Борис Сопельняк - Секретные архивы ВЧК-ОГПУ

• Название: Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
• Автор: Борис Сопельняк
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0939-8

Если говорить о жанре книги, то это — трагедии. Трагедии, основанные на личных показаниях, протоколах допросов и воспоминаниях тех людей, которые волею судеб имели дело с ВЧК—ОПТУ. Подавляющее большинство документов до сегодняшнего дня оставалось «тайной за семью печатями». Кто, например, знал, что еще в 1919 году против больного и полуглухого человека, которым гордилась вся Россия, была проведена целая контрразведывательная операция, в результате которой он оказался в подвалах Лубянки? Имя этого человека — Константин Эдуардович Циолковский. А как вам такой парадокс истории: судьба Ленина, а стало быть, и всей страны, хоть и недолго, но совершенно реально находилась в руках отпетого бандита Якова Кошелькова. Таких историй в книге немало, и все они хранятся за стальными дверями секретных архивов. Объединяет их самое ужасное и самое неизбежное, что есть на этом свете—смерть. Кто-то погиб от рук палача; кто-то, пройдя испытание магаданскими и воркутинскими лагерями, все-таки выжил. Но все равно отпущенные им годы были смертью — смертью в рассрочку.

---

Начали с того, что, как ни трудно в это поверить, покопались в карманах князя. Открытие было ошеломляющим: имя Циолковского значилось в записной книжке Галицына-Рарюкова.

— Как оно туда попало? — размышляли чекисты. — Знакомы они не были, это точно. Значит, кто-то это имя назвал. Но кто, зачем? Где скромный калужский учитель и где князь? Циолковский — резидент? Едва ли. Руководитель повстанческих отрядов? Сомнительно. Хотя авторитет Циолковского велик, к его словам прислушиваются. Все знают, что он не раз выступал с осуждением Гражданской войны, к тому же категорический противник смертной казни. Вожди учат, что революции без крови не бывает, а он призывает прекратить кровопролитие. Но раз он против крови, значит, против революции — это аксиома! В 1918-м был членом Социалистической академии общественных наук, но после присланного туда проекта идеального общественного строя его же коллеги поспешили от идеалиста избавиться, уведомив его об этом и прекратив выплату жалованья.

Так что старик он не простой, дно там может быть и двойное, и тройное, поэтому без проверки не обойтись. Кто был автором коварного, подлого и бесчеловечного сценария проверки, установить не удалось, скорее всего, это был плод коллективного творчества, но то, что Циолковский остался жив и не был расстрелян, — самое настоящее чудо. Суть сценария была в подставе: чекистский разведчик Молоков, он же Кучеренко, должен был изображать деникинского офицера, а комиссар Поль — в нужный момент арестовать Циолковского.

Отчет Молокова, длинный и путаный, сохранился полностью, но он написан так безграмотно, что вместо «я сказал», «он сказал» я переведу его в форму диалога. Итак, отчет разведчика Молокова:

«14 ноября вместе т. Полем я выехал в Калугу. 16 ноября отправился по указанному адресу на Коровинскую, 61. Стучусь. Отворяет молодая женщина, завернувшаяся в плед.

— Здесь живет Циолковский? — спросил я.

— Да, здесь.

— Можно его видеть?

— Пожалуйста, проходите. Я сейчас скажу.

Иду за ней по коридору. Входим в помещение. Небольшая комната, справа лестница наверх.

— Как о вас сказать Циолковскому?

— Скажите, что я Образцов.

— Папа, вас хочет видеть господин Образцов, — довольно громко выкрикнула женщина.

— Сейчас, — послышался голос старика. — Я не одет. Впрочем, зови его сюда.

Поднимаюсь наверх. Навстречу, несколько сгорбившись, выходит мужчина среднего роста. Темные волосы с большой проседью и борода лопаткой. Правда, без очков, но с чуть заметными следами от них на носу. Он на ходу подвязывает веревкой старое пальто, которое надел поверх теплого нижнего белья.

— Я — Образцов, — рекомендуюсь я и добавляю данный мне пароль: — Федоров — Киев.

— Я плохо слышу. Сейчас возьму трубку.

Берет слуховую трубку и вставляет в левое ухо. Я ему говорю:

— Федоров — Киев.

— Как? — удивленно восклицает он. — Вы Федоров?

— Нет. Я — Образцов, но прибыл из Киева.

— A-а, так вы, значит, знаете Федорова. Рад вас видеть, садитесь, — похлопал он меня по плечу. — У меня холодно. Но я сейчас затоплю печку, потеплеет, и тогда мы поговорим.

Пока он растапливает печку, я осматриваю комнату. Она небольшая, в два окна на реку, по стенам жестяные модели дирижаблей в разрезе, на столах и полках книги, брошюры, рукописи, на одном из столов электрическая машина, а рядом с ней станок для работ по жести.

Затопив печку, Циолковский усаживается поближе, берет слуховую трубку и начинает говорить:

— Итак, вы знаете Федорова и интересуетесь воздухоплаванием. С удовольствием поговорю с вами и сообщу все, что вас интересует.

—Благодарю вас. Я, конечно, интересуюсь воздухоплаванием как делом, имеющим большое будущее в жизни человечества, но в данное время у меня другая миссия. Я послан из Киева начальником разведывательного пункта князем Галицыным-Рарюковым с тем, чтобы получить нужные сведения о Восточном фронте, о тех намерениях и задачах, которые думают предпринять на нем большевики. От вас я должен получить указания, к кому я могу обратиться в Москве, чтобы добыть нужные мне сведения.

