Владимир Марков - Кенозёры

• Название: Кенозёры
• Автор: Владимир Марков
• Издательство: ОАО «ИПП «Правда Севера»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-85879-700-5

В книгу «Кенозёры» вошли рассказы и стихи о жителях родной земли автора — Кенозерского национального парка, заповедника уголка Русского Севера — края озёр, лесов и Божьих храмов, песен и сказок, немеркнущего народного творчества.

---

Пили на берегу, на пригорке наяривала гармонь, старом гумне плясала кадриль молодёжь, слышался женский визг и команды главного «кадрильщика»: «Прогуляемся!», «Поменяем дамочек!»… Пили «шило» (разведённый водой технический спирт), закусывая вешним лещом из рыбника, спёртым Миколой из домашних запасов у жены. Его собутыльники — два братана-бобыля, Ванька и Санька, — быстро осоловели. А Миколе хотелось и пить, и петь (в кои-то веки вырвался из дому). Он несколько раз затягивал песню: «У церкви стояла карета», — но дальше первого куплета дело не шло — забыл слова. И братаны помочь не могли — у обоих уже языки не ворочались.

«Я ехала домой…»

Тут Миколе пришли на ум слова другой песни. «Я ехала домой», — запел он. Но дальше опять не получалось, память будто отрубило. Плюнув на песню, Микола опрокинул в одиночестве стаканчик «шила» и стал думать, что делать дальше. Братаны похрапывали рядом на траве. Машка-курва, с которой Микола не раз проводил весёлые минутки в старых заброшенных амбарах, а то и на лесных межинах, на праздник почему-то не приехала, хотя и сговаривались. Надо сказать ради справедливости, что был Микола однолюб, чем и гордился перед сотоварищами: любил одну жену и одну любовницу, других баб не признавал.

Стало темнеть. Пляска на гумне закончилась. Ревели моторы — лодки одна за другой покидали гостеприимный берег. В Миколиной голове опять застучала песенная строчка: «Я ехала домой…» А что? И впрямь пора, жёнка все глаза на озеро выглядела. Встреча с ней не сулила ничего хорошего.

…Видно, он тоже вздремнул. Когда встал на ноги, братанов на траве не оказалось. То ли на гумно спать ушли, то ли с какой-нибудь компанией уехали. Выпивка кончилась — дружба врозь. Микола залез в лодку, отпихался от берега, с первого рывка завёл свой «Ветерок» и покатил к дому. Над озером сгустилась непроглядная темнота, но это не беспокоило гуляку. Ему было не впервой шастать по ночному озеру. И тут, уже на полпути до своей пристани, Микола вспомнил, что в сундучке для ключей у него — поллитровка водки, предназначенная для встречи с Машкой-курвой, так жестоко обманувшей его.

Микола, не раздумывая, откупорил бутылку и приложился. Раз-другой… Незаметно закемарил. Склонил голову на грудь. Очнулся внезапно (видно, ангел-хранитель толкнул в бок). Впереди на фоне ночного фиолетового неба увидел очертания крыш. Наконец-то приехал…

Ах, мама, мама, что же будем делать?

В дом Микола пробрался через двор, не хотел будить жёнку. В коридоре разул сапоги, разделся. Тихонько зашёл в избу (дверь даже не скрипнула, хотя постоянно скрипела). В темноте на ощупь добрался До кровати и юркнул под одеяло, весь холодный, как налим. Рядом на подушке слышалось ровное посапывание и причмокивание во сне губами. «Умаялась, ждавши меня, подлеца», — пожалел Микола свою супружницу. Но тревожить её не стал. Сон уже, как каменная глыба, наваливался на него…

Очнулся Микола от громкого разговора, голоса были ему незнакомы. Не открывая глаз, прислушался.

— Ну, мамочка, даёшь ты стране угля, хоть мелкого, но много.

— Да не знаю я, откуда он на мою голову свалился!

— Ну, если батя об этом узнает, обеим нам жарко будет! Что делать-то? И разбудить-то невозможно. Ты погляди только, как он матрас-то просцал! Зараза такая!

Микола ничего не понял про уголь, который на чью-то голову свалился, про батю, от которого жарко будет. Дошло только одно, что он до ушей мокрый-действительно, «шила» в мешке не утаишь! «Какого же хрена чужие бабы-то у нас делают?» — подумал со злостью Микола и приоткрыл один глаз. За столом сидели тётка Авдотья со своей дочерью Любочкой-первой красавицей на Кенозерье, студенточкой, приехавшей на каникулы. Жили они в соседней деревне. С мужем Авдотьи, Степаном, у Миколы была давнишняя вражда из-за покосов, и потому в гостях друг у друга они в жизни не бывали.

«Какая нечистая сила этих дур-то к нам принесла?» — опять засвербило в мозгу, вспомнилась вчерашняя пьянка. Микола приподнял голову — изба явно была не своя. «Где же я?»

Коля-Коля-Миколай, наших девок не пугай!

— Во! Выспался! Ну-ка, рассказывай, как ты в мамкину кровать-то вполз? — закричала на него Любочка. — Да ты знаешь, что отец с тобой сделает, если про такое узнает, — голову оторвёт! И скажет, что так и было!

