Владислав Реймонт - Мужики

• Название: Мужики
• Автор: Владислав Реймонт
• Издательство: Издательство "ДАС"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993

Роман В. Реймонта «Мужики» — Нобелевская премия 1924 г. На фоне сменяющихся времен года разворачивается многоплановая картина жизни села конца прошлого столетия, в которой сложно переплетаются косность и человечность, высокие духовные порывы и уродующая душу тяжелая борьба за существование. Лирическим стержнем романа служит история «преступной» любви деревенской красавицы к своему пасынку. Для широкого круга читателей.

---

— Укусит, пес злой! — сказал он невольно.

— Не бойся, меня собаки не кусают, — отозвался гость, непонятно усмехаясь и поглаживая морду Лапы, который жался к его коленам.

Скоро пришла Юзька, а за нею старая Вавжониха и еще кое-кто, потому что среди соседей уже разнеслась весть, что у Борыны сидит чужой человек.

А тот все грелся у огня, не обращая внимания на людей, на их шушуканье и замечания. Когда вода закипела, он достал из кармана чай в бумажке, заварил, сам взял с полки белую кружку и, налив в нее чаю, стал пить его вприкуску, бродя по комнате и разглядывая образа, мебель. Иногда он останавливался посреди избы и так пристально смотрел в глаза людям, что им становилось неловко.

— Это кто делал? — он указал на украшения, висевшие на потолке.

— Я! — пискнула Юзя краснея. Гость опять долго ходил по избе, а Лапа — за ним, не отставая ни на шаг.

— А это кто рисовал? — воскликнул он вдруг удивленно, остановившись перед налепленными на рамы образов и просто на стену фигурками, которые Ягна вырезала из цветной бумаги.

— Это не рисовано, а из бумаги вырезано.

— Не может быть!

— Уж я вам говорю! Сама вырезала.

— И сами придумали все это?

— Сама. Да каждый ребенок в деревне это сумеет.

Он помолчал, налил себе еще чаю, сел у огня и довольно долго не говорил ни слова.

Соседи разошлись, потому что было уже поздно, да и метель утихла. Временами еще поднимался резкий ветер, кружил снег, стучался в окна, но все слабее и реже, как птица, обессиленная долгим полетом.

Ягна, наконец, встала из-за прялки и принялась готовить ужин.

— Служил у вас Якуб Соха? — спросил гость.

— Это Куба, должно быть? Служил, как же, да помер, бедный, еще осенью.

— Да, ксендз мне говорил. Боже ты мой, искал я его с самого лета по всем деревням, — а разыскал после смерти.

— Нашего Кубу искали? — воскликнул Витек.

— Так вы, стало быть, брат пана из Воли?

— А вы откуда меня знаете?

— Слыхала я не раз от людей, что помещиков брат воротился из дальних краев и ищет по деревням какого-то Кубу. Да никто не догадался, какого.

— Соху. Сегодня только я узнал, что он у вас служил и умер.

— Подстрелили его, кровь из него вся вышла, и помер, помер! — говорил Витек сквозь слезы.

— Долго он у вас жил?

— С тех пор, как я себя помню, он всегда служил у Борыны.

— И, видно, хороший был человек? — спросил гость.

— И какой еще хороший! Вся деревня это скажет… Даже ксендз плакал на похоронах и ничего не взял за отпевание.

— А меня молитвам учил, и стрелять учил, и как отец родной обо мне заботился! И пятаки иной раз давал и… — Витек расплакался, так живо ему вспомнился Куба.

— Парень набожный был, и тихий, и работящий, его ксендз не раз хвалил.

— Его на здешнем кладбище похоронили?

— А то где же? Я знаю где, я покажу! Амброжий ему крест поставил, а Рох написал на дощечке. Хоть и занесло там все снегом, да я найду, я вас доведу! — предлагал Витек.

— Так пойдем сейчас, чтобы до ночи поспеть.

Гость надел тулуп, но долго еще стоял посреди комнаты, задумавшись о чем-то и глядя в пространство. Это был уже пожилой человек, седой, немного сгорбленный, высохший, как щепка. Лицо у него было землистое, все в морщинах, на правой щеке старый след от пули, а над глазом — длинный красный шрам, нос длинный, клочковатая реденькая бородка и темные глаза, глубоко запавшие и горящие. Он не выпускал из зубов трубки и поминутно ее разжигал.

Наконец, он очнулся от раздумья и хотел дать Ягусе денег, но она спрятала руки за спину и вся покраснела.

— Возьмите, на свете даром ничего не дают.

— Это, может, на свете такая мода. А я не торговка, чтобы за воду и огонь деньги брать! — сказала она обиженно.

— Ну так спасибо за гостеприимство! — А мужу скажите, что приходил Яцек из Воли. Он меня, верно, помнит. Зайду еще к вам как-нибудь, а теперь я тороплюсь, ночь близко. Оставайтесь с Богом.

— Идите с Богом.

Она хотела поцеловать у него руку, но он вырвал руку и быстро вышел.

