Тина Шамрай - Заговор обезьян

• Название: Заговор обезьян
• Автор: Тина Шамрай
• Издательство: VT — World Communication Agency
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-97119-0-8

Человека можно преследовать годами, и он готов вытерпеть все до конца. Но конца не видно. Стае гонителей мало изводить узника тюремным режимом, бессмысленным следствием и бесконечными судами, с ним хотят покончить раз и навсегда. Осталось только загнать в ловушку.

И тогда узник решается на отчаянный шаг — побег. Хотя и понимает — это совершенно безнадёжная и бессмысленная затея: он, заклеймённый и ославленный, не может рассчитывать ни на помощь, ни на сочувствие. Но он ошибался. Одни люди, встретившиеся на его пути, видели в нем только человека, другие — еще и человека. А это, оказывается, немало…

---

— А водка не нужна? — взял за горлышко бутылку майор.

— Да что ты, что ты! Но хлебушек! А то ведь и корки нету.

— Понял, понял! Анатолий! — представился вертолётчик. — А это — Николай, товарищ мой.

— Веня… Вениамин, стало быть! У костра посидим или в помещение пройдёте? — показал рыбачок на сторожку. Майор обернулся к товарищу Николаю: как?

— У костра, разумеется, — сходу определился тот.

— Да сидите, комары не лютуют. А сумки и продукты надо занесть, ночью росно. Ходите за мною, покажу место.

И, перебирая короткими ногами, Веня покатил к деревянной хибарке, и беглец, подхватив сумки, пошёл следом. Не успел рыбак отворить оббитую серой мешковиной дверь, как в нос ударил тяжёлый запах. Пахло рыбой и псиной, хотя никаких собак рядом не было. Рыбак включил большой жёлтый фонарь на столе, и теперь можно было рассмотреть и заваленные тряпьём нары вдоль стен, и железную печку у входа справа, и тусклое, будто слюдяное окошко в той же стороне, и большой стол напротив двери. Под столом стояла разнообразная посуда: закопчённые котелки, немытые стеклянные банки, пустые бутылки. Рыбак гостеприимно засуетился, что-то стал убирать со стола, а беглецу хотелось на воздух, к костру. Но тут в дверях появился Толя и сходу поинтересовался:

— Ну и амбре тут у вас? Прибраться не пробовали? — и поставил короб на ближний топчан.

— А на кой? Нормальный запашок, я так ничё такого и не чую, и вы привыкнете, — заверил рыбак. — Не хотите тут, пойдём на бережок. Пошли, пошли, ушица стынет! Вы как, хлеб сами нарежете?

Толя отказался от замызганной доски, что совал ему в руки Веня и, вернувшись к костру, нарезал хлеб большими ломтями на весу. Пока рыбак разливал в алюминиевые миски уху, уверяя: чистые, чистые, не сомневайтесь, вертолётчик кинулся в сторожку и вернулся с куртками. И, подняв с земли компаньона, распорядился: эту под себя кинь, а эту на себя! И беглец поверх своей натянул ещё и просторную куртку из дома Василия Матвеевича, и стало замечательно тепло. Вот только сесть, как майор — по-турецки, и не пытался, знал, не получится, просто лёг боком. И, приняв из рук рыбака миску, — тот варева не пожалел и в мисках возвышались здоровенные куски рыбы — поставил её, горячую, прямо на траву. А майор вскрыл бутылку с водкой и потребовал: «Ёмкости давай!» У рыбака и здесь было приготовлено, и водка полилась в разнокалиберные эмалированные кружки. Толя и рыбачок выпили, а беглец всё примеривался, не решаясь последовать за ними. Пить совершенно не хотелось, да и утренние ощущения конца здоровья ещё не выветрились.

— Ну, шо ты её греешь? Давай, пей! Не отделяйся от коллектива, — затеребил майор.

— Ты думаешь, посуда не мытая? — по-своему понял он раздумья компаньона. — А ты не бойся того, шо в рот, бойся того, шо изо рта!

И водка, на удивление, пошла хорошо, под неё съели по две миски ухи. Он и не помнил, когда ел нечто подобное. А ещё удивился своему аппетиту, надо же, по дороге отказывался от еды, что совал ему Толя, а тут, смотри-ка, съел, не глядя.

Но когда майор потянулся было плеснуть по второй порции спиртного, самому протестовать не понадобилось, первым заартачился рыбак. И Толя сдался: ну, как хотите, было бы предложено. Заканчивали трапезу, когда вокруг костра стало так темно, что не было видно ни берега, ни реки, ни неба. Слышался только шум воды, особенно сильный, когда у костра замолкали. Всё это время и Толя, и Вениамин говорили о видах на рыбалку в здешних краях. Рыбак рассказывал, как ловил ленка, хариуса, и особенно подробно, как поймал зашедшую в Шилку из Амура здоровенную рыбину — калугу. И вертолётчик преувеличенно удивлялся: не может быть! Из Амура сюда? А Веня горячился и доказывал:

— Дак её, рыбу-то, за хвост не привяжешь, чать, не корова, плавает, куды хочет! — И всё пытался втянуть в разговор и товарища Николая, а то трудно было рыбачку справиться с насмешливым майором. Но тот рассеянно и невпопад кивал, не понимая, что своим молчанием доставляет хозяину костра беспокойство: чем гость недоволен?

— Вы покушайте ещё ушицы-то. Тут её ещё во скоко! — суетился Веня.

