Александр Турханов - Острова Тубуаи

• Название: Острова Тубуаи
• Автор: Александр Турханов
• Жанр: Детская проза

Повесть о давнем детстве.

Подходит читателям 14–16 лет.

---

— Когда я ем, я глух и нем, — говорил он.

Это было действительно так — во время еды он становился просто жующим кучерявым бараном.

Этим я и решил воспользоваться. Еще в коридоре я поднял сапог высоко над головой. Но не рассчитал рывок, сапог стал заваливаться мне за спину, и я едва не уронил его на пол. Пришлось поставить его и отдышаться. Вторая попытка также была неудачной. Я хотел разбежаться, но у меня слетел тапочек, я запутался в собственных ногах. Задуманное удалось только с третьего раза. Я поднял сапог, разбежался и со всего маху хряпнул отчима по голове. Он ткнулся лицом в сковородку, и ошметки картошки разлетелись в стороны. Голова его сразу будто вспотела, потемнела и намокла. Он зарычал, схватился за голову, заскользил со стула, тюкнулся коленками в пол и замер. Медленно повернулся и посмотрел на меня одним глазом. Другой был залит кровью. Потом он все также медленно взял у меня сапог, поставил его рядом с собой. Я попятился, но отчим сказал «с-с-с…», поднес палец к масляным губам. Я остановился. Помню, посмотрел на него даже с любопытством.

Он тяжело поднялся с колен, навис надо мной и сделал резкое движение.

Больше я ничего не запомнил.

Пробуждение было странным. Будто я сплю в теплой ванне, но вокруг холодный воздух, и постепенно вода остывает, тело зябнет, начинает болеть голова. Мне все еще не верится, что надо просыпаться, вернее, что я уже проснулся. Я зажмуриваю глаза, делаю вид, что еще сплю, хотя все давно чувствую.

— Сынок, — зовет меня голос матери. — Сыночек…

Вода подбирается к подбородку, плещется, щекочет. Я хочу спрятаться от воды, выбраться из ванны, на дне ее уже кусочки льда. Я открываю глаза.

— Как ты? — спрашивает мать.

Я, не двигая головой, ворочаю глазами — оглядываю комнату. Салатные голые стены и белый потолок. Против меня, за материной спиной, еще одна кровать. Там кто-то лежит, закутавшись в одеяло. Он повернут ко мне спиной. Почему-то его присутствие раздражает. Еще что-то раздражает, пока я не понимаю, что именно. Но скоро догадываюсь. Голос матери все бубнит у меня в голове. Она и так болит, голову нельзя повернуть, в глазах сразу вспыхивают маленькие красные разрывы. Легче, когда глаза открыты. Но тогда видна спина того, что напротив. Из-под одеяла торчит нога в дырявом носке. Она как раз лишняя. С укутанной фигурой, повернутой к стене, еще можно примириться. Но не с ногой. Я стискиваю зубы, прошу мать замолчать. Она сразу затихает, точно ее выключили. Даже по тишине слышно, что мать испугалась моего голоса. Но мне уже все равно. Теперь можно закрыть глаза. Ванна опять заполнена теплой водой. Я опускаюсь в нее все глубже. Засыпаю.

Просыпаться в следующий раз было намного веселее. Матери в комнате не было. На кровати, скрестив ноги, как йог, сидел растрепанный дед с разлохмаченной бородой. Он держал обе руки у рта, откуда вываливались какие-то смешные звуки. Дед хитро посмотрел на меня маленькими глазками. На носу у него, на самом кончике, сидела огромная бородавка. Мне захотелось скосить глаза на свой нос — убедиться, что там нет такой же бородавки. У деда бородавка была веселой. Она почему-то напомнила мне нос щенка, влажный и шершавый.

А дед все вел странную свою мелодию, и казалось, что он играет на губе. Я никогда таких звуков не слышал. Будто кто-то подражал зову котов в брачную пору. Коты рядком сидели на крыше, смотрели на луну, на фоне которой отчетливо видны были телевизионные кресты, по движению невидимого дирижера разом открывали пасти и кричали, кричали, кричали…

— Ты что, дед, дурак? — спросил я.

— Почему дурак? — удивился дед.

— Здесь же больница! А ты орешь…

— В больнице что, не люди?

— Люди, — ответил я неуверенно.

— А если люди, — назидательно изрек дед, — то музыку любить должны.

— Это разве музыка?

— А что же, по-твоему?

— Это… — я не сразу нашел нужное слово. — Это…

— Ну что — е-ето? Что?

— Это… какое-то «мяу», — выпалил я и расстроился, ведь совсем не то хотел сказать.

— Сам ты… мяу, — очень похоже передразнил меня дед. Он оттопырил нижнюю губу, несколько раз ударил по ней указательным пальцем. — Это — музыка. Услада души и сердца. Гармония это, понял? И вообще. Это ты дурак.

Дед обиженно отвернулся к стене.

— Дед, — позвал я. — Чего ты обиделся? Я пошутил. Твоя дурацкая музыка — хорошая музыка. На кошачью похожа. Поиграй еще, дед. И дай мне попробовать. Ну, чего ты? Дед…а, дед?

