Лев Безыменский - Тайный фронт против второго фронта

• Название: Тайный фронт против второго фронта
• Автор: Лев Безыменский
• Издательство: Агентства печати Новости
• Жанр: Военное
• Год: 1987

В книге известного публициста Л. А. Безыменского рассматривается острая борьба двух линий американской политики в период второй мировой войны: линии поддержки антигитлеровской коалиции и линии на антикоммунистический сговор, на истощение СССР. Пока Запад оттягивал открытие второго фронта, существовал тайный фронт — а именно фронт закулисных переговоров между представителями США и гитлеровской Германии, фактически направленный против Советского Союза. Книга основана на документах, в том числе мало известных.

---

«Багратион» и вся летняя кампания 1944 года на советско-германском фронте органически вошли в общие действия антигитлеровской коалиции. Г. К. Жуков вспоминал, что, когда в апреле его вызвали в Ставку для обсуждения планов боевых действий, И. В. Сталин сказал:

— В июне союзники собираются все же осуществить высадку крупных сил во Франции. Немцам теперь придется воевать на два фронта. Это еще больше ухудшит их положение, с которым они не в состоянии будут справиться…

Когда же планирование «Багратиона» было завершено, И. В. Сталин направил Черчиллю следующее послание: «Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами, путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск»[88].

Эти планы были осуществлены. В США и Англии высоко расценили действия советских войск. Так, 1 июля Черчилль писал И. В. Сталину: «Теперь как раз время для того, чтобы я сказал Вам о том, какое колоссальное впечатление на всех нас в Англии производит великолепное наступление русских армий…»[89]3 августа 1944 года посол США в Москве довел до сведения Советского правительства письмо, полученное им от генерала Эйзенхауэра: «Я, естественно, глубоко взволнован тем, как Красная Армия уничтожает боевую силу врага. Я желал бы знать, как мог бы я должным образом выразить маршалу Сталину и его командирам мое самое глубокое восхищение и уважение».[90]

Черчилль, подводя итоги летней кампании 1944 года, заявил в палате общин: «Пытаясь воздать должное британским и американским достижениям, мы никогда не должны забывать о неизмеримой услуге, оказанной общему делу Россией… Я считаю себя обязанным сказать, что Россия сковывает и бьет гораздо более крупные силы, чем те, которые противостоят союзникам на Западе».

Действительно, ни одна немецкая дивизия не была отправлена с советско-германского фронта на запад. Генерал-фельдмаршал Ганс Клюге, командовавший войсками во Франции, панически писал Гитлеру: «Войска на Западе с точки зрения притока людских резервов и техники были почти изолированы. Это было неизбежным следствием отчаянного положения на востоке». И хотя ситуация на западе доставляла гитлеровскому командованию много хлопот, оно продолжало концентрировать основное внимание на Восточном фронте. Так, 9 и 11 июля протокол оперативного совещания у Гитлера фиксировал: «Тема совещания: стабилизация положения в центральной части Восточного фронта, где сложилась крайне серьезная обстановка». На другом совещании Гитлер, долго и подробно анализируя ситуацию группы «Запад», все-таки резюмировал:

— Если говорить о том, что меня больше всего беспокоит, то это проблема стабилизации Восточного фронта…

Да, о взаимодействии двух фронтов думали и в Москве. 8 июля 1944 года Г. К. Жуков по вызову Верховного Главнокомандующего прибыл в Москву. На завтраке у И. В. Сталина шла речь о задачах завершающего этапа войны. «Обсуждая возможности Германии продолжать вооруженную борьбу, — вспоминал Г. К. Жуков, — все мы сошлись на том, что она уже истощена и в людских и в материальных ресурсах, тогда как Советский Союз в связи с освобождением Украины, Белоруссии, Литвы и других районов получит значительное пополнение за счет партизанских частей, за счет людей, оставшихся на оккупированной территории, А открытие второго фронта заставит наконец Германию несколько усилить свои силы на Западе.

Возникал вопрос: на что могло надеяться гитлеровское руководство в данной ситуации?

На этот вопрос Верховный отвечал так:

— На то же, на что надеется азартный игрок, ставя на карту последнюю монету…

— Гитлер, вероятно, сделает попытку пойти любой ценой на сепаратное соглашение с американскими и английскими правительственными кругами, — добавил В. М. Молотов.

— Это верно, — сказал И. В. Сталин, — но Рузвельт и Черчилль не пойдут на сделку с Гитлером. Свои политические интересы в Германии они будут стремиться обеспечить, не вступая на путь сговора с гитлеровцами, которые потеряли всякое доверие своего народа, а изыскивая возможности образования в Германии послушного им правительства».[91]

Справедливые опасения?

