Елена Соковенина - Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции

• Название: Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции
• Автор: Елена Соковенина
• Жанр: Детская проза

Производственно-приключенческая повесть для детей про взрослых, издающих подростковый журнал.

Подходит читателям от 12 лет.

---

— Вижу, что мальчик. Что у него в руках?

— Развернул подарок и смотрит, что там. Это же рубрика «Выбираем подарок». А что?

— А мне вот кажется, что он рассматривает женские…. Что вы смеётесь? Да, у меня галлюцинации! Это вы, между прочим, виноваты!

— Что-то с тобой, госпожа редактор, не так. Это уже не первый случай. Ха-ха-ха!

— Спокойно, девочки и тётеньки. Я ваш Медведь. Сейчас мы сделаем вот так, вот так и вот так. Ну, что? Уже не кажется?

— Ой, точно, это подарок! — редактор всплёскивает руками. — Это просто обёртка у него такая розовая, что можно подумать, что это женские панталоны!

* * *

— Ты что прислала в «Живой уголок?» — трагически восклицает редактор.

— Курицу, — говорю. — Материал про то, что и курица может быть домашним любимцем.

— Да ты что!

— А что? Честное слово, у меня дома жила курица.

— Не в этом дело.

— А в чём?

— Мы не можем публиковать курицу.

— Что, «так никто не пишет»? Опять?

— Да ведь сейчас же очередная истерия про птичий грипп! Люди на демонстрации с тушками выходят!

— Вот идиоты…

— Тем не менее, выходят, — отрезает редактор. — И я считаю, что поэтому про курицу в качестве домашнего любимца писать нельзя!

— Полин, а ты читала в интернете советы про птичий грипп?

— Нет, а что там?

— Я всего не помню, но было примерно так: «Возьмите больную куру. Поцелуйте её в лоб. Всё, вы больны!»

— Да ну тебя!

— Честное слово! А дальше так: «Возьмите больную куру. Вымойте её с мылом. Поцелуйте в лоб. Всё — вы не больны!»

— Здравствуйте, дорогая редакция. О чём спор?

— Привет, Земфира. Да вот, цензура на курицу напала.

— Да. Лена написала про курицу, что она тоже может быть домашним любимцем.

— Так это отлично! Лена, ты звезда!

— Да как же отлично, — возмущается редактор, — когда тут же про птичий грипп истерия опять!

— Ну и ладно, — беспечно машет рукой госпожа Тендер.

— Да? А если кто-нибудь что-нибудь скажет?

— А кто-нибудь обязательно… — ехидно поддеваю я.

Редактор сверлит меня взглядом.

— Обязательно! — мне нравится смотреть на её выражение лица. — Кто-нибудь что-нибудь…

— …скажет, — заканчивает за меня издатель. — Потому что людей хлебом не корми, дай сказать чего-нибудь. Так что пей мяту, редактор, закаляй нервную систему.

— Ну, хорошо, но только я не знаю… Вот, может быть, под текстом опубликовать советы?

— Какие советы?

(Издателю цитируют советы).

— Супер, — госпожа Тендер лаконична, как всегда. — Так и надо сделать. Ссылку на источник не забудьте!

Она уплывает из кабинета, а редактор облегчённо выдыхает. Потому что теперь люди если что и скажут, то сами выставят себя дураками. Я облегчённо выдыхаю, потому что отстояла свою курицу и ещё убереглась от этого вечно мешающего: «А если кто-нибудь что-нибудь скажет?». Ну, а Медведь, который только что пришёл, похоже, выдохнул с облегчением потому, что опоздал на очередную нашу перепалку.

* * *

— Ничего не понимаю, — бормочет редактор. — Тут у тебя в тексте болеющий папа кашляет как одр.

— Ну и что? — говорю.

Две недели назад этот текст уже получил «добро». Я считала, что всё в порядке. С чего редактор опять в него вцепилась — ума не приложу.

— Так этого же не может быть! — восклицает госпожа Мракобесенко. — Одр — смертное ложе. Смертный одр. Ты что-то путаешь!

— Я ничего не путаю. Одр — такая совсем дряхлая лошадь, которая вот-вот копыта откинет.

— О господи. Ты где такое слово откопала

— Да не помню я. Во всех книжках оно встречается. «Повозка, влекомая такими одрами, что я потерял всякую надежду». «Тащилась карета, в которую были впряжены два дряхлых одра».

— Ты точно что-то путаешь. Такого слова нет. Я не знаю такого слова.

— Ученье, — говорю, — свет. А неученье — тьма. Что же ты в детстве-то читала, если ни разу этого слова не видела? Ладно-ладно, сейчас я его в интернете найду и покажу.

Но, как ни странно, почти час копания в словарях и справочника ничего не даёт. Нет такого слова, и всё тут.

Приходят сначала Медведь, потом госпожа Тендер. Потом корректор Наташа. Потом секретарь Настя. Потом ещё кто-то. Никто из не может припомнить такого слова.

