Светлана Шипунова - Генеральша и её куклы

• Название: Генеральша и её куклы
• Автор: Светлана Шипунова
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-04900-8

Перед нами необычное произведение - исповедальная женская проза.

Всё смешалось в доме генерала. В его семье всё складывалось удачно - карьера неизменно шла в гору, идеальная жена была надёжным другом и помощником. И вдруг она исчезает из роскошного трёхэтажного особняка на берегу моря... Похищение? Несчастный случай? Супружеская измена?

Эту историю мы увидим глазами его жены. Почти детективная история оборачивается психологической драмой.

---

— Та нравится.

— Краски, цвет — как?

— Та красиво.

— Ну и не надо ничего объяснять, это не объяснишь. Я и сама не знаю в точности, что художник имел в виду. Это только он один и знает.

— А может, и он не знает, — заключила Аннушка.

По вечерам, сидя на низкой скамеечке в саду, Костя вырезает из пенопласта разные фигурки, раскрашивает их и куда‑нибудь приспосабливает. Однажды приезжают хозяева, а в саду, в маленьком прудике, где рыбки, плавает пенопластовый лебедь с красным клювом – довольно искусно сделанный. Вообще‑то хозяева ничего кустарного, самодельного в доме не признают и не терпят. А тут даже похвалили: ну, Костя, ну, умелец! Правда, высказано было не ему, а Аннушке, поскольку сам он застеснялся и ушёл в домик. Но уже в следующий приезд на крыше этого домика, где обретаются Аннушка с Костей, красовался пенопластовый аист в гнезде, собранном из мелких веточек.

— Ну, вот, — сказал хозяин. – Аист есть. Осталось дождаться внуков.

И правда, вскоре сын их женился, и через короткий срок стали ждать прибавление.

На этот раз хозяйка Аннушке совсем не понравилась: не шутит, ни о чём не спрашивает и в сад не вышла, как поднялась в свою спальню, так и не выходит вот уже часа три. Аннушка не выдерживает и сама, на цыпочках идёт наверх. Причину она уже придумала, спросит: так сауну греть вам или не надо? Дверь в спальню открыта, но хозяйки там нет. Аннушка заглядывает во вторую спальню, так называемую «бабушкину», именно здесь спит мать хозяина, Зоя Ивановна, когда приезжает погостить, правда, в другое время здесь кто только из гостей не ночует. В «бабушкиной» хозяйки тоже нет, да и что ей там делать, Аннушка очень бы удивилась, если бы нашла её там. Значит, в кабинете.

Это самая большая комната на этаже, три стены её заставлены с пола до потолка стеллажами с книгами, а четвёртая представляет собой нишу с аркой и полукруглым окном в глубине. В нише стоит зелёный кожаный диван, за которым, на широком подоконнике выстроились в ряд причудливого вида маленькие кактусы. Еиз кабинета есть ещё выход на небольшой балкончик, с которого далеко и хорошо видно море. Когда‑то, когда дом только строился, хозяйка говорила, что будет в хорошую погоду выходить на этот балкончик, сидеть там за маленьким столиком и работать. Но она не работает не только за маленьким столиком на балкончике, но и за большим письменным столом, что стоит посреди кабинета–библиотеки. Аннушка слышала, как она говорила кому‑то из гостей, что здесь ей почему‑то никак не пишется.

Аннушка прикладывает ухо к двери и, не услышав никаких звуков, тихонько зовёт:

— Мирослава Васильевна, вы тут?

— Аня, я занята, — быстро отвечает из‑за двери хозяйка, но Аннушка уже просунула своё острое личико в дверь.

То, что она увидела, немало её удивило.

Хозяйка сидела на полу, на ковре, а вокруг неё сидели и лежали в разных позах её куклы.

Это были не простые куклы, в которые играют маленькие девочки, это были очень дорогие, коллекционные куклы. Обычно хозяйка никому не позволяла даже приближаться к ним, она говорила, что это вообще и не куклы, а произведения такого специального искусства. Убираясь в библиотеке, где и была на разных столиках и полочках размещена коллекция, Аннушка, никогда не брала их в руки, не переставляла и фактически не вытирала под ними пыль, так, вокруг. Тут были кукла–девочка в палевом кружевном, сидящая на белом деревянном креслице; кукла–босоножка в фетровом колпачке, с корзинкой и с перекинутыми через плечо фетровыми же башмачками на верёвочке; кукла–леди в воздушном голубом и в шляпке с вуалью, присевшая на круглый атласный пуфик; пышноволосая вышивальщица в шоколадно–шёлковом и с пяльцами, устроенная на гобеленовой подушке; модница в стиле шестидесятых в короткой юбке колоколом, стоящая на чуть кривоватых ножках; и на отдельном столике, в стороне от всех – высокая кукла–дама в зелёном бархатном, отороченном мехом, и с муфтой из серого песца… За стеклянными дверцами книжного шкафа стояли и сидели несколько особо сохраняемых маленьких куколок в сероватых, словно запылённых от времени одёжках.