Смысл заговора

Как-то в Бонне я смотрел любопытную телевизионную передачу. Ее авторы задались вопросом: если бы в 1944 году в «третьем рейхе» существовало телевидение, то как бы выглядели его передачи в день 20 июля? Этот прием позволил сценаристам зримо представить все перипетии этого бурного дня, начавшегося взрывом бомбы в восточно-прусской ставке Гитлера, подложенной отважным Клаусом фон Штауффенбергом, и кончившимся разгромом заговора и расстрелом его руководителей во дворе здания генштаба на берлинской улице Бендлер-штрассе. Кстати, одним из действующих лиц этого телеспектакля был майор Отто-Эрнст Ремер, батальон которого сыграл решающую роль в срыве путча в Берлине и спас жизнь Геббельсу. Тот самый Ремер, который 41 год спустя стал одним из лидеров западногерманского неонацизма и с восторгом приветствовал кощунственный визит президента Рейгана на кладбище солдат вермахта и СС в Битбурге…

События 20 июля действительно драматичны. Но за их драматизмом, за отважными действиями Штауффенберга и группы его молодых друзей стоит не менее серьезная политическая драма, которую составляла подготовка и попытка путча. Его историки обычно начинают с конца 30-х годов, когда у небольшой группы консервативных военных и не менее консервативных политиков появились первые сомнения в успехе нацистских замыслов. До этого они рьяно помогали укреплению фашистской диктатуры, росту военной мощи рейха, разработке планов агрессии. Но вот стали зарождаться сомнения: а зачем Гитлеру ссора с Англией и Францией? Не лучше ли напасть на СССР в союзе с ними? Эти вопросы обсуждались в аристократических гостиных, в весьма узком кругу, но дискуссии результатов не имели. Держа, как говорится, «кукиш в кармане», господа генералы и послы продолжали служить Гитлеру или, удалясь в отставку, заниматься в своих поместьях составлением бесчисленных политических прожектов.

Но положение резко изменилось, когда вермахт стал получать сокрушительные удары от Красной Армии. Поражения под Москвой и Сталинградом стали сигналом для «прожектеров», которые начали искать пути к замене Гитлера каким-либо более приемлемым для них (и для Запада) режимом. Затем к ядру формировавшейся в 30-х годах политической фронды прибавились молодые офицеры-фронтовики, которые, побывав на советско-германском фронте, поняли неизбежность краха авантюрных замыслов Гитлера и его генштаба.

Заговор созревал очень долго, медленно. Сначала его участники вообще не хотели предпринимать насильственных действий и, упаси бог, трогать фюрера. Затем у тех же молодых офицеров родились планы террористических актов (например, планировался взрыв самолета, в котором летел Гитлер). Однако главные деятели — генерал Бек и его друзья-фельдмаршалы, «теоретик» заговора Гёрделер — всячески оттягивали решительные действия.

Лишь энергия графа Штауффенберга сломала это пассивное сопротивление и дала возможность произвести взрыв в «Волчьем логове».

Антифашистское Сопротивление — славная и драматическая страница в германской истории. Когда сегодня в нее пытаются задним числом вписать имена тех, кто стал в формальную оппозицию Гитлеру, лишь когда рейх пошел ко дну, над этим можно лишь посмеяться. Например, когда в число борцов Сопротивления включают, скажем, двух начальников генерального штаба генералов Гальдера и Бека и даже пару обергруппенфюреров СС, стремившихся заменить Гитлера на Гиммлера…

Но было и другое, подлинное Сопротивление. Оно началось не в июльский день 1944 года, а за много лет до того, — когда передовые, демократические силы Германии начали борьбу против надвигавшейся коричневой опасности. Когда нацизм был еще в колыбели, германские коммунисты забили тревогу. Они призывали к антифашистскому единству всех демократических сил и не жалели для этого ни труда, ни жизни. В то время, когда генералы рейхсвера (затем вермахта) с восторгом приветствовали нацистского фюрера и его диктатуру, а крупные промышленники не жалели на нее рейхсмарок, честные демократы вели неравный бой с штурмовиками и эсэсовцами. Когда же Гитлер пришел к власти, то на всю страну прозвучали слова великого коммунистического борца, славного гамбургского рабочего Эрнста Тельмана: «Гитлер — это война».

Французскую коммунистическую партию называли «партией расстрелянных», германскую можно считать партией повешенных и замученных в концлагерях. Невероятные муки испытали коммунисты, а с ними многие социал-демократы, другие честные немцы, ведя подпольную борьбу в невероятно тяжелых условиях. Несмотря на террор, антифашисты сохраняли веру в победу. Это была не нацистская, а «другая Германия» — благородная и смелая, шедшая в едином антифашистском строю.