Екатерина Глаголева - Вашингтон

• Название: Вашингтон
• Автор: Екатерина Глаголева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03628-4

Джордж Вашингтон (1732–1799) вошел в американскую историю как «отец нации и спаситель Отечества». Герой Франко-индейской войны и американской революции, не очень удачливый плантатор, посредственный военачальник, не самый изощренный политик, он обладал качествами, редко встречающимися у государственных деятелей: был честен, бескорыстен и не властолюбив, чем снискал любовь народа, избравшего его своим первым президентом, и стал единственным главой США, избранным единогласно.

История жизни Вашингтона, изобилующая передрягами, победами и поражениями, разворачивается на фоне борьбы британских колоний за независимость и становления американской государственности, разоблачения шпионов и подготовки похищений, переплетения судеб выдающихся деятелей бурной эпохи, друзей и врагов главного героя. Томас Джефферсон, побывавший и тем и другим, признавал: «Можно сказать, не погрешив против истины, что никогда еще натура и фортуна не приходили в столь совершенное сочетание, чтобы сделать человека великим».

знак информационной продукции 16+

---

Гости подходили по одному, обменивались поклонами с Вашингтоном и становились в круг. Рукопожатий не было — Вашингтон клал одну руку на эфес шпаги, а в другой держал треуголку с кокардой и черным пером. Медленно обходя по кругу посетителей, он успевал поговорить с каждым, а затем возвращался на свое место у камина. После этого всё повторялось в обратном порядке: гости по очереди раскланивались и уходили. В четыре часа прием заканчивался.

Четырнадцатого мая в Маунт-Вернон прибыл еще один племянник Вашингтона, девятнадцатилетний Роберт Льюис, чтобы сопроводить первую леди в Нью-Йорк. Оказалось, что к отъезду еще ничего не готово. Марта руководила укладкой вещей, в доме стоял дым коромыслом. Только через день дорожными сундуками набили фургон, а Марта с Нелли и Вашиком погрузилась в карету и отправилась в путь в сопровождении шести рабов. Остальные всячески выражали свое огорчение от расставания с госпожой. На подъезде к Филадельфии ее встретили глава городской администрации и кавалерийский отряд почетного караула. Наконец 27 мая она достигла Элизабеттауна, где ее встречал супруг, и повторилась та же церемония, что и месяц назад. Малыш Вашик пришел в восторг от поездки на барже и от парада, а Нелли часами простаивала у окна на Черри-стрит, разглядывая проезжающие нарядные экипажи.

В президентской резиденции теперь проживало 30 человек; три секретаря — Хамфрис, Нельсон и Льюис — спали в одной комнате на третьем этаже. Хамфрис тогда писал пьесу и по ночам расхаживал по холлу в ночной рубашке, декламируя стихи.

Всего через день после приезда Марте пришлось устроить ужин в честь руководства Конгресса, а еще через день она давала прием для всего нью-йоркского общества (ее согласия никто не спрашивал). «У меня нет ни получаса времени для себя самой с самого дня приезда», — жаловалась бедняжка в письме Фанни Бассет. Привыкшая одеваться просто, Марта теперь должна была следовать моде (по примеру супруга она заказала для себя ткани отечественного производства), к тому же ее седые волосы каждый день укладывали в новую прическу. Возможно, женщина помоложе была бы рада поменяться с ней местами, но Марту всё это тяготило. Однако она не подавала виду и по-прежнему была радушна и приветлива с многочисленными гостями. Зрение начало ее подводить, зато зубы были не так плохи, как у супруга, позволяя улыбаться.

Однако улыбка довольно быстро исчезла с ее лица: в середине июня у Джорджа поднялась температура, а на бедре образовалась и стала быстро увеличиваться опухоль, причинявшая такую боль, что он не мог сидеть. Супругов пронзило воспоминание: четыре года назад точно такие же симптомы возникли у одного из надсмотрщиков, и он истаял как свечка.

К президенту призвали доктора Сэмюэла Барда, который сильно встревожился и несколько дней не отходил от постели высокопоставленного пациента. «Я не боюсь смерти и готов услышать худшее, — сказал ему Вашингтон. — Сегодня или через 20 лет — какая разница? Я знаю, что я в руках Провидения». Но его окружению было не всё равно, сегодня или через 20 лет. Президента только что избрали! Новость о его болезни тщательно скрывали, и обыватели могли догадаться, что что-то не так, лишь по косвенным признакам: движение по Черри-стрит перекрыли, а перед резиденцией разбросали солому, чтобы гасить звук шагов.

Семнадцатого июня доктор Бард решился на операцию, попросив присутствовать при ней своего отца, опытного хирурга, который сам из-за возраста уже не брал в руки скальпель. Наркоза в те времена не было, но Вашингтон стоически переносил дикую боль. Когда Бард-младший вскрыл карбункул, отец велел ему резать глубже — «видишь, как хорошо он терпит!».

