Джон Рид - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Джон Рид
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Публицистика
• Год: 1957

Данная книга представляет собой перевод сборника избранных произведений Рида, выпущенного в свет в 1955 году в Нью-Йорке издательством «Интернейшенэл паблишерc» под названием «The Education of John Reed» — «Формирование взглядов Джона Рида» (в русское издание не включены лишь стихи Рида, приведенные в конце американского сборника).

В сборник вошли статьи и отрывки из книг Джона Рида.

---

«Послушайте, — крикнул Вилья, — что, за последнее время здесь проходили какие-нибудь войска?»

«Да, сеньор, — ответило несколько голосов. — Люди дон Карло Аргумедо прошли здесь вчера с большой поспешностью».

«Гм, — задумчиво протянул Вилья. — А не видели ли вы поблизости этого бандита, Панчо Вилья?»

«Нет, сеньор», — ответили они хором.

«Так вот, его-то именно я и ищу. И если уж захвачу этого дьявола, ему не поздоровится».

«Мы все желаем вам успеха», — закричали вежливо pacificos.

«А вы никогда его не видели? Нет?»

«Нет, боже упаси», — горячо подхватили они.

«Ладно, — усмехнулся Вилья. — Наперед, если кто-нибудь спросит вас, знаете ли вы его, вам придется признаться в этом постыдном факте. Я — Панчо Вилья». Он пришпорил коня и поскакал прочь. За ним двинулась вся армия…

Растерянность пораженных событиями федералистов была столь велика и они бежали с такой поспешностью, что железнодорожное полотно на протяжении многих миль осталось неповрежденным. Но к полудню нам снова стали попадаться сожженные и еще дымящиеся небольшие мосты и подрубленные топором телеграфные столбы. Однако все эти повреждения были сделаны второпях, наспех, и их легко было исправить. Но армия ушла так далеко вперед, что к ночи, когда мы были примерно в восьми милях от Гомес-Паласио, мы наткнулись на место, где целых восемь миль пути было разрушено. В нашем поезде не было съестных припасов. У каждого из нас было лишь по одному одеялу, а холод становился сильнее. При неверном свете фонарей и костров ремонтная бригада с жаром принялась за работу. Раздавались крики, металлический стук молотов и грохот падающих шпал. Ночь была темная, редкие звезды слабо мерцали. Мы уселись вокруг костра, болтая и время от времени подремывая, как вдруг неожиданно воздух потряс какой-то незнакомый звук: удар был громче ударов кувалд и сильнее завывания ветра. После удара наступила тишина. Затем раздался грохот, словно далекая дробь барабанов, а затем снова удары — «бум, бум». Кувалды замерли в воздухе, голоса смолкли. У нас словно мороз прошел по коже. Где-то впереди, в непроглядной темноте ночи, Вилья со своей армией обрушился на Гомес-Паласио; завязалась битва. Постепенно пушечные выстрелы становились все чаще, пока не слились в один сплошной грохот, а ружейный огонь не застучал, подобно стальному дождю.

«За работу! — пронзительно закричал грубый голос с крыши вагона, на котором была установлена пушка. — Что же вы делаете? Сейчас же беритесь за работу. Панчо Вилья ждет поездов». И с криком четыреста одержимых набросились на поврежденные рельсы…

Я вспоминаю, как мы упрашивали старшего офицера отпустить нас на фронт. Он отказывался. Приказ был ясен, ни один человек не должен покинуть поезд. Мы спорили с ним, совали ему деньги и чуть не ползали перед ним на коленях. Наконец он немного смягчился.

«В три часа утра, — сказал он, — я сообщу вам пароль и отзыв и позволю идти».

Мы сиротливо свернулись калачиком возле нашего маленького костра, пытаясь заснуть или хотя бы только согреться. Вокруг нас и впереди вдоль разрушенного пути беспокойно мелькали факелы и люди, и каждый час или около этого поезд проползал вперед сотню футов и опять останавливался. Чинить путь было нетрудно, так как рельсы были целы. Повреждение заключалось в том, что правый рельс был приподнят и шпалы перевернуты, расщеплены и сдвинуты со своего места. Не переставая, из темноты доносился однообразный, раздражающий, ужасный грохот сражения. Этот гул был страшно утомителен, монотонен, и все же я не мог заснуть…