Микола присел на кровати, прикрывая сырые кальсоны одеялом. И ужаснулся: это же надо — забраться в постель к Авдотье. Степан и в самом деле за такие штучки может просто где-нибудь в лесу или на озере пристрелить. Два года в колонии трубил за драку. От такого всего можно ожидать. А где же сейчас-то он?

Любочка будто угадала его мысли. Уже спокойно сказала:

— Мы-то, конечно, отцу ничего не скажем. Он ведь дурной, не поймёт, ему ничего не докажешь. Но и ты помалкивай! Хорошо ещё, что дома его не оказалось, в лесу он, избушку рубит. Но не ровён час, возвратится. Собирай-ка, дядя Коля, свои манатки да поезжай Домой. На улице-то день уже. Два часа тебя разбудить не могли. Слава Богу, что ещё не помер в мамкиной постели. Вот бы греха-то было! Подумать страшно.

Авдотья сидела молча за столом и глядела в окно на озеро, на чаек, хватающих из воды саламатку.

Она не слушала объяснений Миколы о том, как он по ошибке перепутал ночью деревни, как по ошибке попал в чужую избу. Вспоминала Авдотья совсем другое время, когда училась она в девятом классе, когда была по уши влюблена в красавчика Кольку — вот этого полупьяного, в описанных кальсонах, Миколу. Он так и не узнал, что был первой любовью одноклассницы Дуськи. И никогда уже не узнает.

«И ПИЛ СОЛДАТ ИЗ МЕДНОЙ КРУЖКИ…»

В послевоенные годы многие бывшие фронтовики умирали друг за дружкой от ран и пережитого, чаще от водки — длительного запоя. Так война мстила оставшимся в живых. Не миновала такая судьба и моего дядьку Егора Михайловича — в прошлом боевого офицера, награждённого за храбрость орденами и медалями.

Мать моя рассказывала, что перед смертью дважды видел дядя Ёша один и тот же сон. Снилась ему рыжая собака Юлка, с которой он иногда на охоту хаживал. Преданная собачка два раза предупреждала Егора Михайловича во сне: «Не пей, Егорушка, умрёшь!» Человеческим голосом с ним говорила. Но не внял дядя Ёша собачьему предупреждению. Может быть, и в третий раз приходила она к нему, только никто об этом знать не может. Умер дядя Ёша, положив голову на стол, рядом с недопитой бутылкой спирта. Крепко фронтовик уснул, навсегда.

Я с двоюродной сестрой Галкой играл на улице. В дом мы прибежали, услышав вой Юлки, которая, встав на задние лапы, передними опершись о подоконник, выла в окошко, наводя тоску на весь лесной посёлок.

Не было тогда ни центров реабилитации бывших воинов, ни ветеранских организаций. Пережившие Ужас войны защитники России выживали поодиночке, тысячами умирая от запоев ежегодно. Тогда никто Думал, что бывшим солдатам можно помочь. Жизни человеческой, как и на минувшей страшной войне, была грош цена.

«КАКА У ПРОФЕССОРА РАБОТА?..»

Побывав летом в деревне, наслушаешься столько всяких историй, что воспоминаний потом хватает на целый год. И в этот раз поездка в родное Кенозерье не стала исключением.

Сидим на скамеечке с родственником Василием под резным окошечком деревенской избы. Вечернее солнце золотит гладь озера. Тишина и покой, даже чаек — этих вечных крикуний — не слышно. Я, как губка, впитываю неторопливый рассказ моего собеседника о том, какие изменения произошли в жизни земляков за минувший год.

Не очень радостные времена переживают здешние жители. На кенозерских погостах ежедневно кого-нибудь хоронят. Особенно этот високосный, последний год тысячелетия, ударил по мужикам, умирают как мухи от запоев — пьют-то всякую заразу. Работы нет, а значит — и денег нет. Большинство живёт тем, что вырастит на огороде да в хлеву, что даст озеро да лес. Похороны здесь справляют чаще, чем свадьбы.

— А что твой братан Саня-то? Не сошёлся с какой-нибудь вдовушкой? Ведь прошло много лет, как жену похоронил.

— Кака там женитьба? — машет рукой Василий. — Ведь уж на пенсии, хоть и на льготной. Полтинник разменял — кто женится-то в такие годы?

Я возражаю ему:

— Вот у меня знакомый профессор есть, ему 85, тоже остался на старости без супруги, женился и очень доволен, всё не одному век доживать.

Василий на мои слова только рассмеялся:

— Профессору и в сто лет можно жениться: денег кубышка и здоровье целёхонько, по курортам всю жизнь катался, в лесу не ломил, как мы. Профессору что не жениться? Кака у него работа?..

ЛЕЖИТ В ГРОБУ МАКСИМ, КАК В РЫБНИКЕ-НАЛИМ

Как-то прихватил меня радикулит, и угодил я на больничную койку, в областную больницу. Лежим — пять человек в палате, разговоры всё больше о болезнях да о женщинах. Анекдоты, конечно, травим, чаи до полуночи распиваем. Один только мужик, мой земляк (как потом оказалось), лет шестидесяти, самый старший из нас, у окна помалкивает, в наши разговоры не встревает. Ходит к нему жена — маленькая, седенькая, как пташка лесная, женщина — чуть ли не каждый день. Уйдут они в коридор и сидят там часа по два, о чем-то, как голубки, воркуют.