Четыре недели после операции Вашингтон был прикован к постели. Его карету переделали внутри, чтобы он мог в ней лежать; четверо слуг заносили его туда на носилках, и каждый день он вместе с супругой совершал часовые прогулки по городу, чтобы подышать свежим воздухом. «Рад сообщить Вам, что здоровье мое восстановилось, — писал он 3 июля Джеймсу Мак Генри, — но я еще очень слаб…» Однако на следующий день, в годовщину принятия Декларации независимости, на Черри-стрит явились барон фон Штойбен и Александр Гамильтон — президент и вице-президент Нью-Йоркского общества Цинциннатов, — перед тем как отправиться в церковь Святого Павла, где Гамильтон должен был произнести речь в честь Натанаэля Грина. В память о друге Вашингтон заставил себя подняться с постели и встречал гостей на пороге — в мундире и при всех регалиях.

Жизнь понемногу возвращалась в прежнее русло, президент возобновил исполнение своих церемониальных обязанностей. Каждый второй четверг Вашингтоны устраивали официальный обед. Список гостей всякий раз обновлялся: президент стремился соблюсти равновесие между депутатами от северных и южных штатов. Садились за стол ровно в четыре, опоздания не допускались: повар ориентируется по часам, объяснял Вашингтон. Джордж и Марта сидели в середине стола, друг против друга, а по обоим его концам — Тобайас Лир и Роберт Льюис. Подавали несколько перемен блюд — рыбу, мясо, ветчину, птицу — и несколько десертов — мороженое, желе, пироги, пудинги, фрукты. Вашингтон выпивал пинту пива и два-три бокала вина, что помогало ему расслабиться. Но обычно эти обеды были чопорно скучны и не сопровождались оживленной беседой. Причина крылась в прогрессирующей глухоте Вашингтона, которую он хотел скрыть от посторонних. Он мог притвориться, будто понимает, о чем идет разговор, не вступая в него, но был не в состоянии сам вести диалог, поскольку не слышал ответов на свои вопросы, а когда он молчал, остальные как-то не решались заговорить.

Обеденный стол был роскошно сервирован: Вашингтон велел переплавить кое-какое старое серебро и изготовить новый чайный сервиз со своим гербом. Гавернир Моррис, находившийся тогда в Европе, купил для него ведерки для охлаждения вина и декоративные зеркальца для стола, в которых отражались бы столовое серебро и канделябры. Вашингтон заказал также фарфоровый сервиз, украшенный орлом Общества Цинциннатов.

Все 20 слуг, в том числе семеро рабов, носили белые ливреи с красными обшлагами и лацканами, шляпы с кокардами, перчатки и сверкающие туфли. Билли Ли, наконец-то приехавший в Нью-Йорк 22 июня, исполнял обязанности дворецкого; Тобайас Лир купил ему шелковые чулки.

Кухня была поручена Сэму Фраунсису — бывшему владельцу таверны, где Вашингтон устроил прощание с боевыми друзьями. Во время обедов он присутствовал в столовой как метрдотель — в парике и в штанах до колен. Необыкновенные яства, которые вышколенные им официанты подавали на стол, порой приводили гостей в замешательство: не все знали, как надо есть устриц или омаров. А Вашингтон хотя и любил шикануть, не мог себе позволить швырять деньги на ветер и выговаривал Фраунсису за лишние расходы (он всегда лично просматривал все счета). «Он может меня уволить, может даже убить, если захочет, но пока он президент Соединенных Штатов, а я имею честь быть его экономом, в этом доме будет всё самое лучшее, что только можно сыскать во всей стране», — отвечал на упреки Фраунсис. Правда, в феврале 1790 года ему всё же пришлось оставить эту службу.

По вторникам Джордж принимал преимущественно мужчин, поэтому Марта решила устраивать вечера для дам — по пятницам, с семи до десяти. Там подавали чай, кофе, мороженое и лимонад. Хозяйка встречала приглашенных, сидя на софе. Она не носила драгоценностей, считая это неприличным при республиканском правлении, и велела обращаться к себе просто «миссис Вашингтон». Справа от нее обычно сидела Абигейл Адамс, и если какая-то дама занимала это место, Вашингтон, строго следивший за соблюдением протокола, просил ее пересесть.

Президента на этих вечерах было не узнать: в коричневом сюртуке, без шляпы и шпаги, он расхаживал по комнате и любезно, изящно и непринужденно общался с гостьями. В дамском обществе он явно чувствовал себя свободнее. Поскольку Джордж, как обычно, вставал на заре, Марта завершала пятничные вечера еще до десяти часов, просто объявляя, что ей и президенту пора спать.

По утрам, просматривая газеты, Вашингтон неизменно находил в них желчные комментарии по поводу его приемов и обедов: американский президент обзавелся собственным двором! республиканские принципы попираются! мы на пороге новой революции! Вряд ли авторы этих заметок, скрывавшиеся под псевдонимами, когда-нибудь бывали при настоящем королевском дворе.

Народу же нравилось, что президент выглядит величаво. В конюшне Вашингтона находилось около дюжины лошадей; для утренних выездов верхом он предпочитал белоснежных Прескотта или Джексона. Ночью грумы натирали их особым белым составом и покрывали длинной попоной; к утру кони сияли белизной, которую подчеркивали копыта, выкрашенные черной краской. Лошадям чистили зубы и полоскали рот. Седла были оторочены леопардовой шкурой с золотой окантовкой.