Екатерина Глаголева - Вашингтон

• Название: Вашингтон
• Автор: Екатерина Глаголева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03628-4

Джордж Вашингтон (1732–1799) вошел в американскую историю как «отец нации и спаситель Отечества». Герой Франко-индейской войны и американской революции, не очень удачливый плантатор, посредственный военачальник, не самый изощренный политик, он обладал качествами, редко встречающимися у государственных деятелей: был честен, бескорыстен и не властолюбив, чем снискал любовь народа, избравшего его своим первым президентом, и стал единственным главой США, избранным единогласно.

История жизни Вашингтона, изобилующая передрягами, победами и поражениями, разворачивается на фоне борьбы британских колоний за независимость и становления американской государственности, разоблачения шпионов и подготовки похищений, переплетения судеб выдающихся деятелей бурной эпохи, друзей и врагов главного героя. Томас Джефферсон, побывавший и тем и другим, признавал: «Можно сказать, не погрешив против истины, что никогда еще натура и фортуна не приходили в столь совершенное сочетание, чтобы сделать человека великим».

знак информационной продукции 16+

---

В среду 21 августа Вашингтон черкнул коротенькую записку Хэнкоку: всё в порядке, пока без перемен. Однако в тот же день он получил срочную депешу от генерала Уильяма Ливингстона, командовавшего ополчением из Нью-Джерси: лазутчик, посланный на остров Статен, только что вернулся с сообщением о том, что британцы готовятся к атаке — и на Лонг-Айленде, и выше по Гудзону. Скорее всего, атака начнется ночью. «Мы не заметили никаких существенных передвижений», — гласил ответ Вашингтона, написанный рукой Рида.

Ближе к ночи над Нью-Йорком разразилась страшная гроза. В семь часов вечера с запада пришла огромная грозовая туча, поминутно раздираемая молниями от края до края. Полил дождь. И вдруг грохнул гром, словно залп из тысячи пушек. В мгновение ока всё небо почернело, вспышки молний следовали одна за другой, раскаты грома не прекращались ни на миг. Туча висела над городом три часа, молнии походили на пламенеющие дротики, которые метала чья-то всесильная и жестокая рука. Несколько домов загорелись. Одной-единственной молнией убило десятерых солдат у форта Стерлинга. В Нью-Йорке один солдат, бежавший по улице, упал замертво — оглушенный, ослепший и онемевший. В другой части города погибли три офицера: их тела обуглились, а кончики шпаг и монеты в карманах оплавились.

На рассвете следующего дня небо было чистым и безоблачным, как будто ничего и не происходило. Свежий утренний ветерок донес к позициям американцев барабанную дробь: англичане высаживались на Лонг-Айленде, в бухте Грейвсенд.

Четыре тысячи солдат элитных войск генералов Клинтона и Корнуоллиса за три часа перебрались на плоскодонках с пяти кораблей на ровный, песчаный берег и закрепились там. Высадка прошла так, словно ее много раз репетировали. Пенсильванские стрелки к тому времени уже отступили, уведя с собой или перебив скот и спалив хлебные поля и фермы. Плотное облако дыма было видно даже из Нью-Йорка, за восемь миль.

Корабли всё прибывали. Пролив Нарроус заполнили девять десятков судов. Солдаты в ярко-красных мундирах, поблескивая на солнце начищенными штыками, волна за волной сходили на берег; гессенские гренадеры в синей униформе высадились в боевом порядке. Быстро разворачивалась артиллерия. После полудня, с последними частями, явились даже женщины, обслуживавшие армию.

Лоялисты сотнями шли приветствовать «освободителей», доставая из загашников припрятанные запасы. Гессенские солдаты были поражены видом садов, изобилующих яблоками, персиками и прочими фруктами; англичане — неприятно удивлены видом и обстановкой домов местных жителей, показавшихся им роскошными. Эти американцы разбогатели за счет империи, а еще чем-то недовольны! Не тратя времени на трогательные сцены, авангард под командованием Корнуоллиса продвинулся на шесть миль вглубь острова и стал лагерем у голландской деревушки Флатбуш, в трех милях от Гуанских высот.

В Нью-Йорке о высадке стало известно уже рано утром. «Сколько их?» — хотел прежде всего знать генерал. Разведка донесла: где-то восемь-девять тысяч. Так я и знал, подумал Вашингтон, это отвлекающий маневр, основные силы будут брошены на Манхэттен. Он перевел в Бруклин только десять батальонов, доведя американский контингент на Лонг-Айленде до шести тысяч человек.

На самом деле англичане высадили на Лонг-Айленде 22 тысячи солдат.

Двадцать третьего августа, объезжая укрепления вместе с генералом Салливаном, Вашингтон вдруг решил перевести три тысячи солдат дальше к югу, на Гуанские высоты — поросшие лесом холмы. Им предстояло сразиться с превосходящими силами противника, и главнокомандующий призывал их показать, «что горстка храбрецов, сражающихся на своей земле за правое дело, может сделать с продажными наймитами».

«Близится час, от которого зависят честь и победа нашей армии и безопасность нашей истекающей кровью страны. Помните, офицеры и солдаты, что вы вольные люди, сражающиеся за блага свободы, и что если вы не поведете себя как мужчины, рабство будет уделом и вашим, и ваших потомков».

