Сергей Петренко - Апрель. Книга вторая

• Название: Апрель. Книга вторая
• Автор: Сергей Петренко
• Жанр: Фэнтези

«Всё, что я могу сделать, когда наступает темнота — спрятаться там, в бесконечном солнечном дне, который снаружи кажется крохотной золотой искрой. При мысли, что она может однажды погаснуть, и мне её не найти — мой разум сжимается, цепенеет. Так не должно быть. Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Любою ценой».

---

Аль, об этих снах не написано в книгах. Напрямую — не написано. Но… я встречал намёки. Неохотные намёки. Точно, тем, кто это писал, было слишком грустно… или страшно. «Он стал видеть сны». «Он стал ветром». «Он ушёл в грозу». Я думаю, Аль, однажды ветряные становятся всё меньше и меньше привязаны к тому, что в них есть от людей. Они улетают всё дальше. Им уже не нужна стэнция, чтобы видеть — им не требуется человеческое зрение. Они улетают — и засыпают на крыльях ветра, и с ними нет того, кто мог бы их разбудить. А им самим просыпаться уже не нужно. «Его тело стало лёгким и прозрачным, так что он забавлялся, смешиваясь с туманом, пока утренний ветерок не унёс его».

Я не говорил об этом с тобою раньше, потому что у нас всё немного по-другому. Обычно ветряные не связаны с кем-то — у них есть небо и воздух, и этого достаточно. А у меня, Аль, есть ты. И я… буду с тобой, если ты захочешь.

— Нимо, я… Да!

— Я знаю. — Он улыбнулся. — Я хотел ещё сказать про Острова. Тим… он может показать нам дорогу. Он был там не раз. Острова опустились под воду, но подземный огонь не разрушил их. Острова спят. Тим говорит — там, под водой, на небольшой глубине… это очень красиво. И больно… И ещё, он говорит — древние алуски считают, Острова можно поднять. И это даже не очень трудно… для мага Огня. Для великого мага Огня. Алуски помнят, что Золотые когда-то не раз делали так — правда, тогда это были небольшие островки, или поднимали твердь чуть-чуть. А здесь нужна большая сила, но… это возможно.

— Нимо, ты хочешь, чтобы Троготт…

— Нет. Он не справится. Я почему-то знаю это. Может быть, он слишком давно утратил связь с силой Огня… Да и раньше… По-моему, Троготт не был самым могущественным из Золотых. Может быть… я не уверен, но… иногда я думаю, что Троготт — не маг Огня. Да, это какая-то глубокая тайна. Все способности Троготта, насколько я знаю, как-то связаны с его Кристаллом.

— Но тогда, получается, поднять Острова невозможно?

Он помолчал.

— Аль… Я мог бы их поднять.

* * *

Я проснулся от резкого свиста. Живого. Так свистела бы птица или сурок. Звук был границей сна и яви, отчётливо вспомнить его я не мог. И, как это бывает, желание узнать стало невыносимым. Звук был слишком резким и сильным — если он всё-таки был частью сна, то почему я больше ничего не помню? Если он прозвучал наяву — почему теперь схлопнулась тишина — точно дети в весёлой беготне свалили дорогую вазу…

Это всё фокусы пограничного состояния, обострённого восприятия. Я отвыкаю, постепенно отвыкаю жить в мире звуков и видений, навеянных ветром — то зыбких и многозначных, то ясных, как озарение.

И свист повторился.

Я сел.

— А мы разбудили Нимо, — отчётливо и задумчиво проговорила снаружи Дзынь.

И мне стало радостно.

— Злая ведьма! — проскрежетал я. — Я нашлю на тебя липкий, коричневый туман, в котором живёт морской чёрт Кхырыч — и он сделает из твоих волос сумочку для запасного глаза!

Дзынь завыла от страха. Мальчишки захохотали.

…Альта с ними не было. Я осторожно выскользнул из каюты, пробрался к бушприту. Это утро подарило странную двойственность — я чувствовал себя взрослым. Я знал, что могу пронестись по воздуху и сейчас, точно луч света — но ещё во мне затаилась тяжесть… тяжесть времени или дистанции… не знаю, как её верней назвать. Я не раз видел такое же в глазах ведьмы, а Троготта она заполняла целиком. Во мне она сгустилась сегодня небольшим тёмным комком, и можно было отторгнуть её, как взрослые сплёвывают слюну, очищая рот.

Первый раз вокруг столько детей, связанных со мною. И я, Нимо, кажусь себе каким-то иным. Наверное, все это ощущают. Между нами будет дистанция… Но ведь и Тим — такой же. И Дзынь со временем обнаружит двойственность в себе. И Аль… И странный двойник Тони… И сам Тони, который спал в ручье много лет. Но сейчас они все — просто дети. Как Кирис…

Альт был в гамаке. Как я и думал. Он как будто спал, но мгновенно повернулся, распахнул на меня глазищи. Я не привыкну. Это как удар. Света, ветра, брызг дождя.

Он молча соскользнул с гамака, обхватил меня, и мы упали… падали долго, я всё ждал касания воды.

— Ты почему не летишь? — шепнул Альт.

— Представляю себя сегодня старым и мудрым… как большущий обомшелый пень, — пошутил я. Альт расцепил руки, и мы заскользили впереди Бабочки, держа друг друга за ладони.

