Йен Пирс - Комитет Тициана

• Название: Комитет Тициана
• Автор: Йен Пирс
• Издательство: ACT, ЛЮКС
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-029623-1, 5-9660-1266-0

Найден труп женщины в венецианском парке. Кого это может удивить?

Но женщина — не просто туристка, а сама Луиза Мастерсон, член знаменитого Тициановского комитета. Не связано ли это убийство с преступлением, совершенным много веков назад и имевшим отношение к одной из легендарных тайн Тициана?..

В игру вступают искусствовед и «частный детектив Божьей милостью» Джонатан Аргайл, следователь Флавия ди Стефано и легендарный генерал Боттандо.

Читайте захватывающие арт-детективы Йена Пирса — автора знаменитых «Перста указующего» и «Сна Сципиона»!

---

— Но вы же не считаете, что это один из нас убил старину Жоржа?

— Старину Жоржа убили. Так почему это не мог сделать один из вас? Кстати, где были вы, когда совершалось преступление?

Ван Хеттерен неохотно признался, что ходил на прогулку в Альпы. Последний выходной. Да, он один. Нет, никто не может подтвердить, что он не ездил в Балазук. Но он туда не ездил.

— Понятно. Жаль. А в тот вечер, когда убили Робертса и пропали картины?

— В своей комнате. Тоже один. Слишком был подавлен и переживал смерть Луизы, чтобы чем-то заниматься и с кем-то видеться. Другими словами, никакого алиби.

— Ах вот как, — произнес Боттандо самым нейтральным тоном, на который оказался способен. — Похоже, доктор, вы очень чувствительный человек.

— А что, это разве удивительно? — едко ответил тот. — Погибают мой лучший друг и любимая женщина, потом еще двое коллег, и подозрение явно падает на одного из нас. И скорее всего правильно. Не знаю, под каким номером я значусь в вашем списке подозреваемых, но хочу сказать: ни при каких обстоятельствах я бы не причинил Луизе зла. Вы мне верите?

Боттандо уклончиво пожал плечами:

— Будьте благоразумны — что тут еще сказать? Но если вам от этого легче, признаюсь, я не верю, что это вы убили Мастерсон. Удовлетворены?

Ван Хеттерен кивнул, хотя совершенно не успокоился.

— Вы знали, что Мастерсон интересовалась картиной, которая принадлежала маркизе ди Мулино? — продолжал генерал.

Смутно, признался голландец. Год назад, когда Лоренцо давал прием и когда они были в самых теплых отношениях, Луиза игриво показала на портрет и спросила, что он о нем думает. И Ван Хеттерен ответил, что полотно не обладает никакими достоинствами, на что она только рассмеялась.

— А дальше? — спросил Боттандо.

— Дальше ничего. Это все. Мы тогда немножко подвыпили. Вечеринка в тот раз удалась. Хорошая еда, музыка, много спиртного, красивое окружение. Она долго рассматривала портрет, а потом высказала немного странную точку зрения: интересное лицо. И спросила, что я об этом думаю. Нехороший человек, но интересный. Я ответил, что это какое-то школьное определение. А она сказала, что над полотном стоило бы поработать.

— Что она имела в виду?

— Я решил, расчистку и реставрацию. Картина была грязной и неухоженной. Луиза рассмеялась и предложила вернуться к ней в комнату отпраздновать ее проницательность. Так мы и поступили. В тот день она была в очень хорошем настроении. Такой я ее никогда не видел. — Ван Хеттерен вспоминал с явной мукой.

— Вы упомянули моей помощнице, что Мастерсон собиралась писать отзыв на доктора Миллера?

Голландец кивнул.

— Она говорила об этом кому-нибудь еще?

— Уверен, что нет. Я сам узнал об этом только потому, что увидел у нее на столе черновик. Если честно, она просила меня никому не рассказывать — призналась, что отзыв будет положительным, но не видела причины, почему до этого кому-нибудь должно быть дело. Не хотела, чтобы ее склоняли за то, что она помогла серости занять должность. Сам я считал, что она должна написать то, что думала, но Луиза была слишком для этого мягкой.

Боттандо понимаюше кивнул.

— Мастерсон упоминала о своей встрече с Браллем в Швейцарии? Рассказывала о своей поездке в Милан? В Падую? — На все его вопросы следовали отрицательные ответы. Голландец понятия не имел, что Луиза так много ездила в последние дни своей жизни. Хотя нисколько этому не удивился. Она была очень занята. Вот в чем заключалась проблема.

С Миллером тоже удалось разделаться быстро, хотя ничего интересного он не сообщил. Во время разговора он все время вытирал полотенцем мокрые волосы и объяснил, что только что искупался. А затем добавил, что плавает ежедневно.

Боттандо внимательно осмотрел его комнату, подолгу задерживаясь на каждой вещи. Пока не пришла довольная на вид Флавия, они изъяснялись на странном англо-итальянском жаргоне. Генерал не мог не отметить, что для человека, который столько лет занимался итальянской темой, Миллер говорил по-итальянски на удивление плохо. В день убийства Мастерсон явно не он отвечал по телефону Пианте.