Около полуночи из тыла прискакал один из наших дозорных и донес, что они заметили большой отряд всадников, скачущих с севера, заявивших, что они из отряда генерала Урбины из Мапими. Полковник не знал, должен ли был какой-нибудь отряд проходить здесь в это время ночи. Через минуту начались бешеные приготовления к бою. Двадцать пять вооруженных всадников поскакали словно сумасшедшие в тыл с приказом задержать пришельцев на пятнадцать минут. Если это конституционалисты, то передать им приказ полковника, если нет, то постараться задержать их силой. Рабочие устремились к составу и разобрали винтовки. Костры были потушены, фонари тоже, за исключением десяти. Двести человек из нашего караула тихо скрылись в густом кустарнике, на ходу заряжая винтовки, и залегли там. Полковник и пятеро из его людей установили посты по обеим сторонам дороги. Они стояли безоружные, держа высоко над головой зажженные факелы. И вот из густого мрака появилась голова колонны. Люди были совершенно непохожи на солдат Вилья, хорошо одетых, хорошо снаряженных и сытых. Эти воины были обтрепаны, исхудалы, закутанные в серапе, превратившиеся в лохмотья, босые. На головах у них были тяжелые живописные сомбреро из тех, что носят в глубине страны. Кольца скрученных лассо болтались у седел. Под ними были тощие, но выносливые полудикие кони с гор Дуранго. Всадники ехали с угрюмым видом, не обращая на нас внимания. Отзыва на пароль они не знали, да и не заботились об этом. На ходу всадники пели монотонные древние баллады, которые сочиняют и поют себе под нос пеоны, когда по ночам пасут скот на безбрежных высокогорных пастбищах на севере страны.

Я стоял впереди линии фонарей, как вдруг проходившая мимо меня лошадь вздрогнула, осадила назад, и знакомый мне голос воскликнул: «Эй, мистер!» Серапе, в которое всадник был закутан, откинулось, человек соскочил с лошади, и через мгновение меня сжимал в объятиях Исидро Амайа. Позади него раздались возгласы: «А, это ты, мистер! О, Хуанито! Как мы рады тебя видеть! Где ты был? Говорили, что тебя убили в Ла Кадене. Как вы быстро убегали от colorados! Очень испугался? А?» Они все спешились и окружили меня тесным кольцом, все пятьдесят тянулись ко мне, чтобы похлопать меня по плечу. Это были мои самые дорогие друзья в Мексике, compañeros из Ла Тропа и Ла Кадена!

Длинная шеренга людей остановилась в темноте, и раздались голоса: «Двигайтесь же вперед! Что случилось? Поторапливайтесь! Не стоять же нам здесь всю ночь!» Другие ревели в ответ: «Здесь мистер. Здесь тот гринго, о котором мы вам рассказывали, который танцевал хоту в Ла Сарке. Он был в Ла Кадене».

Тогда и остальные присоединились к толпе. Их было тысяча двести. Безучастные к окружающему, чуя лишь битву, что разгорелась впереди, они ехали молча между двумя рядами высоко поднятых факелов. И каждого десятого из них я уже знал раньше.

Когда они проезжали мимо, полковник кричал им: «Какой отзыв на пароль? Поднимите спереди поля шляпы вверх! Знаете ли вы отзыв?» Охрипшим голосом он раздраженно орал на них. А они продолжали ехать мимо вызывающе спокойно, не обращая на него ни малейшего внимания. «К черту пароль, — огрызались они в ответ, насмехаясь над ним. — Не надо нам никакого пароля. Они сразу узнают, на чьей мы стороне, как только мы вступим в бой».

Не прекращающийся грохот битвы наполнял собой ночной воздух. Мелькали над головами факелы, раздавался лязг укладываемых рельсов, удары кувалд по костылям и крики людей из ремонтной бригады, громко переговаривавшихся в пылу работы. Было уже за полночь. С тех пор как поезд подошел к поврежденному участку пути, мы продвинулись на полмили. То и дело на свет выныривали одиночные бойцы из расположения главных сил, пробирающиеся вдоль железной дороги с тяжелым маузером на боку, и исчезали в темноте в направлении Гомес-Паласио, откуда доносился грохот боя. Солдаты нашего караула, расположившиеся у своих маленьких костров, старались кто как мог скоротать время томительного ожидания. Трое из них напевали коротенькую походную песенку, которая начиналась так:

Не хочу быть порфиристом,
Не хочу быть ороскистом,
А хочу быть добровольцем
В армии мадеристов.

Мы сгорали от любопытства узнать, что происходит, и в крайнем возбуждении бегали вдоль составов, расспрашивали всех, что они думают, что знают. Я никогда прежде не слышал грохота настоящей битвы и сгорал от любопытства и нервного возбуждения. Мы напоминали собак, сидящих взаперти во дворе, в то время как другие собаки дерутся за воротами. Понемногу напряжение ослабло, и я почувствовал себя отчаянно усталым. Я заснул глубоким сном на маленьком выступе под стволом пушки, там, куда рабочие во время движения поезда бросали свои кувалды, ломы, гаечные ключи и где укладывались затем сами с криками и грубыми шутками.

Перед рассветом я проснулся, почувствовав на своем плече руку полковника. Было очень холодно.

«Теперь можете идти, — сказал он. — Пароль «Сарагоса», а отзыв «Герреро». Отличительный знак наших солдат: поля шляпы спереди подняты вверх. Желаю вам всего лучшего».

Было страшно холодно. Мы накинули на себя одеяла, закутались в них, как в серапе, и пошли мимо неистово работающих ремонтников, которые заколачивали что-то при ярком свете фонарей, затем мимо пяти вооруженных бойцов, скорчившихся возле костра, на самой границе с полной темнотой.