Павел Журавель - Медвежьи углы

• Название: Медвежьи углы
• Автор: Павел Журавель
• Жанр: Городское фэнтези

В рассказах Павла Журавля мистическое, фантастическое и реальное переплетаются так тесно, что уже и не поймешь, где же она — реальность.

Подходят читателям 10–16 лет.

---

Здесь он, здесь. Враг мой. Ничего он мне не даст забыть и маме моей тоже. А вот дедушке моему повезло: Шибенника в семью прадед привел осенью 49-го. Кажется, в Воложине дело было. Дедушка на тот момент был уже взрослый и ничего такого не боялся.

Кузнечная страна

Когда идёшь мимо дяди Васиного двора, то сразу видишь, что никакого двора нет, а есть джунгли, что простираются на все пять, да уже практически шесть соток — так всё разрослось. На этом клаптике земли буреломы и заросли страшные. В центре двора должен быть сарай из сосновых досок, но есть ли он там, проверить можно только с помощью огнемёта. Периметр участка охраняют особо колючие кусты малины: рослые, мощные. В их прочной волокнистой древесине вязнет топор и мачете (соседу-преподавателю студенты кубинцы привезли). Вокруг растет город. Плохо, лениво, но всё по плану — дома выше, деревьев меньше, только эти пять (почти шесть) соток вступили с повседневностью в противоречие. Нагло вступили, давно, и успешно. Наглость эту так и зовут в народе: «Двор Дяди Васи». Дядю Васю я хорошо помню: высокий, вечно пьяный старик, и под нос он себе чего-то напевал: бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу. Он сгорел вместе со своим маленьким домиком, а потом всё заросло.

А какие с его участка жуки-носороги выползают! А жуки-олени! Там, видимо, даже лисы живут, потому как окрестные собаки очень нервничают, а соседский спаниель даже туда экспедицию пробовал организовать, но быстро вернулся: глаза навыкате, шерсть всколоченная, уже два года со двора не выходит, характер стал отвратительный. То же самое стало с Богданом Лысым.

У него с Васиными зарослями один забор был, вот Лысый и решил в колонизатора поиграть — свой заборик бетонненький подвинуть, сотку-другую отхватить.

Откатился он быстренько с забором вместе. Практически под свой дом передвинул, а о событиях, этому предшествовавших, говорил громко и сумбурно — то ли его укусило там что-то сильно, когда он экспансию посредством забора проводил, то ли просто по мордасам отходило, он сам не понял, но кузнечиков видел размером со среднюю собаку. Как удачливый рыбак, показывал взмахами рук размеры кузнечиков и плакал. А еще про бабочек-грызунов рассказывал: у них место хоботков зубы и хари злобные.

— Не надо было лезть! — жестко отреагировал на размеры кузнечиков сосед с мачете (это у которого студенты кубинцы). Хватит вам того, что у вас рай за забором. Вася покойный еще при жизни хотел себе что-то такое устроить. Говорил мне, когда еще разговаривать мог: «Мне еще лет двадцать перекантоваться, а там смерть. В рай хочу, — говорил, — пить надоело».

— Козлина он! Я сожгу там всё! — неслось из красного от обиды Богданова черепа.

— Не-не! И не пытайтесь соваться. Мой Рудик, помните, сунулся, уже второй год под себя ходит, и шерсть клочьями из него лезет. Рай этот не для нас, тем более чужой. Расслабьтесь. Так же лучше. Вот продали бы этот участок, купил бы его какой-нибудь прохиндей, три этажа отгрохал, как это у них принято, машины бы все бензином провоняли, музыка дурная, громкая… а тут зелень, птицы, бабочки летают, — распинался сосед.

— Я на свою бетонку проволоки наверну, ток пущу, хрен у меня полетают, — бормотал Лысый.

Про то, что это рай, и про разговор я недавно узнал, а вот ключ от Васиного рая подобрал только я один, еще в юности.

Это случилось, когда настал мне возраст томиться и пить всякую гадость со сверстниками. Грустным и отверженным совершил я этот поступок и открытие — зашвырнул полупустую бутылку препротивного вишневого ликёра в кущи покойного Васи. Ночью, в пик душевного смятения, я и оказался в дядивасиных зарослях.

Ощущение было, что едешь по узенькой тропинке на велосипеде, и тропинка сама под тебя скатывается. Зайцем, вжав голову в плечи, скользнул я сквозь страшный малинник и еще какую-то гадость дикорастущую и оказался сидящим на древней поваленной яблоне среди кустов жасмина. Сидел я на этом бревне. Без времени сидел. В голове было пусто, а на душе тепло.

Двору дяди Васи нравился ликёр и десертные вина, а водку и портвейн он на дух не переносил. Вероятно, двору бы понравилось пиво, но пиво пить мне тогда еще не хотелось. Я заходил туда еще, и один заходил, и с Ленкой пару раз, и с Натой один.

