Юрий Бурносов - Право хотеть

• Название: Право хотеть
• Автор: Юрий Бурносов
• Жанр: Научная Фантастика

В сборнике представлены новые, малотиражные или публиковавшиеся исключительно в периодике произведения ведущих авторов нашей фантастики: Юлия Буркина, Юрия и Татьяны Бурносовых, Ярослава Верова, Святослава Логинова, Далии Трускиновской и других. Все деньги, вырученные с продажи электронной копии сборника, будут направлены на благотворительные цели — помощь замечательному поэту и актрисе Алине Стародубцевой.

---

Ну что же, наверно, тот свет — это действительно совместимость, аккуратный подбор деталей по принципу «папа-мама», все для удобства потребителя! Вот только понять бы, кому это нужно…

Той хозяйке кладбища, которая начала свою блистательную карьеру с могилки за собачьей будкой, что ли? Вот любопытно, сколько у нее теперь на счету? Нет, не покойников, — денег… Мир сужался до простоты детского набора цветных карандашей! У него был белый цвет — листа бумаги, характерный зеленый — долларов, красный — губной помады, черный — элегантных туфель, мужских костюмов и джипов. Мир выпрямлялся до безупречности проспектов и коридоров в офисных многоэтажках. Я даже не была уверена в его трехмерности…

Мой маршрут состоял из коротких прямых стрелок: дом — работа — развлечение — дом, и если бы я переломила себя и ввела в этот список супружеское ложе, к нему тоже вела бы короткая прямая стрелка. Настала зима — и черно-белость города стала последним аккордом. Весны не предвиделось. какая, к черту, весна, если город оцеплен мини-кладбищами и кошмарными керамическими надгробиями?!? Права была та змеюка, что утыкала могилку переводчика искусственными цветами! Настоящих цветов тоже не предвиделось — в магазинах торчали из ведер какие-то вовсе бессмертные розы, пропитанные в Голландии нарочно разработанным голландским формалином и не теряющие предрассветной свежести месяцами!

После слабой попытки бунта — я обзвонила по рекламной газетке все дамские кладбища и всюду услышала, что женщины туда не допускаются, так что попытка разорить собственную могилу не состоялась, — после похода по городским окраинам, где выяснилось, что охраняет их никакая не магия, а подвешенные на деревьях телекамеры, так что штурм бесполезен, — после всего этого я сподобилась бессонницы и стала выгуливать себя, как надоевшего визгом и царапаньем у двери старого пса. Я хотела утомить тело, чтобы оно само повалилось поверх одеяла и вырубилось.

С таким вот благим намерением я шла сквозь снегопад — хоть снег-то был еще настоящим, не потерявшим способности таять, — и наблюдала полосатый мир, мир, проваливающийся в сумерки. Время было позднее — не для прогулок. В голубоватом свете от вывески я увидела человека со знакомым лицом.

Естественно, он был из наших, из новопреставленных, от жизни отставленных, занесенных снегом. Он остановился и кивнул, имея при этом на лице не улыбку, скорее готовность к улыбке, и всем видом показывая, что не прочь вступить в разговор. Я поняла, что и он меня узнал.

— Сказал бы «добрый вечер»…

— Да только что в нем доброго?..

Вот так мы приветствовали друг друга. Он понимающе улыбнулся. Я не уходила, и поэтому он догадался, что я узнала его.

— Сказал бы «мы с вами где-то встречались», да только знаю…

— …ответ — «на кладбище».

Тут мне сделалось любопытно. Он был в кудлатой шапке, каких теперь почти не носят, в мешковатом пальто, классический интеллигентный мальчик средних лет с непременными очками и обязательной легкой сутулостью, даже не сутулостью — а просто плечи были как-то собраны вовнутрь, не имея привычки расправляться.

— А как мой ненаглядный меня упокоил? — спросила я. — Как у вас, на ваших кладбищах, принято?

— У нас выбор небольшой. Глиняный череп можно поставить, собаку керамическую…

— Суку то есть?

Он усмехнулся.

— Что мы все о печальном?

И назвал меня по имени.

Я тоже вспомнила его имя.

И его-то кто похоронил, какая-то дура, подумала я. Должно быть, было за что… Это же сигнал мне, бестолковой, — не лезь! Не связывайся! Потом горя не оберешься! А меня за что, собственно, похоронили?! Я-то чем провинилась? Как-то само собой вышло, что мы молча пошли рядом.

Господи, думала я, не дай бесплодных надежд! Господи, не дай мне обманывать ни себя, ни его! Но, с другой стороны, какие уж тут обманы — за смертной гранью… Ветер усилился, он подхватывал с тротуаров легкий, сухой, остроигольчатый снег, вовлекал его в вихри, потом растягивал вдоль улицы прозрачные, но довольно плотные снежные простыни. Такая вот белая плоскость пролетела меж нами — но в ожидании следующей он взял меня за руку. Мы прошли еще немного, разом увидели заветренное место и, не сговариваясь, шагнули туда, за угол.

