Николай Плахотный - Вид с больничной койки

• Название: Вид с больничной койки
• Автор: Николай Плахотный
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9265-0732-1

У каждого — свой опыт общения с людьми в белых халатах, достойный повести и новеллы, а скорее, драмы и трагедии… Но до сих пор на книжных полках не встречалось записок пациента. И вот они появились. Рискнул их написать Николай Федорович Плахотный — профессиональный журналист, который за свою жизнь прошел все ступеньки СМИ, от многотиражки до центральных изданий. Как горько узнаваемо то, что найдет читатель в его необычной книге: ведь подобные истории, изложенные на этих страницах, случались или могут случиться с любым из нас, за исключением так называемых vip-персон страждущего человечества, удостоенных особых опек со стороны жрецов и слуг Гиппократа. А нам, простым смертным, упаси бог столкнуться с отечественной медициной, которая, как и власть, пронизанная взяточничеством, коррупцией, трещит по швам со времен развала Советского Союза.

---

Как это вещество возникает? Его синтезирует печень. Во внутрь же холестерин попадает вместе с продуктами питания — сливочным маслом, яйцами, жирными сортами мяса — особенно много его в субпродуктах.

Несмотря на то, что холестерин технологически нам необходим, вместе с тем он и вреден (в чрезмерных пропорциях). К тому ж и по происхождению он разный — отсюда и разная структура его частиц… Липопротеиды высокой плотности прилипают к внутренним стенкам сосудов, образуют своего рода накипь — она-то и затрудняет кровоток, вызывает разрыв коронарных сосудов, в том числе и миокарда.

Повторяю: холестерин структурно разный. Кроме «плохого» есть и «хороший» холестерин. Одна из функций последнего заключается в том, что он разбирает (счищает) со стенок сосудов прилипшие склеротические бляшки.

Такой вот происходит внутри нас диалектически противоречивый процесс. В 90-х годах прошлого века были проведены широкомасштабные клинические испытания. Под наблюдением находилось более тридцати тысяч пациентов из разных стран. На них испытывалось воздействие статинов, которые обладали свойством блокирования «плохого» холестерина, вместе с тем повышали уровень содержания «хорошего». Появление названной группы препаратов явилось знаменательным событием в клинической кардиологии. Ведь ежегодное использование статинов возрастает на 16–20 процентов.

Лидер среди них — липримар. Он тем хорош, что, во-первых, захватывает холестерин с поверхности печеночных клеток, то есть еще до того, как он проник внутрь сосудов, не успел двинуться по кровотоку. Действие этого статина без преувеличения можно сравнить с результатами операции на сосудах вблизи сердца.

— Отечественная медицина имеет к этому лекарству какое-то отношение?

— Прямое — нет, косвенное — да… Слава богу, у наших ученых головы пока на плечах. В сфере фундаментальных исследований, то бишь в теоретическом плане, наши кардиологи даже опережают американских, шведских и французских коллег. При моем патриотизме должен, однако, признать — мы уступаем в части клинической практики, ибо являемся потребителями иностранной аппаратуры, чужих технологий.

Помню, был курьезный случай. В Кардиоцентр по «скорой» попал руководитель одного известного московского «ящика». Наши врачи сделали все, что могли, поставили тяжелобольного на ноги. В порыве чувств сей товарищ при прощании изрек: «Чем могу быть вам полезен?» У меня с языка сорвалось: «В диагностическом центре нам нужно заменить старый томограф… Новый купить не за что».

Через пару дней в институт явился головастый электронщик. Покопался внутри томографа и пообещал через месячишко склепать заводскую самоделку… Пришел к нам раньше срока, Кулибин имел вид потерянный. Оказалось, прибор-то он склепал, но полной гарантии безупречной работы дать не может. Для необходимой точности не хватает полгорсточки… датчиков. Эту мелочовку делают в Японии из особо чистой и однородной керамики. Причем именно эта деталька у них и запатентована. А чтобы купить ее, надо выложить в лапы фирме бешеные деньги. Дешевле обойдется купить новую вещь.

Международное сотрудничество ученой братии зачастую основано на принципах взаимного интереса. Наверное, это можно сравнить с любовью: насильно мил не будешь!

В прошлом наши творческие связи между учеными социалистического и капиталистического лагеря являлись как бы продолжением политических игр — оттого и были малопродуктивными. Мы отгораживались друг от друга, перешептывались, секретничали. Порой возникали все же связи неформальные, дружеские, основанные на личных симпатиях. Надо сказать, мировая кардиология безо всяких скидок и уступок признавала бесспорный авторитет нашей хирургической школы в лице академика Валерия Ивановича Шумакова… К слову, у В. И. Шумакова уже «лежал на полке» протез левого желудочка сердца…

— Тут мы подошли вплотную к разделу об использовании в кардиологии так называемых стволовых клеток. Нынче об этом ходит множество разных слухов, есть и досужие… Приоткроем завесу профессиональной тайны, к которой, насколько я осведомлен, вы персонально тоже причастны.