— Я тебе как другу, можно сказать. Как лучшему другу хотел помочь. Развлечь. Поутешить хотел. А ты! Обзываешься…

— Не буду больше! — заверил я.

— Не будешь? Ладно.

Он сел, скрестил ноги, достал из кармана больничной пижамы маленькую металлическую пластинку и опять завел свой кошачий концерт. Но теперь он мне нравился. Они здорово орали, эти коты на крыше. Громко, дружно, складно.

— Что это? — спросил я.

— Варган. Такой инструмент музыкальный. И музыка такая же. Музыкалистая.

— Дай мне, — попросил я деда.

Он сразу протянул пластинку. Я взял ее, начал разглядывать. Потом поднес ко рту. Но у меня вышло только шипение. Я обслюнявил варган, и так и эдак его пристраивая, но звук выходил такой, будто я плюю на раскаленную плитку. Я сделал еще несколько попыток, но сдался и протянул инструмент обратно.

— Видишь, — улыбнулся дед, — какой ты неласковый. От того и не получается. Надо взять его нежно. Губами. Да, губами. Но крепко.

Я стал смотреть на губы деда, осторожно сжал пластинку, тронул пальцами.

— Мя-я-яу, — сказал инструмент.

Дед захлопал. Я сдвинул брови, тронул пластинку еще раз.

— Мя-я-яу, — снова отозвались коты и подняли морды к луне.

Теперь я был дирижером. У меня был пусть небольшой, но свой оркестр. Мы сидели на крыше вместе. Смотрели на ртутное небо, на луну, на звезды. Под нашими ногами светился город и уплывал куда-то.

Вдруг открылась дверь. В палату вошел молодой доктор с пышными черными усами. За ним — седая медсестра. Они напоминали актеров из старого черно-белого кино.

— Здорово, орлы! — бодро крикнул доктор. Потом обратился к деду: — Собирайтесь. Домой пора. Отдохнули у нас? Теперь домой, домой…

Дед живо поднялся, достал из-под кровати рюкзак, покидал в него что-то с тумбочки, сунул ноги в тапки. Я нехотя протянул пластинку. Но дед только улыбнулся, махнул рукой — дарю! Уже на пороге повернулся, посмотрел на меня, подмигнул…и совсем исчез.

— Ну, а ты, боец, как себя чувствуешь? — доктор небольно щелкнул меня пальцем по носу.

— Нормально, — пробурчал я.

— Нормально… — передразнил доктор.

Вдруг в палату шагнула мать и замерла на пороге. На ней был длинный белый халат, гораздо ниже колен. Застегнутый на все пуговицы. В этом халате мать была похожа на игрушечного пупсика.

— Что такое?! — вытянулся в струнку доктор. Усы его ощетинились. — Вы что, мамаша, правил не знаете?! Приемные часы с шестнадцати нуль-нуль до двадцати нуль-нуль….

Мать не ответила, прошла ко мне и робко присела на краешек кровати. Потом оглянулась и посмотрела на доктора. Ее ресницы дрогнули, и усы напротив поникли.

— Черт знает что, — пробурчал доктор миролюбиво.

— Пойдемте, заглянем в одиннадцатую, — сказал он медсестре. — Но потом сюда. Ясно? Здорово, орлы! — послышалось уже в коридоре.

— Сынок, — прошептала мать. — Как ты?

Я протянул ей дедов подарок. Она рассеянно повертела его в руке.

— Что это?

— Варган. Дед подарил. Классный дед, — я забрал у матери игрушку, засунул в рот, хотел заиграть, но мать остановила.

— Подожди, — едва слышно сказала она. — Хочу попросить тебя… Мы уедем. Вот ты поправишься, и уедем. Обязательно.

— Куда?

— Пока не знаю. Мы подумаем. Куда ты хочешь?

— Хм…

— Мы одни уедем. Только с тобой. Но я хочу попросить… Сегодня к тебе придет милиционер. Он будет спрашивать, кто тебя избил. — Мать опустила голову, почти прошептала: — Не говори про него… А то его в тюрьму посадят.

Я прекрасно понял, о ком она. Но все-таки спросил:

— Кого посадят, милиционера?

— Какого милиционера? А-а… нет, что ты… Скажи, что ты упал. Нечаянно упал. Полез на шкаф. И упал. Очень тебя прошу. Я уже сказала. Теперь и ты скажи, ладно?.. А мы уедем. Уедем.

Я поднес варган ко рту, тронул пластинку.

— Мя-я-у, — с готовностью отозвались коты. Они моргнули все разом, вытянули шеи, опять моргнули и стали смотреть на меня. Это длилось несколько минут — моргали и смотрели, смотрели и моргали.

— Ладно, — сказал я.

Коты отвернулись от матери к стене и стали кричать на луну.

Глава 4

Помню знакомство с Аленкой. Мне было четыре года, но я хорошо запомнил эту встречу. Мать говорила, что я все перепутал, Аленка приехала в Степногорск позже того времени, когда я маялся зубами и мы с Нянькой почти поселились у стоматолога. Но я впервые увидел Аленку именно в поликлинике и совершенно уверен, что прав.