Только соседям я про это ничего не сказал, чтобы Лысый чего не удумал, и тот, с мачете, не огорчился. Они ж с Васей, пока тот жив был, приятельствовали.

Пусть тайной для них останутся мои посещения и жасминовая полянка, и улыбающиеся во все зубы бабочки, и сверчок, размером и окрасом более всего похожим на собаку, что сидит на крыше сарая и поёт: «бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу».

Блудь

Блудь всегда начинал нырять в цветы ближе к вечеру. Зрелище это было пустое, хотя и красивое.

Тело кашалота с маленькими винипушьими задними лапками вылетало из вечернего воздуха и ныряло в разнотравье. Очень быстро тело в цветы ныряло, даже самые быстрые глаза могли только заднюю часть тела рассмотреть.

Смотреть на это успевали дети (кого в девять вечера не укладывали) и ночные сторожа (цветник Блудя и хозяйские огороды друг к другу примыкали).

Даже романтично получалось: сидишь у костерка, картошку охраняешь и за Блудем подглядываешь. Казалось бы, кранты цветам должны прийти от этих игр, однако цветы не мялись, не колыхались даже.

Пшыррррр — зашумело травой. Лапки мелькнули и канули, и снова из воздуха нечто выпрыгивало и пшырррр…

Земля эта всегда Блудя была, с ним даже Советская власть не справилась. Колхозники пытались там чего-то скосить или перекопать, но ничего у них не получалось.

Даже спеца, армянина из Баку вызвали, человека смелого, проверенного, настоящего советского агронома. Он вечерком папироску закурил и с товарищами, нукерами своими верными, к Блудю направился, прям к ныряющему, вечером, прям по его полюшку, своими ногами, а еще сказал: «Щас посмотрим, что это за птица».

А тут трах-бах! И видит он и приятели его, что на поле костер горит, мангал с бараниной дымится, а вокруг мангала девушки-красавицы хороводы водят.

Он — Вах! К девушкам этим бросился, даже тост начал придумывать витиеватый, как они там у себя в Баку умеют, и тут же во время тоста, бах и растаял. Друзья его опрометью с поля бросились, чуть ли не пешком в Баку рванули.

После к Блудю еще раз только человек сунулся. Ближний родич армянина того приезжал по законам гор мстить. На тракторе к Блудю ринулся, но практически сразу подорвался на авиационной мине. Может Блудь лютовал, а может наследие войны. У нас тут знаете, какие бои были! Родич еле-еле выжил после этого, и все успокоилось. Да и зачем из-за полгектара яриться, когда вокруг вон какие просторы.

Чего Блудем прозвали?

Это не мы, Блудом его еще баба Мотя обозвала, она старше всех. Говорила, такое раньше часто бывало, что людей что-то из дому уводило. В основном, молодых и красивых: юношей — девушки прекрасные, а девушек — мужчины в самом соку.

Между нашим околотком и Блудем вражды не было, он даже детям и пьяным позволял забредать в свои угодья, а днем там любой мог оказаться, и несчастных, что шутники на это поле заводили, он не трогал. Не злобствовал, в общем, за что среди наших уважение имел.

Опомнились все только, когда Блудьское поле — его еще «дурным полем» обзывали… как говорите? Ха-ха! Да и так обзывали, только шепотом — в общем, обнесли зеленым двухметровым забором поле Блудево, решили коттеджный поселок построить, как везде, в общем.

Только «ночную варту» нашему околотку оставили — скамейку, шалаш и цветник за шалашом — место, где огороды охранялись.

Там все и собрались.

Все мы там стояли, мужчины от 15 до пока ноги носят. Сели, кто успел, на скамейку, а остальные на земле расположились — лето было жаркое, прогревало хорошо — или стояли.

Никто не хотел начинать говорить о деле первым, трепались, многие долго не виделись… было, что обсудить, было.

Начал Коля. Коль в околотке полно, поэтому «Коля» — это приставка такая: есть Коля Будь Здоров, есть Коля Худой, есть Коля Мордастик. Разговор начал Коля Автобаза.

Он первым посмотрел на забор в упор и смачно на него харкнул. Вся толпа наблюдала, как плевок стекал с забора в траву.

— Да поджечь его и все! — сказал Витя Странный.

На Витю внимания не обращали даже голуби, но тут ситуация была наболевшая, реплика требовала реакции.

— Бетонный поставят, — в упор разглядывая свою «харкушку» на заборе, сказал Автобаза.

— Поставять, огого який! Такий поставять, шо кувалдою не визмэшь! — гремел палкой и словом дядя Вася Летний домик (Вась тоже достаточно было).

Учитель географии сказал, что тут нужен классовый подход…

— Спокойно, Буденовец! Знаем мы ваш классовый подход, до сих пор икаем, — это Коля Будь Здоров голос взял.

Все, понятное дело, затихли, разнимать готовились.