Сумрак, едва еще заметный, одевал землю, ветер улегся, и только с сугробов, перегородивших валами всю дорогу, сыпался сухой мелкий снег, словно кто вытряхал мешки из-под муки. Но пороша шла только понизу, а вверху уже было тихо и ясно. Хаты и сады были отчетливо видны в синеватой дымке сумерек.

Деревня словно очнулась от сна. Ожили улицы, зашумели голосами дворы, там и сям люди отгребали снег от изб, рубили проруби в озере, таскали воду, открывали ворота, и стук цепов стал явственнее слышен на улицах. Уже кое-где и сани с трудом прокладывали себе дорогу, у хлевов прохаживались вороны, а это был верный признак, что погода меняется.

Пан Яцек с интересом смотрел вокруг, иногда расспрашивал Витека о попадавшихся навстречу людях, о избах, мимо которых они проходили, и шел так быстро, что Витек едва за ним поспевал, только Лапа бежал впереди и радостно лаял.

Перед костелом намело огромные сугробы, они совсем завалили ограду и доходили чуть не до ветвей деревьев. Пришлось обойти с другой стороны, мимо дома ксендза. Там с криками бегала целая гурьба мальчишек, швыряя друг в друга снежками. Лапа залаял на них, и один из них схватил его за шерсть и бросил в рыхлый сугроб. Витек кинулся на помощь, но и ему порядком досталось — его так закидали снежками, что он едва выбрался. Все-таки он дал мальчишкам сдачи и вихрем помчался дальше, потому что пан Яцек его не ждал.

Они с трудом пробрались на кладбище, но и там снегу навалило в человеческий рост, только перекладины крестов темнели над снежными кучами и сугробами. Место здесь было открытое, и временами ветер дул еще сильно, поднимая туман снежной пыли, в котором маячили оголенные деревья. Окрестные поля, синеватые в сумерках, напоминали затянутые бельмами слепые глаза. Никого не было вокруг — только на занесенной снегом тропинке мимо кладбища брело несколько человек, согнувшись до земли под тяжелой ношей. Их каждую минуту заслоняла метель, но, когда она утихала, все ближе и ближе краснели юбки женщин, и уже можно было разглядеть каждого в отдельности.

— Это что за люди? С ярмарки, что ли, идут?

— Нет, это безземельные. За дровами в лес ходили.

— И на спине их несут!

— Ну да. Лошадей у них нет, вот и приходится на себе таскать.

— И много таких у вас в деревне?

— Немало. Только у хозяев своя земля, а прочие на чужой земле работают — на поденку ходят либо в батраки нанимаются.

— И часто они этак за дровами ходят?

— Помещик позволил каждому раз в неделю приходить и набирать себе вязанку хвороста. Что человек на себе унесет — то его. Только хозяева имеют право на телеге и с топором в лес ездить. Мы с Кубой постоянно ездили и не раз с хорошей добычей возвращались! Куба, бывало, срубит какой-нибудь грабик и так его под хворост спрячет, что и лесник не заметит! — сказал Витек с гордостью.

— Долго Куба хворал? Расскажи-ка мне про него.

Витек, разумеется, не заставил себя просить и рассказал все, что знал.

Пан Яцек то и дело перебивал его, задавая вопросы, иногда он от сильного волнения даже останавливался на дороге, разводил руками, громко говорил сам с собой, и мальчик не понимал, что так волнует и удивляет этого человека. К тому же ему уже страшно становилось, потому что стемнело и кладбище все словно оделось погребальным саваном и заговорило разными голосами. Витек побежал вперед, испуганными глазами ища крест на Кубиной могиле. Наконец, он его нашел: могила была у самой ограды, рядом с запущенными могилами убитых на войне, — там, где Куба молился в День Поминовения.

— А вот тут на кресте написано: Якуб Соха! — прочел по складам Витек, водя пальцем по большим белым буквам. — Это Рох написал, а крест поставил Амброжий.

Пан Яцек дал ему два злотых и велел поскорее бежать домой.

Мальчик помчался стрелой и только один раз обернулся, чтобы позвать Лапу и взглянуть, что делает пан Яцек.

— Господи Иисусе! Помещика брат, а стоит на коленях у кубиной могилы! — пробормотал он с удивлением.

Но темнело быстро, склоненные деревья как-то страшно качались, и Витеку стало так жутко, что он во всю прыть побежал в деревню. Только добежав до костела, остановился, чтобы перевести дух и взглянуть на монеты, которые крепко сжимал в кулаке. Здесь-то и догнал его Лапа, и они уже вместе не спеша пошли домой.

У озера на них наткнулся Антек, возвращавшийся с работы. Собака бросилась к нему, стала ластиться и радостно лаять, а Антек гладил ее, приговаривая:

— Славный пес, добрый, хороший! Откуда это ты, Витек?

Витек изложил все, но о деньгах, конечно, умолчал.

— Зашел бы как-нибудь к ребятишкам.