Антон Соловьев - Lubvi.NET

• Название: Lubvi.NET
• Автор: Антон Соловьев
• Жанр: Современная проза

Действие романа происходит в Москве в период с 1998 по 2004 годы. На протяжении всего романа показана жизнь главного героя — Андрея с 18 до 24 лет. Роман делится на три части. Деление это условное. Однако во второй и третьей частях более подробно рассказано о событиях, связанных с общением главного героя с людьми, с которыми он познакомился по сети. В романе подробно описана как современная культура общения молодых людей по сети, их интересы, связанные с этим, так и различные способы знакомств — ICQ, chat, блоги. В романе показана трансформация личности героя от полного надежд неординарного юноши до уверенного в себе циничного молодого человека. Основная тема духовных исканий героя: есть ли любовь, и если она есть, то почему процент реально счастливых в любви, а тем более в браке людей, так ничтожно мал, а так взаимоотношение героя с потусторонним миром. Повествование романа ведется от лица главного героя.

Автор этого романа выражает огромную благодарность музыкантам групп «Hobbit Shire», «Nazgul Band», «Дом Ветров», «Tintal», «Башня Rowan», «Троль Гнет Ель», «Оргия праведников», «Мельница», «Календарь», «Вересковый мед», «Выход» и «Умка и Броневичок». Без вашей музыки эта книга никогда не была бы написана.

События, описанные в романе, а так же имена, фамилии и сетевые псевдонимы являются авторским вымыслом. Автор этой книги убедительно просит читателя считать любые совпадения с реальными событиями, именами и сетевыми псевдонимами случайным. И заранее просит прощения у тех, кто эти совпадения примет на свой счет.

---

А спустя месяц маленькая, юркая, улыбчивая первоклассница, кажется, ее Катей звали, во время продленки, услышав как я с моим одноклассником Сашкой обсуждаю рассказанное мамой, поманила меня к доске. Затем она взяла мел, огляделась по сторонам и, убедившись, что учительницы рядом нет, очень легко и доступно нарисовала на доске то, что делают мужчина и женщина, чтобы у них родился ребенок.

— А разве у вас не такая писька как у нас? — с удивлением спросил я.

— Нет, что ты. Хочешь, пойдем в туалет я тебе покажу, — Катя улыбнулась, а я испугался.

В детстве я был очень стеснительным.

Честно скажу вам, что я испытал большое потрясение от осознания того, что дети получаются иным способом, нежели об этом рассказывала мама. Но еще больший шок у меня вызвало то, что, оказывается, мама, моя милая и добрая мама тоже умеет врать. И не только умеет, но и врет мне, по ее словам, «самому дорогому для меня существу». И тогда я понял, очень быстро и легко понял, что ложь — это такая великая тайна всех людей. Всем нужно говорить, что врать не следует, а самому врать можно и нужно, иначе не выживешь.

Потом, много позже, я узнал, что существует ложь во имя справедливости, ложь во имя милосердия, ложь во имя сохранения дружбы, семьи, мира, любви. Но как эту ложь не называй, она все равно остается ложью и тут ничего не изменишь. Намерения могут быть и благими, но ложь от этого правдой никогда не станет.

И возможно именно поэтому я и выбрал для себя профессию, в которой ложь является краеугольным камнем, и здесь врать можно почти легально, без всякого неодобрения других людей, которые говорят неправду, прикрываясь благими намерениями. Я стал журналистом.

Очень, очень долго я не мог отделаться от мысли, что ложь от правды в нашем мире отделить просто невозможно. Если тебе говорят, что любят тебя, то это вовсе не значит, что так и есть. И если говорят, что ненавидят и готовы убить, то это опять же не значит, что тебе действительно желают смерти. Ложь — это наша традиция. Нас зачинают во лжи, нас во лжи рожают. Недавно я делал любопытный материал для одного глянцевого журнальчика, где приводилось интересная статистика по США. Оказывается, более 56 % процентов детей там в действительности были зачаты не мужьями, а любовниками. И в конце статьи я так иронично и зло вопрошаю читателя — а стоит ли, собственно, проверять с помощью анализов отцовство, портить отношения с женой и ребенком, которому уже целых десять лет. Не лучше ли просто, как вы это всегда и делали, продолжать жить во лжи, она ведь такая сладкая и удобная. Конечно, редактор немного смягчил конец статьи. Но суть осталась неизменной — ложь лучше правды.

Нам лгут с экрана, нам лгут с трибуны и лгут, когда мы сидим за партами в школе. Самое великое искусство в этом мире — научиться правдоподобно лгать, при этом улыбаясь и пожимая людям руки. А ведь в древности протянутая ладонь означала то, что в ней нет оружия. А сейчас? А сейчас самое острое оружие — это язык.

В детстве мне очень часто снился сон о том, что люди, которые меня окружают, на самом деле страшные монстры. Едва я лягу спать и закрою глаза, как они снимают с себя личины людей и начинают ходить без них. Я всегда боялся темноты и до сих пор сплю с включенным ночником. Но теперь-то я знаю, что никаких страшных личин под человеческими лицами нет, просто люди и есть те самые монстры из снов. Я понял это слишком рано, затем отчаянно пытался поверить в то, что на самом деле все не так, но уже не смог себя пересилить. И в мой внутренний мир, который я всеми силами стремился оградить от лжи, ложь потекла сладкой патокой, а я прочно завяз в ней и пребывал там распятый в липкой приторной лжи долгие годы. Я служил лжи, я занимался сексом во лжи, я говорил во лжи, и я научился врать даже самому себе. Вот он — итог того детского открытия, которое я когда-то совершил.

