Виктор Мануйлов - Ночь

• Название: Ночь
• Автор: Виктор Мануйлов
• Жанр: Короткие истории

«Ночь», это рассказ о способности человека оставаться человеком в любых условиях. Рассказ основан на фактическом материале.

---

— Вы, майор, надеюсь, машину водите. Прошу вас за руль.

— Однако, — произнес танкист и мотнул головой: вот, мол, до чего дожили. А потом воскликнул с деланной бесшабашностью: — Ну и прокачу же я вас, товарищи офицеры!

— Только не забывайте, что вы не в танке, — мрачно посоветовал капитан-связист. — А то протараните какой-нибудь столб.

— Не то страшно, что протараню, а то, что связи с тем светом вы все равно не обеспечите.

— У нас связь и с тем светом налажена… через посыльных, — усмехнулся капитан. — Беда в том, что добровольцы среди них редки и почему-то назад никто не вернулся.

— Не тех посылали. Надо таких, как вот наш старший лейтенант.

— Полагаете, что он бы вернулся?

— А черт его знает! — хохотнул майор. — Я бы постарался. Во всяком случае, опыт имеется: два раза в танке горел, сам не верю до сих пор, что все еще жив…

— Вы, майор, похоже, один из немногих, кого не прельстило место в раю…

Офицеры ответили на эти слова дружным смехом. Даже особист — и тот не выдержал своей линии.

Рядом с майором на сиденье открытого "виллиса" сел немец, остальные набились сзади. Поехали.

Лейтенанта Репнякова сжали со всех сторон, в коленку больно уперся чей-то автомат. Поспешность, с которой они покинули уютную комнату, каковой теперь она ему казалась, непререкаемая власть особиста, мрачные шутки офицеров, теснота, дождь, автоматы, отсутствие солдат, даже шофера коменданта, темнота улиц и освещенные окна одной лишь комендатуры, словно только в ней была сосредоточена вся жизнь огромного города, разделенного на две враждебных друг другу и враждующих между собой части, — все это действовало на лейтенанта Репнякова так, словно его выдернули из зрительного зала театра и водворили на сцену, а он, попав на нее впервые, не знает, как себя вести, как двигаться и что говорить, хотя и приходилось слышать, что существуют какие-то сценические законы и даже некая система Станиславского. Оставалось ждать и терпеть, до всего доходить своим умом, потому что подсказывать, судя по всему, никто ему не собирался, а он курс пехотных наук проходил на училищном стадионе, пару раз преодолев полосу препятствий да совершив одну атаку на пустые трибуны.

Сначала ехали по узкой улице с двух-трехэтажными домами по обе стороны. Окна большинства домов закрыты ставнями, редкое окно светится, но стоит подъехать ближе, как свет тут же гаснет, словно там, за окнами, боятся выказать даже малейшие признаки жизни. Не верилось, что дома эти обитаемы, что в них живут люди, что у этих людей, наконец, могут быть какие-то свои интересы, отличные от интересов сидящих в машине офицеров.

"Странно, — думал лейтенант Репняков, — мы вот наводим у них порядок, а они спят себе и в ус не дуют".

Но постепенно тревога оставила лейтенанта. Машина, в которой он ехал вместе с другими офицерами, была частью могучей армии, сильнее которой и справедливее на свете ничего не может быть. И он был частью этого могущества и справедливости.

В свете фар струились косые нити дождя. Капли секли лицо, стекали за воротник. Все офицеры давно уже сидели с поднятыми воротниками, нахохлившись, один Репняков только стеснялся последовать их примеру. Да и повернуться так, чтобы никого не обеспокоить, было практически невозможно.

Машина, между тем, стала заворачивать за угол, свет ее фар побежал по слепым окнам домов, по аккуратным кустам и деревьям, по узорчатым оградам, чтобы снова лечь на лоснящиеся от дождя камни улицы, плотно подогнанные друг к другу. Ни одной лужи, ни одной выбоины или кучи мусора.

Просто удивительно, как быстро немцы привели в порядок свой город, хотя до полного восстановления было еще далеко. А в России города все еще лежат в развалинах, станции и полустанки разбиты, и лишь кое-где что-то строят, но все это в непролазной грязи, среди развороченной земли, канав, гор всякого мусора и битого камня.

