Чарльз Диккенс - Очерки лондонских нравов

• Название: Очерки лондонских нравов
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

Чарльз Джон Гаффам Диккенс (англ. Charles John Huffam Dickens; 1812–1870) — выдающийся английский писатель XIX века.

Самый популярный англоязычный писатель при жизни, он и в наше время имеет репутацию классика мировой литературы, одного из крупнейших прозаиков XIX века. Творчество Диккенса относят к вершинам реализма, но в его романах отразились и сентиментальное, и сказочное начало. Самые знаменитые романы Диккенса (печатались отдельными выпусками с продолжением): «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Оливер Твист», «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды», «Повесть о двух городах».

---

Около двухъ часовъ вы всегда увидите, что онъ жуетъ французскій хлѣбъ или грошовую булку; — не вынимая ея изъ кармана сразу, какъ обыкновенно поступаетъ тотъ, кто хочетъ завтракать, но отщипываетъ въ карманѣ кусочки и съѣдаетъ украдкой. Онъ зналъ также, что въ этой булкѣ заключался весь его обѣдъ.

При первой встрѣчѣ нашей съ этимъ жалкимъ предметомъ мы тогда же подумали, что для его наряда не предстояло ни какой возможности сдѣлаться хуже. Мы даже рѣшили расчитывать на вѣроятность, что этотъ человѣкъ въ скоромъ времени покажется въ новой подержанной одеждѣ. Но какъ мы сильно ошибались! джентльменъ этотъ съ каждымъ днемъ становился болѣе и болѣе оборваннымъ. Пуговицы одна за одной отстали отъ его жилета; онъ началъ застегивалъ фракъ, и когда одна сторона фрака доведена была до того же состоянія, въ которомъ находился жилетъ, застегиванье перешло на другую сторону. Въ началѣ каждой недѣли наружность его казалась нѣсколько получше, и это измѣненіе происходило оттого, что шейный его платокъ, хотя и удерживалъ за собой прежнюю желтизну, но уже не былъ такимъ грязнымъ; къ тому же много выигрывали вновь натянутые штрипки и заштопанныя перчатки. Въ этомъ положеніи онъ оставался недѣли съ двѣ. Наконецъ одна изъ пуговицъ на фалдахъ его фрака отвалилась, а вмѣстѣ съ этимъ несчастіемъ исчезъ и самъ человѣкъ. Мы уже начали считать его умершимъ.

Спустя недѣлю послѣ того, какъ скрылся предметъ нашихъ наблюденій, мы за тѣмъ же самымъ столомъ сидѣли въ Музеумѣ. Читая книгу, мы сами не замѣтили какимъ образомъ, остановили глаза на пустомъ стулѣ, занимаемымъ бѣднякомъ джентльменомъ, и въ головѣ нашей столпился цѣлый рой размышленіе о причинахъ, которыя принудили его удалиться со сцены публичной жизни. Съ чувствомъ глубокаго сожалѣнія представляли себѣ тысячу бѣдъ, которыя могли встрѣтиться ему, старались догадаться, дѣйствительно ли онъ умеръ, или попался только подъ арестъ, — какъ вдругъ догадки наши разъяснились внезапнымъ приходомъ самого джентльмена. Съ перваго взгляда мы замѣтила, что съ нимъ произошла какая-то странная перемѣна, и что въ вошелъ въ комнату съ видомъ, который показывалъ полное сознаніе въ улучшеніи своей наружности. И въ самомъ дѣлѣ, появленіе его показалось намъ страннымъ во многихъ отношеніяхъ: платье на немъ было новое, темное, глянцоватое; но при всемъ томъ, оно казалось для насъ тѣмъ же самымъ, въ которомъ онъ приходилъ сюда до этого; мало того, мы увидѣли даже тѣ самыя заплатки, съ которыми успѣли уже познакомиться; мы узнали ту же самую шляпу, — да и едва ли кто можетъ не узнать ея, съ ея высокой тулейкой, которая постепенно становится кверху шире и шире; продолжительная служба этой шляпы сообщила ей красновато-коричневый цвѣтъ, но теперь мы усматриваемъ ее такою же черною, такою же лоснистою, какъ и самый фракъ. Мы снова было задумались о причинахъ такой перемѣны, но въ эту минуту истина мелькнула передъ нами: мы сразу догадались, что костюмъ джентльмена-оборванца былъ «подновленъ» и въ душѣ пожалѣли объ этомъ. Кому изъ насъ неизвѣстно, что эта подновляющая жидкость чрезвычайно какъ обманчива; мы не разъ видѣли ея пагубное дѣйствіе надъ многими джентльменами-оборванцами, видѣли, какъ часто вовлекала она свои жертвы въ ложное сознаніе о ихъ достоинствѣ, а еще чаще принуждала ихъ покупать новыя перчатки, камышевую трость или какой нибудь другой дешевенькій нарядъ. Она укрѣпляетъ ихъ бодрость не болѣе какъ на недѣлю, а послѣ того снова поселяетъ въ нихъ уныніе и горесть и развиваетъ эти чувства сильнѣе прежняго. Такъ точно случилось и на этотъ разъ; скоротечное достоинство несчастнаго человѣка уменьшилось въ прямомъ отношеніи съ уменьшеніемъ «возобновительной влаги» Колѣни «невыразимыхъ», локти фрака и швы начали бѣлѣть съ тревожной быстротой. Шляпа снова поселилась подъ столомъ, и самъ владѣлецъ ея какъ нельзя смиреннѣе помѣщался на своемъ мѣстѣ.

