Михаил Садовяну - Братья Ждер

• Название: Братья Ждер
• Автор: Михаил Садовяну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Историко-приключенческий роман-трилогия о Молдове во времена князя Штефана Великого (XV в.).

В первой части, «Ученичество Ионуца» интригой является переплетение двух сюжетных линий: попытка недругов Штефана выкрасть знаменитого белого жеребца, который, по легенде, приносит господарю военное счастье, и соперничество княжича Александру и Ионуца в любви к боярышне Насте. Во второй части, «Белый источник», интригой служит любовь старшего брата Ионуца к дочери боярина Марушке, перипетии ее похищения и освобождения. Сюжетную основу заключительной части трилогии «Княжьи люди» составляет путешествие Ионуца на Афон с целью разведать, как турки готовятся к нападению на Молдову, и победоносная война Штефана против захватчиков.

---

Некоторое время говорили все разом. Тотчас выяснилось, что отцу Никодиму пришло желание выйти на свет божий и повидать своих родителей и родственников. Он уже успел побывать в тимишской усадьбе…

Боярыня Марушка торопливо спросила:

— Как себя чувствует свекровушка?

— Слава богу, хорошо; беседовала на крыльце с невесткой Кандакией.

— Как так? А я полагала, что она горюет и плачет. Свекор рассказывал, что она слегла в постель, обернув голову мокрым полотенцем.

— Нет, дорогая невестка, — улыбнулся отец Никодим, — я застал ее в хорошем расположении духа.

Боярыни поцеловали руку иеромонаха и снова удивленно уставились на него.

— Должно быть, это я был причиной ее болезни, — вмешался в разговор конюший Маноле. — Как только я выехал из ворот, все прошло.

Отец Никодим повернулся сперва налево, потом направо.

— Скажите мне, ради бога, кого вы ждете, почему не отрываясь смотрите на дорогу?

— Ждем мы стражей и конюших господаря, — ответил Симион Ждер. — Они вскорости будут здесь, чтобы сопровождать Визира. Мы отправляем Визира к пресветлому князю в Васлуй.

— Ага! — радостно воскликнул отец Никодим. — Предвижу, что превеликое удовольствие буду иметь — отведаю и острого и соленого и порадуюсь сему, как тот мученик, коего с утра до вечера пичкали одним лишь сладким.

Мужчины улыбнулись. Боярыня Марушка тоненько засмеялась, показав белые зубки. Марушка слишком много смеялась.

— Отцу Никодиму вновь захотелось прогуляться по Ляхии, — ввернула она, взметнув свои собольи брови.

Лицо монаха смягчилось, выразив мимолетное мирское замешательство. Боярыня Марушка поймала на лету брошенный матерью быстрый укоризненный взгляд.

— Оставь, матушка, — тихо сказала она, — деверь Никодим не обижается на меня.

Монах поклонился, всем своим почтительным видом давая понять без слов, что ни о какой обиде не может быть и речи.

На дороге, со стороны конюшен, показались двенадцать княжеских слуг — стражей и конюхов, — с арканами, притороченными к седлам справа, и с легкими саблями, висевшими на левом боку. Все они были одеты в одинаковые кунтуши из синего сукна, на всех были кушмы с перьями.

Пока они кланялись хозяевам Тимиша, Лазэр Питэрел направился к ближней конюшне, где стоял господарский жеребец, уже подготовленный к церемонии осмотра и отправки. Питэрел вывел его. Конь был без седла, на спине — чепрак из черного шелка, а на голове — султан из черных перьев. Он был весь белый, только темная звездочка на лбу да задние ноги и правая передняя — в чулках.

Питэрел крепко держал его под уздцы. Словно понимая, на какую важную службу он призван, княжеский конь приближался, выгнув шею, грызя удила и фыркая. Он пританцовывал на стройных ногах, время от времени взмахивая длинным хвостом и склоняя голову с султаном.

Двенадцать княжеских вершников окружили его; красавца провели близ галереи перед взором боярынь, потом вокруг монаха и обоих конюших. Отец Никодим с трудом сдерживал волнение, он чувствовал, как бьется у него сердце при виде божественной красоты коня, который вышагивал перед ним.

— Я ему был крестным и лекарем… — горделиво сказал боярин Маноле Черный.

Слуги провели коня несколько раз по кругу, потом свернули к конюшням. Питэрел отвел Визира на свое место, и васлуяне спешились, чтобы пообедать, прежде чем тронуться в обратный путь.

Бояре поднялись на галерею. На столе их уже ждали яства.

Из начавшегося разговора отец Никодим понял, что еще не решено, кому вести коня ко двору господаря. По установленному порядку надлежало бы это сделать Симиону, ибо он теперь был старшим конюшим в Тимише. Однако боярыня Марушка, услышав об этом, недовольно нахмурила брови. Грызло сомнение и конюшего Симиона: как можно оставить без хозяйского присмотра других княжеских жеребцов и весь табун? Но главное было не в этом; хотя Симион и знал, что старик отец может на него разгневаться, он не решался расстаться с Марушкой. Уж очень не хотелось ей отпускать мужа. Да он и сам тревожился за нее, зная, что она в тягости. Уже не раз боярыня Илисафта и нана Кира давали ему понять, что у женщин, начиная с седьмого месяца, могут прежде времени произойти роды.