— Я вас не совсем понимаю. Я ученый, интересуюсь наукой, в частности воздухоплаванием, политических же сведений дать вам не могу, ибо стою далеко от политики. А связи с Москвой у меня если и были, то чисто делового характера, главным образом по изобретению дирижабля. Если хотите, покажу переписку, которую я вел.

— Спасибо. Но мне нужны адреса лиц, которые стоят близко к интересующему меня вопросу, так как это очень важно для нашего дела в борьбе с большевиками.

— Я очень сожалею, что не могу вам помочь, и удивляюсь, как вас могли послать ко мне с таким странным делом.

— Я сам поражен и глубоко возмущен, что меня послали сюда. Перед отправкой я пошел к князю и в приемной встретил Федорова, который сказал, что для вас есть большой важности дело и дал пароль.

— Неужели все это устроил Федоров? Я всегда думал, что он легкомысленный человек. Помимо переписки по поводу моего дирижабля, я с ним никогда ничего не имел. И лично его никогда не видел. Насколько мне известно, во время войны он был офицером-летчиком. Как хоть он живет?

— Хорошо. Мы там не голодаем, не холодаем и недостатка ни в чем не испытываем. Не то что здесь...

— Да, это проблема, — вздохнул он. — Теоретически с социалистическими идеалами я согласен, но на практике с большевиками расхожусь, и в данное время ничего не имею против монархии, лишь бы миновали ужасы голодной и холодной жизни. А бесконечные аресты! Конечно же, они возмутительны. Я ведь был членом Социалистической академии, но теперь вышел. Мне даже предлагали переехать в Москву, но я отказался. А жизнь в республике не налаживается потому, что всем управляет молодежь, не имеющая ни опыта, ни знаний.

Вскоре подали чай. Пошел разговор о ситуации на фронте, о помощи, оказываемой белогвардейцам англичанами, о дирижабле грузоподъемностью в 600 человек, который он предложил построить советскому правительству, причем в сугубо мирных целях.

Когда я собрался уходить, он проводил меня до двери и, похлопав по плечу, пожелал успехов и тихо добавил:

— Не забывайте, что мы считаем вас своими спасителями.

На следующий день я снова зашел к Циолковскому. Поднявшись наверх, я сказал:

— Боюсь, что вчера вы мне не совсем доверяли. Я решил зайти снова и показать документ, удостоверяющий, что я являюсь агентом разведывательного пункта Добровольческой армии. Вчера он был спрятан в сапоге под стелькой, а теперь я его достал.

— Нет-нет, — замахал он руками. — Я вам верю. Я вчера и с дочерьми разговаривал, и мы пришли к заключению, что вы действительно оттуда. Ведь это заметно.

Но документ он прочитал и еще раз пожалел, что ничем не может помочь.

В это время снизу раздался голос жены Циолковского:

— Константин, еще гости.

Оказывается, явился т. Поль с уполномоченными от местной ГубЧК.

— Вы Циолковский? — спросили они.

— Да, я, — ответил он, вставляя слуховую трубку.

Тут т. Поль заметил меня, и я дал знак, чтобы он поднялся наверх. Когда он поднялся, я сказал, чтобы меня тоже арестовали.

— Кто этот человек? — спросил т. Поль у Циолковского.

—Я его в первый раз вижу,—пожал он плечами. — Пришел, сказал, что из Киева, и передал привет от Федорова.

Потом нас отвели в ГубЧК. Через некоторое время, якобы для выяснения личности, меня отвели в другую комнату и освободили».

На этом отчет провокатора заканчивается. Сделав свое подлое дело, он двинулся по служебной лестнице дальше.

А в доме Циолковского полным ходом шел обыск. В дело подшит ордер № 109, на основании которого перетряхнули весь дом. Весьма любопытен текст этого документа: «Поручается товарищу Рыбакову произвести обыск, ревизию, выемку документов и книг. В зависимости от обыска задержать гр. Циолковского и реквизировать или конфисковать его товары и оружие».

Какие товары? Какое оружие? А зачем им книги? Ерунда какая-то. Но факт есть факт: в доме Циолковского искали не только какие-то таинственные товары, но и оружие. Что имелось в виду—пушки, пулеметы, шашки или револьверы, в документе не уточняется.

Задержали, а вернее, арестовали Константина Эдуардовича еще до обыска. Слава богу, дома были жена и дети, а то ведь ничего не стоило подбросить револьвер и пару гранат, а потом пришить Циолковскому обвинение в организации террористической группы. Но дочь Константина Эдуардовича Люба была опытна в такого рода делах, недаром еще в царское время сидела в Крестах, так что продолжения провокации она не допустила.

19 ноября Константин Эдуардович уже был на Лубянке: регистрационный листок Особого отдела Московской ЧК составлен именно в этот день. Кроме фамилии, образования, национальности, происхождения (кстати, из дворян), зачем-то внесены приметы Циолковского: роста среднего, походка качающаяся, нос длинный, глаза серые, волосы седые, голос глухой. Выяснилось также, что отец Циолковского перебрался в Россию из Польши, в Петербурге окончил Лесной межевой институт, работал в Рязанской губернии, там же женился на дочери помещика Юмашева, которая была полутатарских кровей.