— Они уже проснулись?

— О, да! Кажется, Дзынь учит Тони играть на флейте. Свист у них уже получился.

— А!.. — Он засмеялся. — Я думал, это какая-то птица. Нимо, знаешь…

Он летел, раскинув руки, на фоне блистающей воды тёмной ласточкой. И вдруг рванулся вперёд и вверх, прижал ладони к бёдрам, ушёл выше, выше — в точку — и стал падать.

Я догнал его. Мы едва коснулись волн и полетели так, чтобы они чуть-чуть нас касались — будто ластились.

— Я всё ещё боюсь глубины, — сказал Альт.

— Я много чего боялся. И до сих пор не умею плавать.

— Когда я был маленький… я читал книжку… про птенцов. Которых выталкивают из гнезда. Чтобы учились летать. А детей, я знаю, бросают в воду, чтобы они быстро научились плавать… А ещё — часто лучшие друзья дерутся сначала. Я всегда думал, что это — неправильно. Начинать со страха, с вражды. Не доверять и опасаться. Тут какая-то ошибка. Разве всё самое лучшее не должно начинается с доверия. Маленькие дети верят всему и быстро узнают новое. Мне кажется, нельзя пройти очень глубоко… и высоко, если вначале построить стены вокруг.

— Говорят, — сказал я, — вначале в нашем мире не было вражды. И недоверия. Это началось, когда стало мало особой силы — силы творения или Света. И разумные создания разделились на тех, кто умеет владеть и довольствоваться тем, что дают стихии — и на тех, кто должен всё время отбирать силу у стихий и драться за неё, не умея использовать доступное. А люди оказались посередине. А потом света осталось ещё меньше… Один пророк у нас на Островах вещал, что наступит время, когда все Ветряные растворятся в воздухе, а всех Золотых пожрёт Огонь. И тогда на земле будут жить только обычные люди.

— Ты думаешь, так и будет?

— Не знаю. Я не верю всяким пророкам. Другое дело, что так вполне может случиться, а может, и нет. Один… человек уговаривал меня… Он считал, что можно и нужно вернуть силу в мир.

— Ты бы смог?

— Иногда… думаю, что смог бы. Но это слишком страшно. Я боюсь… что это может означать конец этого мира.

— А как же Острова? Чтобы их поднять. Ты хочешь взять часть другой силы?

— Ещё не знаю, Аль. Когда мы будем там, я возьму Кристалл. Троготт… обещал, что поможет. Я бы хотел, чтобы ты был рядом — если он обманет или я не справлюсь — ты вернёшь меня.

Альт раскрыл рот — собирался ответить — но в этот момент глухо и грозно зарокотал гром. Изумлённые, мы задрали головы — небо было чистым.

— Это…

— На Бабочке!

…Они стояли по одну сторону громадного барабана. Величиною со стол. Барабан был чёрным, угольно чёрной была даже кожа. А палочки в руках Тони — белые, точно костяные.

— Что это вы затеяли?! — Я совершенно растерялся.

— А что затеяли вы? — Тони-двойник насмешливо смотрел на меня… глазами Ивенн. Я стоял с разинутым ртом.

— Мы хотим вам помочь, — сказала Дзынь.

— Ну… хорошо. — Но я всё ещё ничего не понимал.

Я почти не чувствовал ветра — но он был — во мне, вокруг. Он был громадный и ровный — как будто весь воздух двигался над Океаном единым, цельным пластом. Бабочка застыла в нём, словно в янтаре — хотя это сравнение не очень-то хорошее, насекомые в смоле мертвы, а наша Бабочка только кажется неподвижной, её заворожила мелодия одной ноты, мелодия, к которой мы привыкли и перестали замечать. Такой неподвижной покажется стрела, пущенная в бесконечность.

Мы не чувствовали движения воздуха — но его не чувствовал и Океан. Тим увидел удивление у меня в глазах, прищурился и сказал:

— Вода и Воздух могут договориться. — И фыркнул, снова превращаясь в мальчишку с серебристой кожей и глазами, меняющими цвет — от изумрудного до бирюзового. — Вовсе не обязательно морю кипеть, как похлёбка в котелке, всякий раз, едва лихач Нимо вздумает пронестись над ним с ветерком!

Я тоже засмеялся. Как давно всё это было. Я просто забыл! Конечно, мы умели так делать, давая воздуху расслоиться — тонкий, не выше человеческого роста слой его был неподвижен, прильнув к поверхности Океана.

— Я и не заметил…

— Пока ты спал. Днём ты будто сдерживаешь ветер, будто боишься… А ночью ты отпустил его. В полную силу. Мне пришлось утихомиривать волны, и ты, наверно, почуял мою возню, а дальше само собой как-то легко всё получилось.

— Значит, Бабочка несётся на запад стрелой?

— Да, Нимо. Мы близко…

…Мы близко. Все хотят мне помочь, все что-то делают. Троготт плетёт свои расчёты, Тим любит то время, когда мы играли у Островов, хочет его возвратить, и он мой друг. Ведьмучка… кто она и чего по-настоящему хочет, я не знаю, но за нас она горло перегрызёт кому угодно. А маленький Кирис опьянён мечтой — песней, полётом, Океаном…