Репняков училище закончил на Урале, войны не видел и, пересекая страну в вагоне поезда, был поражен представшим перед ним зрелищем разрухи и разорения. И вдруг такой контраст. Не то чтобы он задумывался над ним, но иногда захлестывала обида непонятно на кого и на что. Примерно такое же чувство испытывал он и сейчас — обиды за себя и своих товарищей офицеров и досады на немцев: вон как живут и все им чего-то не хватает. Их бы в Белоруссию, чтобы все там восстановили, как у себя. Или в ту же Польшу. Разбили все, разрушили, да не так, как мы у них — все от этого… Захотелось сделать что-то такое, чтобы разбудить это сонное царство, чтобы высыпали немцы на улицу, под дождь и ветер, а он бы им тогда сказал… или вот майор, чтобы дошло до каждого…

Еще поворот, еще. Такое ощущение, что они все время кружат по одним и тем же улицам. Вдруг вывеска на английском, немецком и русском языках: "Западная зона" и широкая белая полоса поперек узкой улочки. Но майор лишь на какое-то мгновение притормозил машину, а потом погнал ее еще быстрее. И все по таким же улицам и все так же совершенно безлюдным.

Еще один поворот, майор со скрежетом переключил скорость, и вдруг откуда-то из темноты забубукал пулемет, и пули, ударяясь о брусчатку улицы, завыли и завизжали со всех сторон. Лейтенант Репняков не успел испугаться и понять, что произошло, как офицеры высыпали из машины и — кто куда. Стало темно — то ли потому, что майор успел выключить свет, то ли потому, что пули разбили фары. Молчал и мотор.

Наступила жуткая тишина.

Лейтенант сидел, вжавшись в сидение, и не знал, на что решиться. Выскакивать из машины теперь, когда уже не стреляли, было неловко. Оставаться в машине — тоже. Он чуть шевельнулся, ощутил автомат, зажатый между колен, потащил его за ствол, боясь стукнуть им обо что-нибудь металлическое.

— А вы чего, лейтенант, из машины не сиганули? — услышал Репняков насмешливый голос майора.

— Да я, знаете, как-то…

— Первый раз под пулями?.. Ничего, это бывает, — и тут же окликнул: — Friz, wo ist du?

— Chir, chir! — послышалось из темноты.

— А немец-то, видать, из бывших, — заметил майор. — Быстро среагировал.

— Как вы думаете, товарищ майор, будут еще стрелять? — спросил Репняков.

— Кто его знает. Может, там уж и нет никого. Может, его дело — предупредить, что едут, мол. Впрочем, мы сейчас проверим, — и с этими словами майор включил свет. Включил всего на несколько секунд, но из черной тьмы опять забубукало, и снова вокруг завизжало и завыло и зашлепало по камням.

Репняков успел увидеть желтый мерцающий огонек где-то на уровне второго этажа в конце улицы, куда едва достигал свет фар косо поставленной машины, но и на этот раз не сдвинулся с места, не испугался даже, хотя понимал умом и еще чем-то, что это самая настоящая смерть визжит и воет, подбираясь к его телу.

— Не включайте свет! — раздался из темноты голос особиста, голос взвинченный, почти истеричный. — С ума вы, что ли, сошли?

— Лейтенант! — окликнул майор. — Жив?

— Жив, товарищ майор.

— Не заметил, откуда стреляли?

— Заметил. Вон там впереди и чуть слева. Из окна, видимо.

— Чего ж сам-то не стрелял? А говоришь: по огневой "отлично" было.

— Так я…

— Сейчас я еще разок включу, а ты бей туда. Весь диск можешь вогнать, — и обращаясь в темноту: — Где вы там, товарищи? Я сейчас назад немного сдам. Под колеса не попадите!

Заурчал мотор, машина дернулась и тут же раздался сдавленный вскрик:

— О mein Gott! Zuruck! Zuruck!

— А чтоб его! — выругался майор. — Про Фрица я и забыл.

Он переключил скорость, дернул машину вперед, и пулемет ударил снова — уже на звук. И снова лейтенант Репняков увидел пульсирующий огонек и поспешно, боясь опоздать, боясь стать посмешищем в чужих глазах, вскочил на ноги, вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Автомат забился в его руках, светлые тающие огоньки, вытягиваясь в изломанную нить, потянулись в темноту, уперлись во что-то невидимое.

За все училищные годы Репняков не выпустил столько пуль по мишеням, сколько за один раз по невидимому пулеметчику. Он добросовестно не отпускал крючок, пока автомат не захлебнулся последним патроном. Он не заметил, когда тот человек за пулеметом перестал давить на свой спусковой крючок. Может, они сделали это одновременно, может, он попал в него или у того кончились патроны. Или не выдержали нервы. Но сбоку кто-то из офицеров стрелял тоже. Очень расчетливо стрелял, короткими очередями. Но как бы там ни было, а тишина наступила только тогда, когда у Репнякова кончились патроны, хотя в ушах у него все еще продолжало звенеть, стучать и выть. И в этой неестественной и оттого пугающей тишине раздался снова будничный голос майора:

— Friz! Was ist los?

Что-то залопотал сзади немец. Майор послушал-послушал, буркнул:

— Ладно, до свадьбы заживет, — и, обращаясь к особисту: — Эй, старшой, где ты там? Дальше поедем или назад повернем? Как там у тебя в твоей инструкции?