Аполлон Коринфский - Народная Русь

• Название: Народная Русь
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5—88590—309—3.

Новая серия «Русичи» включает в себя труды дореволюционных и современных исследователей и ученых, занимающихся вопросами культуры, этнографии, истории России, русского фольклора, быта и обрядов. Ее открывает работа А. А. Коринфского «Народная Русь», впервые изданная в 1901 году в Москве, когда-то широко известная, но незаслуженно забытая в родном отечестве на многие десятилетия и, наконец, снова увидевшая свет. Богатый фактический материал, любовь к земле русской, к простому народу, к родному языку — все это не оставит читателя равнодушным.

---

XLV

Ноябрь-месяц

За назимником — зима; за октябрем-свадебником — ноябрь-месяц, по светлорусскому простору идет, крепкими снеговыми сугробами села-деревни огораживает, буранами-метелями заносит все пути-дороги тореные. Идет ноябрь, мужика-деревенщину знобит, землю замораживает, реки-озера в ледяные цепи заковывает. «Холодненек батюшка-октябрь, а ноябрь и его перехолодил!» — говорят в народе: «Ноябрь — сентябрев внук, октябрев сын, зиме родный батюшка!»… «В ноябре — чем-чем, а стужею всех богачей оделить можно, да еще и на всю нищую братию останется!», «Ноябрьскими заморозками декабрьский мороз тороват!», «Кто в ноябре не зябнет, тому и в крещенскую стужу не замерзнуть!», «Тепло старику и в ноябре — на горячей печке!» — приговаривает любящий красное словцо, памятующий старинные присловья честной люд православный.

Имя ноября, как и всех других его братьев-месяцев, занесено на Русь из Царь-града, озарившего темноту народную светом Христовой Веры. Звался он в старые, до-Владимировы, годы в русском народе — «груднем», листогноем студеным прозывался. Славянские соседи древних пращуров народа-пахаря величали эту зимнюю пору — каждый на свой лад: у чехов со словаками был он «листопадом», у иллирийцев — «студеным», у сербов — «млошным» и «подзимным», у вендов — «гнильцем» и «еднаистником», у кроатов — «вшешвечаком». Одиннадцатый по счету теперь, слыл он в старопрежнем русском церковном укладе за девятый; с XV-гo по ХVIII-й век приходил, по изволению властей-укладчиков, третьим в году; с 1700 года встал на свое настоящее место, на котором стоит он и во всех остальных ближних и дальних царствах-государствах.

Почин ноябрю-месяцу кладет «зимний Кузьма-Демьян», день, посвященный Православной Церковью памяти святых бессребреников Косьмы и Дамияна. Величается-зовется этот день (1-е ноября) в народной Руси больше всего «Кузьминками». Кузьминки — первый зимний деревенский праздник. В изустном простонародном месяцеслове, переходящем по наследству от старых к малым, отведено этому празднику свое почетное место, окруженное причудливо изукрашенным тыном-частоколом всяких сказаний, поверий и обычаев, связанных и с первыми, и с последними.

Святые Косьма и Дамиан[79] в воображении русской деревни являются слившимися в один нераздельный облик «Божьего кузнеца — Кузьмы-Демьяна». На этот близкий суеверному народному сердцу облик перенесены некоторые черты, присваивавшиеся в старину всемогущему богу-громовнику — Перуну, златоусому Белбожичу, представление о котором расплылось по многому-множеству иных, живущих в народной Руси, образов. В одном из старинных русских сказаний Кузьма-Демьян, кующий сохи, бороны и плуги на потребу народу православному, в поте лица добывающему хлеб свой, вступает в борьбу с «великим змеем». Трудился кузнец Божий в своей кузнице и заслышал он, — гласит это сказание, — летит змей (диавол). Заперся он, да не спасут от змея великого никакие затворы: подлетел змей, опустился-упал наземь, возговорил зычным голосом человеческим, — просит, лукавый, отворить двери. Не отомкнул Божий кузнец затворов, и начал он лизать языком своим дверь железную. Но, как только пролизал змей дверь, ухватил его Кузьма-Демьян за язык железными клещами. Взмолился «великой змей» Божьему кузнецу — отпустить просит, да не тут-то было! Запряг его тот в только что выкованный плуг и поехал по степям, по пустошам, — пропахал на нем, змее, всю землю от моря и до моря. Умаялся лукавый, взмолился он ко святому — просит испить воды из Днепра-реки; не внемлет змею кузнец-пахарь — знай, гонит-погоняет его цепью железною. И только у Черного моря подпустил Кузьма-Демьян великого змея к воде: припало к ней чудовище, пило-пило, пол-моря выпило, напившись — лопнуло. А борозды, проведенные плугом Божьего кузнеца, пахавшего на нечистой силе, и до сих пор виднеются, слывут они в окрестном народе «Валами Змеиными».