— Суть вкратце такова. Первые опыты по стволовым клеткам потрясли умы медиков еще в 70-х годах прошлого века. Известны имена первооткрывателей: Иосиф Чертков и Александр Фриденштейн. Их опыты не получили в СССР развития. В конце 90-х годов стволовые клетки были, что называется, заново открыты, но уже американцами. К делу подключились биотехнологические компании США.

Казалось, вот-вот и наша медицина получит в руки конкретный материал для лечения.

— А как бы выразиться попроще, на обывательском языке?

— Эмбриональные клетки человека (полипотенты), пересаженные в иную среду, способны трансформироваться, перевоплощаться в другие клетки: мозга, нервов, легких, костей, печени, сердечной мышцы и так далее. Это в принципе дает возможность восстанавливать, реанимировать погибающие участки тканей, даже целиком отдельные органы.

— Напоминает предвидение героев романов писателя-фантаста Беляева.

— Да, это великий прорыв в глубины живой природы. Но пока что поиски пробные, сугубо научные. И на то есть свои причины.

Всякая революция — не только социальная, а и научно-техническая — должна развиваться плавно, как бывало говаривали, перманентно, дабы не кромсать жизнь, не уродовать общественное сознание (психику) народа. Говорю это как несостоявшийся историк, не утративший, однако, интереса к данной науке. Помнится, несколько лет тому назад, когда в Англии начались опыты с эмбрионом, породившие легендарную овечку Долли, на первый план выпятился вопрос отнюдь не по поводу практической целесообразности начинания, а о том, соответствует ли оно человеческой этике, нравственности и т. д. То же самое можно сказать и теперь, когда речь зашла о стволовых клетках.

— При чем здесь мораль, этика? Возможно, я что-то недопонимаю.

— Мы затронули сферу интима… Речь идет об использовании эмбриональной ткани неродившихся младенцев, когда прерывают по определенным причинам беременность… Прежде тот «материал», как известно, утилизировался. Теперь доказано, что эту ткань можно пустить в дело: например, спасти обреченного на смерть пока еще живого человека. Кто тут готов быть судьей? Чью сторону принять? Вопрос, что называется, неоднозначный.

Это этическая сторона проблемы. А есть еще и юридическая. И снова вопрос стоит ребром, значит неустойчив: готов качнуться в любую сторону. Соответственно и ответ опять неоднозначный. Исходит от юристов и звучит так: «Кто обладает правами на клетки эмбриона. Его биологические родители или ученые, стоящие за спинами хирургов в операционной». Ну и сразу ж попутный вопрос: «Кто несет ответственность в случае неблагоприятных последствий для жизни пациента?» Имеется в виду, что вместе со стволовыми клетками в организм больного могут попасть и вирусы СПИДа, и онкологические клетки, и прочая нечисть.

Вопросы отнюдь не праздные. За ними стоят строгие биоэтические нормы, общественное мнение, а также большие деньги инвесторов. Так что при всей значимости для человечества в целом исследования эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) пока что выведены за пределы госбюджета — как дело рисковое, непредсказуемое отдано на откуп частных лиц, фирм, а также энтузиастов. Во многих странах этот эксперимент находится вообще как бы вне закона, на него наложено табу. Невольно в этой связи вспоминается запрет в СССР на сомнительные генетические опыты.

Прошлое учит: научные открытия, прорывы в неведомые сферы совершаются порой не там, где созданы для энтузиастов благоприятные условия, а там, где рискуют, работают подпольно, нарушая житейские нормы и религиозные постулаты… Но такова жизнь, которая, как известно, капризна, противоречива.

Манипуляций со стволовыми клетками независимо от человека творит по собственной программе мать-природа. Чуть ли не каждый день видим мы эти чудеса: заживают порезы и страшные раны, восстанавливаются хрящи, костная ткань, кожа и т. д. У иных рептилий целиком реанимируются утраченные части тела… Похоже, что люди движутся в нужном направлении. Вопрос заключается к одном: не ЧТО делать, а КАК? Необходимо терпеливо накапливать фактический материал совместными усилиями биологов, нейрологов, кардиологов, а также инженеров разных отраслей. Перед нами открыто широкое поле творческой деятельности. Надо лишь набраться терпения и уповать на Бога.

— Пока же вокруг нас рутина, руины! Реформа здравоохранения принесла народу мало утешительного. Постоянно дает сбой, работает исключительно на самого себя система медицинского страхования. Старое лихо и беспощадно выкорчевали, новое же оказалось не таким, каким представлялось издали.

— Почти с вами согласен. Более того, признаюсь, что, будучи депутатом Госдумы РФ и занимая должность заместителя председателя Комитета по здравоохранению, в силу неких обстоятельств оказался причастен к ныне действующей системе ОМС.