сторонник написал: «Сказанное им должно означать, что наши плодородные земли (зеленый) можно только вернуть назад кровью (красный) африканцев (черный). Вот это было объяснение!»[3105]

Когда Кениата согласился в 1952 г. осудить воинствующих африканцев, известных под названием «мау-мау», британцы интерпретировали его брань, как завуалированное благословение. На самом-то деле подъем этих лишенных собственности экстремистов в рядах буржуазии Национального союза африканцев Кении застал лидера врасплох. Пока он медленно строил национальную коалицию, они тайно брали клятвы у масс, собирали оружие и готовились сражаться за землю и свободу.

Хотя террористы чтили Кениату, но эти молодые люди, готовые на насилие и уже убивавшие вождей кикуйю, верных правительству, угрожали убить и его, если лидер продолжит выступать против «мау-мау». Если говорить мягче, то он сравнивал себя с «языком между верхними и нижними зубами»[3106].

* * *

Название «мау-мау» столь же туманно по своему происхождению, как структура и стратегия того движения. Очевидно, то была произвольная смесь изгнанных и переселенных скваттеров, лишенных земли фермеров и городской бедноты. Казалось, что участники движения отчасти являлись заговорщиками-кикуйю, частично — восставшими крестьянами, но во многом — криминальной бандой. По словам одного африканца, «"мау-мау" — это ничто, кроме голода на земле Кении»[3107].

Белый чиновник говорил о них, как о «форме движения Спартака из безработных и безземельных кикуйю»[3108]. В любом случае, они были связаны друг с другом ритуалами черной магии, кроме того, поддерживали революционный террор.

В таком виде движение было запрещено в 1950 г. Но сэр Филипп Митчелл, который хотел завершить свое губернаторство в ауре многорасовой гармонии, отказался почтить «мау-мау» более серьезными действиями. Он заверил своего преемника, сэра Ивлина Баринга, что хотя в Найроби живет много подонков общества, а крестьян в сельской местности легко сбить с пути, «африканцы в своей массе аполитичны».

Казалось, Митчелла более интересовали проблемы ведения домашнего хозяйства. Он дал Барингу много советов о том, как управлять «местными слугами» и разведенными белыми. Последних следовало не допускать на обеды и ужины в Доме правительства, но их оказалось можно приглашать на вечеринки в саду и коктейль с большим количеством приглашенных — «конечно, если только не было открытого скандала»[3109]. Однако по мере усиления атак «мау-мау» на фермы белых и увеличение числа черных коллаборационистов в 1952 г., несколько активистов, например, Варагуи Итоте («Генерал Китай»), присоединились к бывшим солдатам в лесу. И новый губернатор ощутил сильное давление европейцев, которые требовали подавления африканцев.

Баринг был сыном лорда Кромера, держал потрет отца у себя в кабинете, заставлял министров остановиться перед ним и спрашивал, что, по их мнению, он сделал бы при сложившихся обстоятельствах. Это показывает, что новый губернатор был слаб в вопросах, которые волновали его соотечественников. На самом-то деле «высокий, худой, седеющий, безупречный»[3110] и чисто выбритый высший чиновник казался поселенцам изнеженным и неспособным к решительным действиям. Многие из колонистов все еще носили «большие усы в гвардейской манере, волосинки завивались вверх, попадая в ноздри»[3111].

Баринг увлекался теологией и классической литературой, любил играть в шарады и фанты в Доме правительства, увлекался экзотическими птицами и дикими цветами. Он поклялся уничтожать буржуазную герань там, где ее увидит (вместе с тесным кругом лиц, таких же утонченных современников из Оксфорда, включая будущего премьер-министра лорда Хоума). Губернатор позволил себя убедить: Кениата является главным лицом, стоящим за дьявольским заговором. Эту точку зрения подтвердил внешний вид председателя Национального союза африканцев Кении. Баринг видел его с другой стороны могилы убитого вождя и почувствовал «демоническую силу личности Кениаты».

Письменно обращаясь к министру по делам колоний Оливеру Литтлтону, Баринг отрицал, что «поддался панике возбужденных европейцев». Но он рекомендовал арест Кениаты и его приверженцев, а также объявление чрезвычайного положения. Все это было сделано 20 октября 1952 г. Операция и ее последствия показали, что губернатору была свойственна отеческая безжалостность при столкновении с «низшими расами». По словам симпатизировавшему ему биографа, он не был особенно разборчив в применении сил империи[3112]. По мнению более позднего критика, высший администратор закладывал основы одного из самых жестоких и ограничительных полицейских государств в имперской истории[3113].

По иронии судьбы чрезвычайное положение создало чрезвычайную ситуацию. Именно оно превратило «мау-мау» из разрозненных крестьянских отрядов в партизанскую армию. Баринг с самого начала действовал резко и жестко, надеясь одним ударом уничтожить «гидру»[3114]. Кроме обезглавливания Национального союза африканцев Кении и проведения облав на множество наиболее образованных националистов, он устроил парад Ланкаширского Фузилерного полка по трущобам Найроби. Там солдат приветствовали угрюмыми и враждебными взглядами. (Королевский ВМФ устроил более павлинью, но менее уместную демонстрацию силы, отправив крейсер в Момбасу).