Боттандо спросил американца, как долго тот намерен оставаться в Венеции, и получил ответ, что Миллеру не терпелось как можно скорее отбыть домой. Он и так задержался, а события последней недели нисколько не увеличили его шансы на победу в борьбе за должность. Как ни старался Миллер придать голосу беззаботность, чувствовалось, что он едва не сходит с ума — так ему хотелось занять это место. Флавия спросила об отзыве, который написала о нем Мастерсон. Ей почему-то не давал покоя этот вопрос. Миллер ворчливо ответил, что ясно представляет, что наговорила о нем его коллега.

— Почему вы так уверены? — задала вопрос Флавия.

— Ну… мы немного разошлись во мнениях в четверг. Полагаю, вы об этом слышали. Я хотел, чтобы она не слишком наседала на бедолагу Коллмана. Делился с ней собственным опытом, я всегда утверждал: конфронтация с людьми не лучший способ добиться от них того, чего хочешь.

— Но она не послушалась? — Флавия представила себе сцену: Миллер снизошел до поучительного тона, а Мастерсон ощетинилась и вспылила. Она была явно не из тех, кто покорно принимает подобные советы.

— Определенно нет. Стоит вспомнить, как раздражительно на следующий день она отвергла предложение Коллмана выпить. Взорвалась и сказала, что ей до смерти осточертело, когда каждый пыжится сделать из мухи слона: «Уж больно все стали чувствительные!» А мне посоветовала побольше заниматься делом и поменьше вылизывать академические задницы.

— То есть?

— Опять намек на то, что я хочу занять это место. Она считала, что я слишком мало пишу.

— Но так оно и есть?

Миллер покачал головой.

— Луизе было бы недостаточно и полной энциклопедии «Британика». Я сказал, что заканчиваю большую статью, и дал экземпляр. Забавно, — продолжал он с горечью, которая невольно смущала своей эгоцентричностью, — я вступил в комитет, рассчитывая, что это поможет моей карьере. Но в самый ответственный момент заработали одни неприятности: комитет вовлечен в скандал, и я потерял обоих оппонентов. Сначала Луизу, хотя трудно представить, что она могла бы отнестись ко мне великодушно. А затем Робертса, и это совершенно ужасно. Кто теперь согласится выполнить его работу? Не представляю. Моральные обязательства — слишком ответственное дело.

Боттандо пришлось вмешаться, чтобы направить разговор в более конкретное русло. Время поджимало. Миллер показал паспорт и авиабилет, которые свидетельствовали, что в момент смерти Бралля он находился в Греции. Американец сообщил, что вот уже три года не видел старика. Его алиби в дни убийств Мастерсон и Робертса тоже не вызывали сомнений.

— Что у вас? — спросил генерал у Флавии, когда они направлялись к выходу. — Неужели удача?

— Похоже на то, — ответила она. — Вода от протечки в коридоре дошла примерно вот до сюда. Я разговаривала с комендантом здания, и он сообщил мне, что с крышей все в порядке. И напомнил — как я могла забыть? — первый дождь за три недели был пару дней назад, когда мы с Джонатаном ездили на лодке.

— А знаете, — улыбнулся ее начальник, когда они подходили к пристани вапоретто, — я начинаю думать: если еще немного повезет, нам удастся сохранить свои места.

Доктор Коллман, как и все, был недоволен его появлением, но Боттандо уже успел привыкнуть к подобному приему. Во время разговора с Флавией немец чувствовал себя неуютно, а теперь, когда вошел генерал, он и вовсе ощетинился.

— Я знаю, вы подозреваете, что это я ее убил из-за той картины, — мрачно и довольно грубо проговорил он и нисколько не завоевал симпатий Боттандо.

— Приходила такая мысль, — отозвался тот. — Так убили или нет?

— Конечно, нет, — с большим, чем обычно, жаром произнес немец. — Что за дикая мысль!

— Я читал ваш отчет. Робертс полагал, что полотно подлинное, и тому имелось документальное подтверждение, но вы сочли неубедительным ни то ни другое. Почему?

— Почему? — Коллман искренне удивился. — Вы совершенно заблуждаетесь: Робертс ничего подобного не утверждал. И документы, которые мне удалось обнаружить, с определенностью ничего не доказывали.

— А находки других ученых? Например, доктора Бралля?

— Не представляю, о чем вы говорите, — замялся немец. — Бралль давно вышел в отставку. И если имел собственное суждение по поводу данного полотна, мне о нем не потрудился сообщить. И вообще занимайтесь-ка лучше расследованием и перестаньте учить меня, что мне делать…

— Какую сумму составлял ваш откат, доктор? — сухо поинтересовался Боттандо.

— Простите, не понял. — Немец снова удивленно вскинул брови.

— Поняли. Я спрашиваю о вашем откате.

— Если это то, что я подозреваю… то это… Чудовищно! Как вы смеете предполагать, будто я…