Случись же на бѣду, что въ теченіе цѣлой недѣли безпрерывно лилъ дождь, хотя и мелкій, но тѣмъ не менѣе «возобновительная влага» исчезала вмѣстѣ съ влагой атмосферы, и бѣдный джентльменъ-оборванецъ не рѣшался уже прибѣгать къ улучшенію своей наружности.

Трудно, и даже невозможно, опредѣлить какую нибудь особенную часть города главнымъ убѣжищемъ джентльменовъ-оборванцевъ. Большая часть людей этого рода попадалась намъ около присутственныхъ мѣстъ. Отъ осьми и до десяти часовъ утра ихъ всегда можно видѣть въ Голборнскомъ судѣ, а если кто любопытствуетъ осмотрѣть отдѣленіе несостоятельныхъ должниковъ, то непремѣнно увидитъ этихъ людей, не только въ числѣ зрителей, но и въ числѣ самихъ должниковъ. Мы ни разу еще не бывали на биржѣ, не встрѣтивъ тамъ джентльменовъ-оборванцевъ, и каждый разъ съ удивленіемъ старались разъяснить себѣ, какія именно дѣла или занятія могли привлекать ихъ туда. Они просиживаютъ тамъ по цѣлымъ днямъ, облокотившись на огромные, полинялые, постоянно влажные зонтики; никто съ ними не вступаетъ въ разговоръ; впрочемъ, и они ни съ кѣмъ ни говорятъ. Правда, случается иногда увидѣть въ разговорѣ двухъ джентльменовъ-оборванцевъ, но опытъ увѣряетъ насъ, что это обстоятельство весьма необыкновенное, причиной которому служитъ или щепотка табаку, или какая нибудь другая подобная вѣжливость.

Если трудно опредѣлить постоянное мѣстопребываніе этихъ людей, то еще труднѣе узнать главное занятіе ихъ. Намъ во всю жизнь приходилось имѣть дѣло съ однимъ только джентльменомъ-оборванцемъ: это былъ пьяный гравёръ, который жилъ въ сырой, душной комнатѣ одного изъ вновь выстроенныхъ домовъ въ Камденъ-тоунѣ, подлѣ самого канала. Джентльменъ-оборванецъ или вовсе не имѣетъ занятія, или дѣйствуетъ въ качествѣ агента по хлѣбной, винной или угольной торговли, а иногда принимаетъ на себя обязанность сбирать долги, участвуетъ въ торговлѣ подержанными вещами и наконецъ хлопочетъ по чужимъ дѣламъ. Встрѣчали ли наши читатели подобныхъ людей, во время прогулокъ своихъ, намъ неизвѣстно; мы знаемъ только то, что бѣдный человѣкъ (нѣтъ нужды, обязавъ ли онъ за свою бѣдность собственному своему поведенію, тли поведенію другихъ), который чувствуетъ свою нищету и тщетно старается скрыть ее, составляетъ самый жалкій предметъ въ человѣческомъ родѣ. Мы не краснѣя можемъ пожалѣть о немъ и при случаѣ подать ему руку помощи. Къ числу этихъ несчастныхъ, съ весьма немногими исключеніями, можно причислятъ и джентльменовъ-оборванцевъ.