Напомнив про славные дела в Бостоне и Чарлстоне, Вашингтон не забыл добавить, что трусы будут расстреляны на месте.

Сам он сильно нервничал. Ему еще никогда не приходилось командовать таким масштабным сражением, да и вообще командовать; прежде он рисковал лишь собственной жизнью, выполняя приказ, а теперь должен отдавать приказы сам. На всякий случай он поставил над Салливаном, плохо знакомым с местностью, Израэля Патнэма.

Поднялся благоприятный ветер, и Вашингтон испугался, что британцы возьмут их в клещи: на Лонг-Айленде солдаты ринутся к Бруклинским высотам, в то время как корабли двинутся к Южному Манхэттену. 25-го он снова объезжал свои позиции — и чуть не сгорел со стыда. Это был не военный лагерь, а какая-то орда: люди шатались без цели, палили в белый свет, как в копеечку, ехали куда-то верхом и на повозках, отдаляясь на несколько миль от позиций… «Отличие между хорошо организованной армией и толпой состоит в том, что в первой — строгий порядок и дисциплина, а во второй — распущенность и разброд», — отчитывал он Патнэма. Добрый «старина Пат» делал всё, что мог, но мог-то он немного…

Вашингтон привык, когда решение уже принято, не пересматривать его и действовать по утвержденному плану. Обозревая 26 августа с Гуанских высот стройные ряды белых палаток, протянувшихся от Грейвсендской бухты на целых пять миль, и колонны солдат в красных мундирах во время ежедневного смотра, он не допускал и мысли о том, что мог ошибиться в своих предположениях, и не приказал перебросить сюда части с Манхэттена.

План был таков: генерал Патнэм руководит обороной укреплений на Бруклинских высотах, генералы Салливан и Стерлинг со своими частями прикрывают дороги и тропинки, ведущие к этой естественной преграде. Справа — Гуанская дорога, рядом с проливом Нарроус; посередине — Флатбушская дорога, скорее всего, именно по ней пойдут англичане; слева — Бедфордская дорога. Все три довольно узкие, а потому их будет легко защищать.

Сражение, если оно произойдет, развернется на покрытых лесом холмах, а в лесу американцы сражаются лучше. Патнэму был отдан приказ: выставить вперед лучшие силы и любой ценой помешать неприятелю пройти через лес и приблизиться к укреплениям.

Таким образом, менее трех тысяч необстрелянных солдат должны были удерживать фронт длиной в четыре мили; остальные — шесть тысяч — находились в бруклинских фортах. Сообщение между отрядами было затруднено, обзор в лесу — неширок. У солдат Вашингтона не было одинаковых мундиров, поэтому, чтобы не стрелять по своим, придумали отличительный знак: зеленую ветку на шляпе.

В последний момент, уже утвердив этот план после совещания с офицерами, Вашингтон вдруг вспомнил про Ямайскую дорогу, в трех милях слева от Бедфордской, самую узкую из всех, и велел отправить туда конный патруль из пяти милиционных офицеров.

В тот же вечер он вернулся в Нью-Йорк. На душе было неспокойно. Перед глазами стояли море белых палаток и фаланги красных мундиров… Судя по всему, главный удар будет нанесен всё-таки на Лонг-Айленде, с прицелом на Бруклин, написал он Хэнкоку и генералу Хиту. Хотя возможно, что это будет лишь ложный маневр с целью ослабить наши силы…

Какой тяжелый день! Покончив с официальной корреспонденцией, Джордж засел за длинное письмо Лунду Вашингтону: пусть продаст муку на Эспаньолу; северный угол дома непременно нужно покрыть кровлей, даже если за гвоздями придется посылать в Пенсильванию; камины следует доделать и вообще завершить все работы до зимы. Вашингтон прибегнул к испытанному средству психотерапии, чтобы привести себя в равновесие. «Если бы я не считал нашу борьбу справедливой… никакое материальное вознаграждение на свете не возместило бы мне потерю счастья домашней жизни и не отплатило бы мне за тяжелый труд, беспрестанно довлеющий надо мной, лишая всякой радости», — горько писал он. Черкнул еще пару слов Марте и забылся тяжелым, неровным сном. В последние дни он вообще спал очень мало.

В тот же день, когда Вашингтон осматривался в Бруклине, генерал Хоу послал за Генри Клинтоном и объявил: готовьтесь выступить нынче ночью, действовать будем по утвержденному плану.

План Клинтона, лично выезжавшего на рекогносцировку, был гениально прост. Рано утром генерал-майор Джеймс Грант поведет две бригады шотландских горцев по Гуанской дороге, совершая отвлекающий маневр. Генерал-лейтенант Леопольд Филипп фон Хайстер двинется со своими гессенцами из Флатбуша и ударит в центр. Основные же силы выступят еще ночью, под прикрытием темноты, кружным путем зайдут в тыл людям Салливана и Стерлинга и на рассвете устремятся по Ямайской дороге, в щель между американскими позициями, пробьют в них брешь и выйдут прямо к Бруклинским высотам, затянув смертельную петлю вокруг американцев.