Древнеязыческий Перун, по словам пытливых исследователей русской народной старины, также представлялся воображению наших пращуров побеждающим крылатых огненных змеев, запрягающим их в плуг и бороздящим небесные поля вплоть до земли. Он — или убивал их своею молниеносной палицею, или они сами опивались морской, воды и, лопнув, проливали ее на землю, являясь олицетворением зимних туч, разорванных первым весенним дождем. В другом сказании Кузьма-Демьян убивает наповал своим богатырским молотом змеиху, «всем змеям мать», раззевавшую пасть от сырой земли до синего неба бездонного. Это народное слово прямо вытекает из предания о Перуне-громовержце, рассекающем своим молотом (молнией) грозовую тучу. Можно отыскать связь его и с индийским сказанием о громадной змее-Вритре, пораженной насмерть палицею Индры. Есть сказания, утверждающие, что Кузьма-Демьян — кузнец Божий — не только кует сохи, бороны и плуги, — но даже научил людей земледельческому труду, за что и окружен особым почетом в памяти народной. В малороссийских сказаниях этот подвиг приписывается то самому Творцу мира, то Его Божественному Сыну. По одним — «в поли, поли плужок ходить, за там плужком Господь; Матерь Божа иисти носить»; по другим — Христа-пахаря сопровождают апостол Петр и Кузьма-Демьян.

По наблюдениям деревенских погодоведов, пытливыми глазами присматривающихся к жизни окружающей их природы, со дня святых Косьмы и Дамиана заковывает зима и земли, и воды: «Кузьма-Демьян — с гвоздем, мосты гвоздит». На подмогу Кузьме-Демьяну прилетают с железных гор морозы.

«Невелика у Кузьмы-Демьяна кузница, а на всю Святую Русь в ней ледяные цепи куются!» — говорит народ: «Закует Кузьма-Демьян, до весны красной не расковать!», «Из кузьмодемьяновой кузницы мороз с горна идет!», «Не заковать реку зиме без Кузьмы-Демьяна!» и т. п. Краснословы охочие приговаривают при этом свои поговорки и о простых кузнецах. Эти последние слывут в посельской-деревенской крылатой молве пьяницами. «Портной-вор, сапожник — буян, кузнец — пьяница горькая!» — гласит она, прибавляя к этому: «Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца!», «Для того кузнец и клещи кует, чтобы рук не ожечь!», «Не кует железа молот, кует — кузнецов голод!», «Кузнецу, что козлу — везде огород!», «У кузнеца — что стукнул, то гривна!», «У кузнеца — рука легка, была бы шея крепка!», «Кому Бог ума не дал, тому и кузнец не прикует!», «Захотел от кузнеца угольев: либо пропил, либо самому надо!», «Не ищи у калашника дрожжей, у кузнеца — лишних угольев, у сапожника — сапог на ногах!», «Кузнец Кузьма — бесталанная голова!», «Есть кузнецы, что по чужим сундукам куют (воры)!»

Святой кузнец Божий не только плуги да землю-воды кует, а и свадьбы, недоигранные в октябре-назимнике, доковывает. Потому-то и воздается ему в старинном народном свадебном стихе честь-честью:

«Там шел Кузьма-Демьян
На честной пир, на свадебку:
Ты, святой ли, Кузьма Демьянович!
Да ты скуй ли-ка нам свадебку,
Ту ли свадебку — неразрывную,
Не на день ты скуй, не на неделюшку,
Не на май-месяц, не на три года,
А на веки вековечные,
На всее жизнь нерасстанную!»

Кузьминки — «курьи именины», девичий праздник. Собираются к этому дню девицы красные загодя, припасают припасы всякие на пир-беседу веселую. Зорко следят перед Кузьминками за своими за куриными насестами да за птичным хозяйством домовитые люди, у которых двор — что чаша полная. С давних пор во многих местах ведется припасаться к этой пирушке девичьей воровским обычаем: ходят девки да парни ночью, воруют по дворам кур, гусей, уток. И как уж ни оберегай хозяйский глаз свое добро, а ухитрится молодежь добыть себе на Кузьминки и курятинки, и гусятинки! Кем, когда и почему это заведен, неведомо; а только всеми от отцов-дедов знаемо, что исстари ведется.

В некоторых местностях приносят на Кузьмодемьянов день к обедне бабы с собою к церкви кур. «Курица — именинница, и ей Кузьке-Демьяну помолиться надо!» — можно услышать в деревенской глуши объясняющие этот обычай слова: «Батюшка Кузьма-Демьян — куриный Бог!» В старые годы было в обычае приносить 1-го ноября кур на боярский двор. С челобитьем приносили их крестьянки своей боярыне — «на красное житье». Боярыня отдаривала за подарок лентами — «на убрусник». Этих, челобитных, кур считалось за грех убивать-резать: отдавались они под особое покровительство чествовавшихся в этот день святых. Даже яйца, которые они несли, слыли более здоровыми для пищи, чем другие — от простых, не «челобитных», кур.

Ко дню Кузьмы-Демьяна благочестивая старина завещала выполнять так называемые «обетные» работы. Этим, по ее словам, обеспечивается, что обет угоден Богу. В старину многие боярыни продавали на Кузьминки сработанное их руками рукоделье, а деньги, вырученные от продажи, раздавали нищим-убогим, — как бы следуя святому подвигу святых бессребреников.

В «Народном дневнике» записан любопытный обычай, к настоящему времени совершенно уже успевший исчезнуть с лица Земли Русской. В день Кузьмы-Демьяна, по этому свидетельству, в селениях Мышкинского уезда, Ярославской губернии, поселяне убивали кочета в овине. Старший в доме выбирал кочета и сам отрубал ему голову топором. Ноги кочетиные бросали на избу — для того, чтобы водились куры, а самого кочета варили и за обедом съедали всею семьей. Этот обычай вывелся, но всюду и теперь справляет посельщина-деревенщина веселые Кузьминки; редко где не пьют 1-го ноября и «козьмодемьянскаго пива».