Йен Пирс - Комитет Тициана

• Название: Комитет Тициана
• Автор: Йен Пирс
• Издательство: ACT, ЛЮКС
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029623-1, 5-9660-1266-0

Найден труп женщины в венецианском парке. Кого это может удивить?

Но женщина — не просто туристка, а сама Луиза Мастерсон, член знаменитого Тициановского комитета. Не связано ли это убийство с преступлением, совершенным много веков назад и имевшим отношение к одной из легендарных тайн Тициана?..

В игру вступают искусствовед и «частный детектив Божьей милостью» Джонатан Аргайл, следователь Флавия ди Стефано и легендарный генерал Боттандо.

Читайте захватывающие арт-детективы Йена Пирса — автора знаменитых «Перста указующего» и «Сна Сципиона»!

---

Справившись с делом и обеспечив ее кофе, Робертс устроился за столом в той же изящной позе величия, в какой восседал, когда Флавия только попала в этот зал.

— Хотелось бы знать, — тихо проговорил он, — кого из нас вы подозреваете? Вот я, например, значусь в вашем списке или нет?

Всей своей позой Робертс давал понять, что идея абсурдна, но глубоко под напускным спокойствием Флавия различила признаки тревоги. Однако после его замечания, которое он адресовал Флавии, видимо, с единственной целью вывести ее из себя, сильно разнервничался Миллер. И Флавии показалось, что он вот-вот упадет в обморок.

— А почему вы решили, что мы подозреваем кого-то из вашего комитета? — спросила она. — Я уверена, комиссар Боволо сообщил вам…

— Да-да, о своем сицилийце. Это, безусловно, успокаивает, даже если это полная чушь.

— Что навело вас на эту мысль?

— Луиза была американкой. Много лет прожила в Нью-Йорке и знала, как о себе позаботиться. Она была решительной и уверенной в себе женщиной и никогда бы не попалась вот так.

— Означает ли это, что вы вините кого-то из вашего комитета.

— Господи, конечно же, нет! — Робертс был шокирован таким грубым предположением. — У меня нет ни малейшей идеи, кто ее убил. Просто я считаю, что для преступления были гораздо более веские мотивы, чем ограбление.

— Которых у вас не было?

Робертс склонил голову.

— Которых у меня не было. И я должен добавить, насколько мне известно, не было ни у кого. А в моем случае все как раз наоборот. Я считал ее своей протеже. — Он улыбнулся. — Хотя Луиза была настолько гордым и самостоятельным человеком, что никогда бы не приняла такой подчиненной роли. Поэтому мы часто расходились во мнениях. И к сожалению, перед ее смертью не решили наших противоречий.

— Что она собой представляла?

— В каком смысле?

— Как искусствовед, как человек, как коллега? Ее любили? Обожали? Как вы считаете?

— Это зависит от того, кто о ней судит. — Сам не зная того, Робертс повторил, что сказал о нем самом Аргайл. — Что касается работы, она подавала огромные надежды.

И снова в его тоне прозвучала снисходительность к этой женщине почти сорока лет.

— Что касается меня, — продолжал он, — у меня не возникло причин пожалеть, что я рекомендовал ее в члены. Какое-то, пусть короткое время она была ученицей моего большого друга Жоржа Бралля. Одного этого было для меня достаточно.

Миллер тихонько фыркнул, и Флавия вопросительно на него посмотрела. Робертс тоже обернулся к своему коллеге, но в его взгляде проскользнуло неодобрение.

— Видите ли, — неохотно начал Миллер, неуверенный, что не превышает своих полномочий, и не в силах отойти от шока, который вызвало вступительное замечание патрона, — видите ли, это не совсем так. Она была со мной в Колумбийском университете и взяла год, чтобы съездить в Париж — денег у нее на это вполне хватало. Там занималась в классе Бралля, привезла его рекомендации, и этого было достаточно, чтобы устроиться на теперешнюю работу — обратно она не вернулась.

Флавия выслушала замечание и не нашла в нем ни чрезмерной привязанности к усопшей, ни чрезмерного сожаления по поводу ее кончины, но решила до времени не обращать на это внимания. И снова повернулась к Робертсу:

— Если я правильно понимаю, она вступила в комитет полтора года назад?

— Да, — снова кивнул председатель. — Потому что в тот момент ушел в отставку Бралль. Кстати, вы знаете историю комитета?

Флавия покачала головой.

— Он был организован как частное предприятие двенадцать лет назад Браллем, мы с Коллманом помогали ему: оба были учениками великого человека. Через несколько лет к нам присоединился Ван Хеттерен, а примерно пять лет назад — Миллер. Мы ковырялись, как могли, а потом нас, так сказать, национализировали.

— Простите, не поняла.

— Прибрало к рукам государство. Мы работали на скудные средства и не могли себе многого позволить. А затем итальянское министерство искусств решило финансировать престижный проект и предложило нам большую субсидию и официальный статус. Я провел переговоры, и несколько лет назад соглашение вступило в силу.