Но вернемся к тому злополучному дню. Ведь про ложь я вам тут рассказывал совершенно не случайно, и вы скоро в этом убедитесь. Какая это гадкая штука — ложь, и какая она в то же время сладкая и приятная. И, что самое страшное, очень необходимая в жизни, любви и карьере.

В тот день было так же жарко, как и сейчас, когда я пишу эти строки. Окна моей квартиры выходят на солнечную сторону. Гелиос в своей огненной колеснице подымается над крышами домов у меня за окном и начинает накалять асфальт, словно бы готовясь бросить на черную плоть асфальтовой сковородки новые и новые души грешников. Конечно, в то время у меня не было кондиционера дома. Это было дорогое удовольствие, как, впрочем, и мобильный телефон, и мощный компьютер. Но не в этом суть. А суть в том, что день был очень яркий, солнечный, безоблачный и прекрасный. И в этот день мне надо было по-хорошему радоваться жизни, прыгать от восторга, что вторая в жизни сессия успешно пережита. И более того, не только нет хвостов, но даже тройки отсутствуют. Но я не радовался. Собственно тот факт, что сессия завершилась и теперь можно расслабиться, и приводил меня в уныние с самого утра.

Еще вчера перед последним экзаменом я трепетал от страха перед суровой преподавательницей по русской литературе, а теперь она была мне не страшна. Оценка поставлена, зачетка сдана в деканат, учебники в библиотеку. Я свободен. Но именно чувство того, что теперь можно делать все что хочешь, и было мне особенно противным. Конечно, я взял у старшекурсников программу по зарубежной и русской литературе на следующий семестр, чтобы почитать что-то уже летом. К тому же я уже сотрудничал с одной из московских газет, и это худо-бедно, но приносило мне кое-какой доход, к тому же еще и засчитывалось за летнюю практику. Но все это было так незначительно, так суетно по сравнению с одной страшной, чудовищной, как я тогда думал, мыслью, которая вчера посетила меня — ОНА МНЕ ТОЖЕ ВРЕТ. Это было подобно тому потрясению, когда я узнал, что моя мама, моя милая, добрая и красивая мама мне врет. И сейчас эта мысль повторилась в моей голове практически слово в слово, только вместо слова «мама» было женское имя. Но от этого мне стало еще более гадко.

Ведь в самой глубине души я надеялся, что все-таки найду, встречу хотя бы одного человека, который не будет мне врать, и тогда… тогда я тоже не буду врать хотя бы ему. И мы вместе с ним построим маленькое, совсем малюсенькое королевство правды, о котором будем знать только мы двое. Всем остальным мы будем улыбаться и врать, врать и улыбаться, а друг другу врать не будем. И это будет здорово, действительно здорово. Два журналиста (а она тоже училось тогда на первом курсе журфака МГУ) не будут врать хотя бы друг другу. В мире лжи — совсем маленькое, доброе и светлое королевство правды, и я строил его, строил его и верил. А она взяла однажды и разрушила его.

Очень часто мне в голову приходит мысль о том, что любовь похожа на религию. Язычество — это почти то же самое, что первая юношеская любовь. Чувства накалены до предела, при каждом прикосновении к любимому человеку испытываешь дикий восторг, влюбленные дают друг другу безумные и абсолютно невыполнимые обещания. Они считают, что их молодость и любовь будут длиться вечно и весь мир специально создан для того, чтобы они встретились и полюбили друг друга. Разве это не то же самое, что и возжигание костров во имя стихий мира, безумные ночные пляски, вера в леших и домовых и в то, что боги ходят где-то незримо среди нас, а может быть, и сидят за одним пиршественным столом с нами.

Любовь же настоящая подобна христианству. Где все осмысленно и продумано, где, чтобы любить, нужно принести себя в жертву, быть распятым и воскреснуть в этой самой любви. Ты готов на жертву, неважно — смерть это ради любимого человека или просто ежедневное терпимое отношение к его мелким недостаткам. Настоящая, зрелая любовь — это всегда жертва, и причем жертва взаимная, как мне сейчас кажется.

Но тогда в любви я был страшным, закоренелым язычником и мне казалось, что любимому человеку нужно говорить абсолютно все, что ты думаешь, быть искренним и честным, никогда не лгать и не изменять и при этом требовать от своей возлюбленной то же самое, а это все равно, что думать, будто вместо солнца по небу движется колесница богов, будто в воде живут русалки, а в лесу бродят единороги.

Страшное, дикое, детское язычество. Но такое прекрасное, такое красивое и манящее. Ведь не зря сейчас среди молодых людей так много неоязычников. Может быть, они хотят вернуться не только и не столько к своим корням, но к тому раннему, дикому, едва осознанному чувству любви, когда кажется, что от прикосновения любимой ты вот-вот испытаешь оргазм. Собственно, первый раз в жизни так я его и испытал. А она посмотрела мне в глаза, все поняла и сказала: «Молодой человек, вы слишком чувствительны, вам не кажется?» Когда она шутила, играла со мной, она всегда называла меня на «вы», и я ее тоже. Но мы прекрасно понимали, что это была не ложь, а всего лишь игра, игра по одним нам с ней понятным правилам. И мы играли в нее до полного исступления, до полного безумия. И нам обоим это нравилось.