Начинаю тихо подозревать себя в оригинальной форме сумасшествия.

— Вот! — кричит редактор. — Мы же тебе говорили!

— Спокойствие, дорогая редакция. Я его найду. В моем домашнем словарёжигове (это слово изобрела когда-то моя учительница литературы, имея в виду словарь Ожегова) должно быть. Или в этимологическом хотя бы. Понапихали тут всякой дребедени полный интернет, нормальных словарей не доищешься!

— Ну ладно-ладно, — пытается спастись редактор. — Я вспомнила. Вроде. Это библейский контекст. Была какая-то там история про старую лошадь, которую так звали. Но только давайте обойдёмся без библейского контекста? Дети нас не поймут!

Дома я не нахожу себе места.

— Дети не поймут? — обижается сын. — Это мы тупые, что ли? Вот спасибо. Скажи ей там: Достали уже тупым языком писать!

И передразнивает:

— «Здравствуйте, дорогие наши маленькие читатели! В этот солнечный день…»

— А ты не умничай, — говорю. — Хотя я с тобой согласна. Я, собственно, за это и воюю: если человеку не давать никаких слов, кроме самых простых, зачем потом жаловаться, что он не умеет говорить, писать и думать?

Хожу и угла в угол. Останавливаюсь.

— Так, хорошо, — говорю. — Запомни быстренько такое слово — «библеизмы», и иди, делай уроки. Буду разбираться.

Библеизмы, конечно, знать нужно. Человек должен иметь словарный запас. Журнал для школьников должен давать знания. Проблема в другом: я совсем не уверена, что в этой статье слово «одр» так уж необходимо. Его ничего не стоит заменить чем угодно: дряхлым конём, простуженным слоном, пожилым верблюдом. Ощущалась бы только картинка: страшно кашляющий человек. Так что, может быть, редактор права.

Но что же произошло? Слово-то, я точно знаю, есть!

И я решаю непременно выяснить у знакомого грамматического маньяка, что это за история такая, что я одна знаю слово, которого никто не знает.

— Нет такого слова! — твёрдо заявляет Андрей.

Андрей — большой знаток русского языка. Помнит все правила наизусть, знаком со всеми словарями, говорит и пишет без ошибок.

— Андрей! Я сама, что ли, его выдумала?

— Его нет ни в одном словаре. Получается, что сама, — спокойно заявляет этот нахал.

Мне очень хочется сказать, что нет причин делать культ из собственного невежества. Но мне нужны доказательства. А в словарях я уже проверяла — одра там нет, и я понятия не имею, как такое могло произойти.

Может быть, я и в самом деле страдаю какой-нибудь неизученной формой сумасшествия? Маниакальным бредом филолога? Надо будет спросить у знакомого доктора. Я, конечно, о таком никогда не слышала, но я, в отличие от этих людей твёрдо знаю: если вы о чём-нибудь не слышали, то это просто означает, что вы о чём-то не слышали. А может оно быть или не может — это уже вопрос информации.

Так, стоп. У меня нет бреда. Я же это слово сама читала! Правда, мне тогда было столько лет, сколько сейчас Саше, но это неважно. Плохо, что я не помню, где именно читала. Погодите-погодите, а что же я вообще тогда читала? Да что на полках стояло, то и читала! А что стояло на полках? Так… О’Генри… Фенимор Купер, точно помню… У Дюма могут найтись одры… Может быть, ещё «Трое в лодке» Джерома?

И я забираюсь на полки и начинаю рыться в книгах. В два часа ночи, хотя вставать в шесть.

К четырём я готова, наконец, победно отстукать Андрею список книг, где можно воочию убедиться в моей нормальности. Одр есть! Тут приходит сообщение от самого Андрея:

— Нашёл. Действительно, такое слово есть. Только это не «одр», а «одёр»: «Плохая корова, старая, изнурённая лошадь». Это, я думаю, тебя множественное число в заблуждение ввело. Слушай, действительно интересно: его почти всегда употребляют во множественном числе!

Я бормочу: «Какой ты умный, Андрей, спасибо», и заваливаюсь спать. Пусть он с числами сам разбирается. Одры есть. Я не сошла с ума с этой редакцией.

Из блокнотов дорогой редакции

Представьте, что вы — журналист. Или редактор. Технический или главный — неважно. Даже, если вы рекламный отдел, — всё равно. Вы можете принять звонок от коллег или руководства в воскресенье ночью, потому что у кого-то созрела идея. Или отвлечься на «Секундочку, мне тут что-то пишут» во время романтического свидания, и через двадцать минут оказаться за компьютером. Короче говоря, человек вы ненормальный.

И вот, однажды ночью, после того, как вы особенно устали днём, у вас жестоко трещит голова. Вы пьёте таблетки, но ничего не помогает. Сна нет, а голова болит. А тут ещё, как назло, в эту голову лезут мысли. Она и так больная, а тут ещё мысли. Где они днём были, интересно?