— Вам повезло.

Однако Робертс не разделял ее энтузиазма:

— Деньги пришлись весьма кстати. Но вместе с деньгами мы получили массу бюрократических проблем. Браллю это не понравилось, и он в конце концов решил уйти. Естественно, в комитет следовало ввести итальянца, и два года назад у нас появился доктор Лоренцо. Поскольку нам дали деньги и министерство по вопросам охраны памятников культуры явно ожидало, что наши усилия станут более эффективными, мы решили предпринять шаг и расширить свой состав еще на одного члена. Наш выбор остановился на Мастерсон, — в его тоне проскользнуло нечто подразумевающее, что ее приход прошел не так мирно и гладко, как он говорил.

— И она оказалась не совсем тем человеком, что вы ожидали? — переспросила Флавия.

Робертс, взвешивая слова, помолчал. И Флавия почувствовала, как он отбирал то, что намеревался сказать, — неблаговидность под маской объективности.

— Я не жалуюсь, — наконец с особым ударением произнес он.

— И тем не менее…

— Скажем так: она была еще относительно молода и неопытна. Нет сомнений, усвоив суть нашей работы, она бы прекрасно вписалась в наше сообщество. Но некоторые члены комитета доверяли ей меньше, чем я. — Поразительно, он говорил так, будто Миллера вовсе не было в комнате.

— Другими словами, вы не сожалеете, что рекомендовали ее в члены?

Робертс был не из тех, кто признавал ошибки. Или верил в благонадежность своих подчиненных.

— Господи, конечно же, нет! Она была добросовестной и полной энтузиазма. Ей только следовало поднабраться опыта в методике работы комитета. И еще: бывали случаи, когда она высказывала свое мнение не так тактично, как следовало бы.

Все намеки, намеки… Почему, черт возьми, люди не способны говорить прямо? Осторожность — хорошая штука, но нельзя же заходить настолько далеко.

— Что вы имеете в виду, профессор? — спросила Флавия.

— Что ж, приведу один пример. Тем более что рано или поздно вы все равно об этом узнаете. Кстати, вы представляете методы нашей работы?

Она покачала головой. В последние двадцать четыре часа ей пришлось переворошить множество всякой информации. Но никто не придавал особого значения деталям работы искусствоведов. Печальное и вопиющее невнимание.

Как объяснил Робертс, их главные методы были просты. Каждому члену комитета поручалось исследование одного произведения — либо самостоятельно, либо в сотрудничестве с другими учеными. Готовый отчет обсуждали на ежегодном заседании комитета, в результате чего картине голосованием присваивались категории «А» — подлинный Тициан, «В» — не ясно или «С» — явная подделка. Произведения категории «А» подвергались дальнейшим исследованиям, чтобы избежать возможности ошибки. Индивидуальные отчеты и коллективные выводы постепенно накапливались и оформлялись в глянцевые, дорогие, богато иллюстрированные тома.

Объяснения Робертса вызывали все более сильное удивление Флавии.

— Вы утверждаете, что большинство членов комитета голосовало за то, что картина подлинная или подделка, не видя ее в глаза?

— Да. Но в большинстве случаев в этом нет никакой необходимости. Произведения Тициана разбросаны по всему миру. Мы не в состоянии ездить все вместе, чтобы оценить каждое. Кроме того, принимая от итальянского государства средства, комитет находится под его постоянным давлением: министерство желает получать то, что оно именует ценностями, за свои деньги. Доктор Лоренцо не устает повторять, что мы живем в новом веке конкуренции. Ужасное положение.

— И как много времени вы тратите на одну картину?

— Вы хотите спросить, на ее изучение? Это зависит от конкретного случая. Зачастую хватает пары часов.

— Странно. Не слишком ли это поспешно? Окончательное заключение за такое короткое время?

— Уверяю вас, — пожал плечами Робертс, — мы выполняем работу тщательнее, чем это делается в рамках других проектов. Нам предстоит еще проверить несколько сотен картин, а мы между тем стареем. История, о которой я хочу рассказать, заключается в следующем. На первом заседании Луизы доктор Коллман предложил присвоить картине из собрания миланского коллекционера категорию «С». Я изучал полотно вместе с ним, и нам пришлось проделать серьезную работу с архивами. Сам я не склонялся ни к какому определенному мнению, но доктор Коллман полагал, что архивных свидетельств недостаточно. Все, кроме Луизы, согласились с его суждением. Она тоже была поначалу «за», но на следующий день именно она стала причиной серьезных разногласий.

— Почему?

— Я думаю, дело в ее энтузиазме. Но уж слишком все зашло далеко, и люди стали раздражаться. Меня всегда огорчало подобное отношение: какой смысл в нашем проекте, если он превращается в арену борьбы за власть? Я сделал все возможное, чтобы ради всеобщего блага ее остановить.