В глаза он не смотрел — тоже, видать, побаивался. Тоже сам себе все это сказал… Вдруг стало ясно, что за несколько секунд нужно решиться — на всю оставшуюся жизнь. Или — это, или — никогда!

И прозвучали слова. Наверно, во всем мире только мы двое знали их подлинный смысл. Это было как заклинание, как вызванная заклинанием волна, что разворачивает ладью Харона, медленно везущую души умерших в царство забвения и мрака, носом к жизни.

— Минус на минус… — сказал он.

— …дает плюс, — ответила я.

Вот теперь надо было что-то делать.

Уехать из этого города, уйти пешком сквозь метель? Красиво, художественно, ничего не скажешь, а далеко ли мы уедем или уйдем? Не получится ли, что белые простыни, растянувшись, поведут нас своим коридором до изнеможения, а потом выпустят там, где нам и положено теперь обретаться — в спокойном, но одновременно и стремительном мире серьезных дел, дорогих вещей и денежных потоков?

Вверх?!

Мы одновременно задрали головы.

Ну да, пробиваться можно вправо-влево, вверх и вниз… И что же там, среди облаков? Дырка, из которой спустится лестница? Дырки мы, понятное дело, не обнаружили, но были в глухом беззвездном пространстве два еще более черных пятна, и оба — прямоугольные. Если вглядеться, можно было разглядеть и другие, не столь отчетливые, той же формы, и еще несколько овальных. Пятна вытянулись более или менее правильными рядами.

— Твое и мое, — объяснил он. — Я уже давно про них знаю.

Теперь и я догадалась — дурацкие керамические надгробия, которых наштамповано на всю область, вид снизу!

Так что же, остается — вниз?

И точно — мы как раз стояли у невысокой каменной стенки, мне по пояс, что отгораживала от тротуара ведущую вниз лестницу впритык к стене старого, совсем дореволюционного дома. Я огляделась и поняла, что мы забрели в дурной район города и хуже того — стоим у входа в бар с дурнейшей репутацией. Несколько месяцев назад там случилась перестрелка. Потом его пытались взорвать. То, что нашелся безумец, поддерживающий тут жизнедеятельность и даже, очевидно, коммерцию, не лезло ни в какие ворота. По всем законам бизнеса бар давно должен был помереть! И все же мертвый бар явно был открыт. Оттуда доносилась музыка. Некоммерческая, кстати, не тупая, хотя и простенькая. Я ее узнала — на такие несложные мелодии клали раньше свои стихи барды, которых тоже в последнее время не стало.

Мой спутник оживился, прислушался, повернулся ко мне. Я кивнула. Тогда он спустился на две ступеньки и протянул мне руку. Ступеньки обросли льдом, и это было странно — уж коли пытаешься кормиться с подвального заведения, так хоть не отпугивай клиентов! По этим ступенькам и сойти-то было невозможно — а только съехать! Мы чудом удержались на ногах.

Дверь заколодило. Она открывалась наружу — то есть, не открывалась. Из бара можно было разве что выйти, но уж никак не войти туда. Снизу ее удерживал ледяной бортик. Я стала оббивать его каблуками. Получалось плохо.

— Хоть костер разводи… — сказал мой спутник.

— А ты умеешь?

— Умею.

Наверно, это был единственный человек в городе с таким неожиданным в мире бизнеса навыком. В моей сумке лежала куча деловых бумаг, у него нашлись две книги по компьютерному делу. Место было заветренное, он добыл бензин из зажигалки, отодрал болтавшийся на соплях кусок водосточной трубы, разогнул и соорудил на нем костерок. Раскаленная жесть должна была расплавить лед.

Мы стояли на корточках, наблюдая за живым и очень подвижным огнем. Нам было здорово холодно. И мы оба готовы были навеки остаться тут — лишь бы не возвращаться наверх.

— А где-то глубоко есть расплавленная магма, — сказал он. — Вот бы сюда литра два…

Я взяла его за руку и тихонько пожала. Нет, не любовь еще, не любовь приказывала мне, только надежда на любовь. Мы еще не любили, но уже были вместе, так вместе, как это редко случается наедине и в спальне. Моя ледяная рука плюс его ледяная рука — минус на минус дает плюс. Мое длительное отсутствие любви и его длительное отсутствие любви — жива не буду, а их между собой перемножу! Поодиночке мы бы не забрели сюда и не спустились бы по этой лестнице…

Я не знаю, раскаленная ли жесть уничтожила преграду или что иное. Огонь взметнулся и опал. Не стало его и топлива у нас тоже больше не было. Мой спутник стал дергать дверь изо всех сил за толстую, наискось приделанную, длинную деревянную ручку. И она подалась!

Мы не вошли — мы ввалились и сразу поняли, что тут не согреемся. Горел в камине огонь, но наводил на мысли о голографии — тепла рядом с ним не ощущалось. Гуляли пятна цветомузыки. Стояли на столах свечи и граненые стаканы. А каковы были стены — мы не поняли, они таяли во мраке.