— Конечно, княжеская служба превыше всего, и Симион Ждер готов был вскочить в седло и сопровождать коня с его свитой до самого Васлуя, — ведь он через неделю вернется. Было кому и остаться в господарских конюшнях на время отсутствия его и Ионуца. Но и в Васлуй с Визиром мог отправиться кто-нибудь другой. Старый конюший уже приготовился ехать и утвердился в своем решении. С тех пор как боярыня Марушка рассеяла его страхи и тревоги, она стала старику еще милее.

Монах решил, что надобно и ему сказать несколько слов, чтобы успокоить Симиона.

К концу обеда он встал и, благословив родных своих, поднял кубок вина:

— Батюшка, честной конюший, склоняюсь пред тобой с сыновней любовью и молю Христа ниспослать тебе силы и многие лета жизни. Дорогой мой брат Симион, радуюсь, что ты ждешь наследника, который продлит память о тебе на века. Тебе, боярыня Анка, желаю, чтобы по милости матери божьей легки были твои заботы, когда настанет великий день для дочери твоей, и дай бог, чтобы помолодела ты, увидев внука. А тебе, невестка, ничего иного не пожелаю, кроме того, чтобы подле тебя оставался Симион. Да, пусть он останется возле супруги своей, которой уже недолго ждать, чтобы опросталась колесница с драгоценным грузом. А к князю пусть ведет Визира наш батюшка. С ним желал бы поехать и я. Рад буду увидеть господаря. Будьте все здоровы.

Боярыня Марушка легко поднялась и безо всякого смущения подошла к деверю и расцеловала его в обе щеки. Затем обняла и супруга своего.

Конюший Симион вконец растрогался и до дна выпил заздравную чару, потом принес большой кубок, называвшийся «арапом», отпил половину и передал его своему брату, монаху.

— А теперь, свояк и зять, — сказала боярыня Анка, — призываю вас во свидетели. Я велела сварить на кухне турецкий напиток, зовется он кофей, и привезли его из Кафы моему супругу армянские купцы. Сватья же моя Илисафта заявляет, что даже видеть его не хочет, не то что попробовать. Говорит, что это, мол, чужеземное зелье, в котором нет надобности. Как родители наши жили без кофею, так и мы, мол, проживем без него. Я говорю — хоть посмотри сначала, это лишь зерна, которые жарят, а потом мелют. Она и видеть не хочет. Ну хоть бы попробовала! Так и попробовать не соглашается. По правде сказать, если бы мы не были сватьями и не жили бы как сестры, я бы осерчала. Так вот порою упрямятся наши молдаване — тошно, мол, и от одежи чужестранцев, и от чужой еды, от питья чужого; а к нам приедут чужаки — так все им у нас по вкусу.

Кофе подали в чашечках, также привезенных из Кафы и подаренных армянскими купцами, и мужчины согласились попробовать диковинный напиток.

Но едва лишь пригубили, взглянули друг на друга и протянули: «Ну-у-у!..» Совсем не по вкусу пришлась им эта горячая смола.

Не успела боярыня Анка прийти в негодование, как вмешался иеромонах и сказал примирительно:

— Боярыня Анка, дорогая сватья, попробовал я кофею, как попробовали его и батя и Симион, и что тебе сказать? Мне он понравился и им тоже. Когда мы привыкнем, будет нравиться еще больше. А вскорости, попомни мое слово, никто в стране не сможет жить без сего напитка. Такой уж норов у наших молдаван: ежели придется им по вкусу что-либо чужестранное, то на все пойдут ради него. И коли приглянется им какой чужестранец, то они готовы отдать ему с себя все, вплоть до рубашки. Ну, а теперь, после того как мы узнали, что такое кофей, надобно прополоскать рот нашим молдавским питьем.

Иеромонах так угодил Анке этими словами, что она бросилась к нему и расцеловала. Потом, отойдя в сторону, отец Никодим стал держать совет с Марушкой.

— Скажи и мне, боярыня Марушка, что там с Иерусалимом?

— Каким Иерусалимом?

— Дошло до меня, что будто бы здешних людей подбивают отправиться в Иерусалим. Однако, насколько я вижу, им не токмо что в Иерусалим, а и в Васлуй не дозволяют поехать. Не тревожатся ли здешние люди об Ионуце?

— О Ждере? Да, все о нем тревожатся, ведь никому не ведомо, куда он отправился, когда вернется.

— Кто же сказал, будто Ионуц отправился в Иерусалим?

— Не ведаю, деверь. Может, тебе известно, куда он направился?

— Нет, и мне неведомо.

— Ну тогда, может статься, он и вправду в Иерусалиме, как приснилось моей матушке. А ежели верить снам, — проговорила молодая хозяйка в раздумье, — то было бы хорошо найти кого-либо, кто растолковал бы матушкин сон. Приснилась ей война; полыхают пожары, обагрены кровью реки. Кто знает, где будут те, которые сейчас дома, и кто знает, где те, которые уже ушли, скитаются по дальним дорогам, подвергаются опасностям! Коли уж едете ко двору, то хорошенько все разузнайте. Знаю, что свекор Маноле по этой причине и направляется туда. Да будет тебе известно, что по той же причине я противилась отъезду Симиона. Ведь свекру моему уже нет покоя, свекровушка Илисафта гонит его из дому. Непременно, мол, должен поехать и разузнать, непременно. Неужели Ионуца послали к немецкому императору?