И что же мадам делала теперь с этими куклами, с этим своим, как она сама говорила, сокровищем? Судя по лежащим на ковре щёточкам и салфеткам, она только что почистила от пыли их платья и протёрла их фарфоровые и пластиковые лица, ручки и ножки. В ту минуту, когда Аннушка всунула в кабинет свой нос, хозяйка занята была с одной, самой странной куклой, вызывавшей у Аннушки, когда она на неё смотрела, большое смятение.

Дело в том, что у этой куклы было не одно, а два лица. Одно лицо могло улыбаться, а другое – плакать, то есть она, конечно, не плакала слезами и не смеялась в голос, но на лице у неё в одном случае была гримаса смеха, а в другом – не менее натуральная гримаса плача, даже слеза прозрачной бусинкой блестела на щеке. Когда Аннушка в первый раз увидела эту куклу, она не могла понять, как это происходит. Фокус продемонстрировала ей сама хозяйка. Она привезла эту куклу в дом недавно, прошлой осенью, сказала, из Парижа. Ещё сказала, что кукле этой больше ста лет, потому она очень дорогая.

— Стоит всех вот этих, вместе взятых, — она обвела взглядом стоящих и сидящих повсюду кукол.

Но, оказывается, не это было самое главное.

— Видишь, улыбается? А теперь закрой глаза на минутку, только не подглядывай!

Аннушка зажмурилась.

— Теперь смотри!

И Аннушка увидела, что кукла плачет.

— А как это вы сделали?

— А! Секрет! – очень довольная, хозяйка велела Аннушке опять зажмуриться, на что та даже обиделась, а когда снова открыла глаза, кукла опять улыбалась.

Звали новую куклу Маргарита. Оба лица у неё были фарфоровые – белые, с нежным румянцем; стеклянные голубые глаза сделаны так искусно, что казались живыми, но прямые, длинные стрелочки ресниц и слишком широкие, почти сходящиеся над переносицей дуги бровей были всего лишь нарисованы кисточкой по фарфору под цвет живых каштановых волос. Хозяйка объяснила, что такие неестественно широкие, как бы сросшиеся брови есть признак того, что кукла сделана в конце 19–го – начале 20–го века, а позже таких бровей куклам уже не рисовали. Нос и рот её, напротив, были неестественно маленькие, изящно вылепленные, с алыми точками ноздрей и алым же бантиком губ; в одном случае концы бантика были растянуты вверх, и кукла улыбалась, в другом – опущены вниз, и кукла плакала. Сомкнутые губы, объяснила, между тем, хозяйка, тоже признак того, что кукла старинная. А если рот у куклы приоткрыт и видны зубки, это ценится у настоящих коллекционеров гораздо меньше.

«Надо же…» – подумала про себя Аннушка, глядя на куклу с уважением и страхом.

Хозяйка долго искала ей место в кабинете, ставила то туда, то сюда, отходила и смотрела, прищурившись, но всякий раз говорила: «Нет, не здесь». Наконец, произведя некоторую пересадку старых кукол, она освободила для Маргариты маленький круглый столик на одной ножке в глубине арки и усадила её там на специальном кукольном креслице, потом долго ещё любовалась ею, и, уходя из кабинета, сказала Аннушке:

— Руками не трогать.

— Борони Бог! – легко побожилась Аннушка.

Но прошло несколько дней, фокус с куклой не давал ей покоя, и, как только хозяйка уехала, Аннушка пошла в кабинет. Кукла сидела там, где оставила её хозяйка, и улыбалась. Аннушка долго вглядывалась в её лицо, но тронуть побоялась. Прошло ещё какое‑то время, и Аннушка, не в силах больше сдерживать любопытство, подговорила Костю пойти и посмотреть, что там делает кукла – улыбается или плачет. Кукла по–прежнему улыбалась.

— А как же ж она плачет?

Костя осмотрел куклу, осторожно снял с неё шляпку, потрогал волосы, нащупал на макушке что‑то вроде кнопочки и нажал. На глазах у взволнованной Аннушки лицо куклы стало медленно поворачиваться вокруг шеи и из‑под локонов показалось другое лицо, то самое, плачущее, с поникшим бантиком губ и застывшей на щеке бусинкой слез. Аннушка вскрикнула, рассмеялась, но тут же спохватилась:

— Быстро ставь на место!

Костя ещё раз нажал на кнопочку под волосами, и снова медленно выехало другое, смеющееся лицо, а плачущее спряталось.

— Все. Пошли отсюда, — заторопилась Аннушка, так, будто они только что украли у хозяев что‑то, хотя ни разу ни в чём подобном замечены не были. Хозяева могли оставлять где попало мелочь и даже бумажные деньги и быть уверенными, что ни копейки не пропадёт.

Узнав секрет куклы, Аннушка не только не успокоилась, а, напротив, разволновалась ещё больше. Теперь её стал интересовать вопрос, зачем сделана такая кукла и зачем хозяйка её купила. И с того дня, как только Мирослава Васильевна наезжала в дом, Аннушка чуть ли не следила за ней, ходит ли она в кабинет и поворачивает ли кукле голову. Понять это было затруднительно, потому что когда бы ни зашла туда сама Аннушка, лицо у куклы было на месте, то есть смеялось.