VII. СМЕРТЬ ПЬЯНИЦЫ

Смѣло можно сказать, что едва ли найдется человѣкъ, который, гуляя ежедневно по многолюднымъ улицамъ Лондона не припомнитъ людей, знакомыхъ ему «по одному взгляду», — людей съ жалкой и отталкивающей наружностью, которыхъ, сколько помнится ему, онъ видывалъ совершенно въ другомъ положеніи, которые, по наблюденіямъ его, падаютъ съ каждымъ днемъ все ниже и ниже, которыхъ нищета и лохмотья производятъ самое грустное, тягостное впечатлѣніе. Найдется ли и такой человѣкъ, который, при безпрестанныхъ и разнообразныхъ сношеніяхъ съ обществомъ, не припомнитъ времени, когда этотъ жалкій человѣкъ въ грязи, въ лохмотьяхъ, въ ужасной нищетѣ былъ нѣкогда или почтеннымъ купцомъ, или дѣятельнымъ конторщикомъ, или человѣкомъ, преданнымъ другому призванію, съ честными видами на будущность и съ хорошими средствами въ настоящемъ? Неужели никто изъ читателей не припомнитъ между давнишними своими знакомыми какого нибудь, павшаго, потеряннаго человѣка, который бродитъ по тротуару въ страшной нищетѣ, отъ котораго отворачиваются всѣ съ видомъ холоднаго пренебреженія и который неизвѣстно какимъ образомъ поддерживаетъ свое существованіе?

Къ несчастію, опытность наша говоритъ намъ, что подобные примѣры слишкомъ часто повторяются передъ нашими глазами, и мы ясно видимъ, что они проистекаютъ изъ одного источника — отъ невоздержной жизни, отъ пьянства, этого ужаснаго пристрастія къ медленной, но вѣрной отравѣ, - пристрастія, которое заглушаетъ въ человѣкѣ всѣ лучшія чувства, которое заставляетъ его покидать жену, дѣтей, друзей, счастливое и честное положеніе въ обществѣ и быстро влечетъ къ униженію и смерти.

Нѣкоторые изъ подобныхъ людей предаются этому унизительному пороку подъ вліяніемъ горя и несчастій. Обманутыя надежды, на которыхъ основывалось благополучіе ихъ жизни, смерть нѣжно любимаго созданія, скорбь, медленно снѣдающая сердце, доводятъ ихъ до безумія, и они представляютъ собою отвратительный образецъ съумасшедишхъ, медленно умирающихъ отъ своихъ собственныхъ рукъ. Но самая большая часть изъ нихъ добровольно и съ открытыми глазами бросаются въ бездну, въ которую упавши однажды, они никогда уже не возвращаются, напротивъ того, глубже и глубже погружаются въ нее, и наконецъ спасеніе становится для нихъ совершенно безнадежнымъ.

Представимъ себѣ, что подобный человѣкъ стоитъ подлѣ кровати умирающей своей жены, между тѣмъ какъ дѣти его, опустившись на колѣни вокругъ болѣзненнаго ложа, мѣшаютъ тихіе порывы своей скорби съ невинными мольбами. Комната меблирована скудно, и чтобъ узнать всю скорбь, всю нужду и заботы, которыя скрывались въ этой комнатѣ въ теченіе многихъ томительныхъ лѣтъ, стоитъ взглянуть на блѣдный образъ женщины, жизнь которой быстро улетаетъ. Молодая дѣвица, лицо которой орошено слезами, поддерживаетъ голову умирающей. Эта дѣвица — дочь страдалицы. Но не къ дочери обращено истомленное лицо умирающей; холодные и трепещущіе пальцы ея не сжимаютъ руки, на которой покоится ея головка: нѣтъ! они слабо прикасаются къ рукѣ мужа, затухающіе взоры остановились на его лицѣ, и подъ вліяніемъ ихъ онъ трепещетъ. Одежда мужа въ безпорядкѣ, лицо его пылаетъ, глаза налились кровью, веки тяжелы. Его только что призвали отъ шумной оргіи къ скорбному и смертному одру.