— Спасибо, но я так наелся, что, кажется, рыбий хвост изо рта торчит, — стал объяснять молчаливый товарищ. И так виновато у него получилось, что Веня рассмеялся и отстал. А он всё подбрасывал хворост в костёр и, прикрываясь курткой, когда дым шел в его сторону, не отрываясь, смотрел на огонь. И огонь, и запах дыма, и близкие голоса вызвали забытое ощущение покоя. И уже было всё равно, забредёт ли на огонек абориген, или из речной воды, как подводная лодка, вынырнет катер с загорелыми ребятами. Но не было ни деревенских, ни катера, только сердито рокотала вечная река…

И вспомнился ресторанчик в Карловых Варах, что был у самой реки, как раз напротив раззолоченного здания тамошнего театра. По реке у ресторана плавали утки, серые такие, и только селезень был ярким, как тот петух в Улятуе. Какой селезень! В этом ресторане он ел какую-то вкусную рыбу и рассматривал дома по берегам узкой Теплы. Вычурные особняки выглядели картонными декорациями, казалось, за фасадами и нет ничего, но было, было. Потому многие из этих особняков принадлежат разнообразным персонажам из Москвы, вот и замком в старинном парке владеет российский газовый концерн. И он тогда и передумал покупать отель для компании, не хотелось становиться в тесный ряд тех господ. А вот квартиру в Праге надо было купить. Ему, помнится, предлагали уникальные апартаменты, расписанные самим Альфонсом Мухой. Он тогда и не знал, что это за Муха такой. А для чехов, оказывается, — художник номер один. Что теперь вспоминать! Это было так давно, что, казалось, неправдой. В последнее время он часто повторяет эту незамысловатую сентенцию…

— Ты шо, заснул? — услышал он над собой голос. — Ты это… брось спать на земле — спина ж больная! Вставай, вставай, а то яйки застудишь!

— Да, умеешь ты простым армейским способом вернуть к действительности.

— Не, ты чуешь, какой воздух, а? Пил бы! И где бы ты ещё посидел у костерка? Признайся, москвичок, ты хоть раз сидел от так с простым народом?

— Последнее время я только и делаю, что сижу с этим народом. И скажу честно — не понравилось.

— А мне вот такой костёрчик когда-то жизнь спас…

— И что за история? Рассказывай, рассказывай!

— А шо рассказывать? Весной девяносто четвёртого демобилизовался, хотел на родину ехать, на домик под Киевом, как планировал, грошей хватало, но стратегического запаса не было. Ну, думаю, полетаю на гражданке, подзаработаю, а там и переберёмся… Ну, лётал, ну, зарабатывал, но техника была на грани фантастики, на чём токо не летали, ё-моё, пальцев на руках не хватало, шоб все дырки затыкать… А пальчики мои многое умеют! Ломалось всё: машины, люди, жизни. А тут знакомый экипаж разбился. Вывозили они большого начальника с семьёй на материк и грохнулись. Долго их искали, а нашли, мама моя! Лежат они, битые, на снегу, а кругом деньги, деньги, деньги, как листовки кто разбросал. Оказывается, начальник с собою все припасы взял, ну, и мешочек развязался… От тут и я задумался: всех денег не заработаешь, надо закругляться, а то будешь ломанный-переломанный лежать, и зверьё всякое грызть будет… И, ты скажи, як нагадал! Попали мы в такую передрягу: и перегруз, и погода — срань сранью, видимость нулёвая, короче, грохнулся наш пепелац — полный рот земли! Второй пилот, он же и птица-говорун, радист который, сразу отошёл, командир где-то с час живой ещё был… А я, поверишь, токо глазами блымал, и ни рукою, ни ногою… Хорошо, мы умку в тот раз везли, ну, пацана без родителей, он меня и спас. Шустрый такой был, костёрчик жег, меня на брезент перетащил, воду нашёл…

— И? — пришлось подгонять примолкшего вертолётчика.

— И через сутки нашли… Слухай, а як оно там, за колючкой? — внезапно переменил тему майор. — Как ты там с ума не сошёл?

— Как не сошёл? А побег!

— Это не считается! Побег — это полёт!

«Ну, да! Полёт с крыши под зонтиком!»

— …Когда жизнь человека вбила как гвоздь в землю по самую шляпку, а он вырвался и взлетел… Не, я б тюрьмы не выдержал, спрыгнул бы с катушек…

— Выдержал, куда бы ты делся! Ничего не остается, как терпеть. Ты ведь сам и не такое переживал, разве нет?

— Ну, цугундер и стингер — две большие разницы! А годами на привязи… Там, в головке, наверно, шо то такое происходит, нет?

— Происходит, Толя, происходит. Человек меняется, и не в лучшую сторону. Понимаешь, для меня этот побег — спасение, передышка, я потом смогу ещё продержаться. У меня украли годы, я вернул себе эти несколько дней…

— А если бы ещё с женщинами пообщался, а? Кинул бы несколько палочек — и точно, дальше жить можно. Не, ты шо смеешься? И ничего смешного! Придумал тоже — терпеть! От нам с тобою за сорок, так? Самый золотой возраст от сорока до пятидесяти! В сорок лет токо полноценным мужиком становишься. Главное, шо в такие годы выжил, а если ещё и не скурвился! Столько пережил, перевидел, уже чётко понимаешь, где лево, а где право, а до горизонта ещё далеко! Понял главное — жизнь копейка! И задача человека — получить у этой жизни стольник на сдачу, — закинул руки за голову майор и потянулся.