Тина Шамрай - Заговор обезьян

• Название: Заговор обезьян
• Автор: Тина Шамрай
• Издательство: VT — World Communication Agency
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-97119-0-8

Человека можно преследовать годами, и он готов вытерпеть все до конца. Но конца не видно. Стае гонителей мало изводить узника тюремным режимом, бессмысленным следствием и бесконечными судами, с ним хотят покончить раз и навсегда. Осталось только загнать в ловушку.

И тогда узник решается на отчаянный шаг — побег. Хотя и понимает — это совершенно безнадёжная и бессмысленная затея: он, заклеймённый и ославленный, не может рассчитывать ни на помощь, ни на сочувствие. Но он ошибался. Одни люди, встретившиеся на его пути, видели в нем только человека, другие — еще и человека. А это, оказывается, немало…

---

И в самом деле не разбился! Вот только голова сильно кружится… Что, сотрясение? Или просто слабость, но почему подташнивает? Тошнота стоит в горле, а ему и блевать нечем… Нет, если и сотрясение, то легкое. Да-да, совсем легкое. Хорошо, падал, согнувшись, а если бы ударился головой… С какой же высоты он упал? Полтора, два метра. С двух метров — это много… Он старался вспомнить что-то элементарное из медицины, но всплыло только одно слово — ликвор, но что оно значит? А тут ещё заболело в груди, и он попробовал кашлянуть, но как-то странно стало трястись всё тело, и боль прошила и глаза, и мозги, и кончики пальцев, потом растеклась по всему телу и застряла в спине и ниже… Как это называется, копчик?

Но боялся он не этой ноющей, а резкой и внезапной боли, и, затаившись, ждал, в каком месте вспыхнет и заискрит. И, решившись, попробовал резко повернуться, как тут же пришлось откинуться на скальную стенку. Так вот в каких случаях лезут на эту самую стену! Нет, надо двигаться и терпеть, терпеть и двигаться. Или он хочет остаться здесь на ночь? Нет! Тогда надо хоть на четвереньках, а выбираться из этой расщелины! Но куда выбираться?.. Чёрт, очки слетели! Но он и без очков видит: терраска, на которую он свалился, была совсем небольшой, в длину метров пять, а в ширину всего два, и если бы кто-то толкнул, он мог запросто улететь в провал. В узкий длинный провал с отвесными стенами расколотого будто топором хребта. На той стороне как стражники стояли тёмные деревья — сосны? Он долго водил глаза, когда в отдалении заметил бок сумки, повисшей на каком-то корне…

А там вода! Бутылка на самом дне сумки, и он достанет её, обязательно достанет! Надо только найти очки, пусть даже с треснутыми стёклами… Он долго осматривался, пока не обнаружил очки совсем близко от себя. И тут же водрузил окуляры на нос и тихо порадовался: вот что значит немецкая оптика! И как он их не раздавил? Правда, немного перекосило оправу, но это ничего, выправится, медицинский титан — штука восстанавливающаяся! Если бы и человек мог так сразу выпрямляться!

Теперь в очках, яснее видя детали, он пополз в противоположную сторону вызволять котомку. Подтянуть её удалось, уцепившись за расстёгнутый торцевой карман. И, лежа, он с жадностью выудил из пыльного чрева бутылку, воды в ней было меньше, чем он ожидал, но была, была… И с трудом протолкнул горлышко в сухой рот, и даже не почувствовав влаги, втянул в себя несколько глотков. Всё! Воды больше нет, а жажда стала ещё сильнее…

Остаться без еды он не боялся, когда-то мог продержаться так почти неделю. Но одно дело сухие голодовки в камере, когда не надо двигаться, а можно спокойно лежать… Нет, он и здесь обойдётся без еды. Это ерундово! А вот сколько он выдержит без воды? Если он останется здесь хотя бы на час, то изжарится, как карась на сковородке, и вопрос отпадёт сам собой.

И с тоской посмотрел наверх: нет, он не сможет туда подняться. Да и зачем? А если и вниз нельзя спуститься? Спускаться имеет смысл только в левую сторону, здесь край гряды совсем близко, но что если он отвесный? И пришлось ползти к левому краю, и когда он, ещё не разобрав, что там внизу, подтягивал сумку, его внезапно понесло вместе с осыпью. Его тащило вниз головой, и он всё боялся, что камни, катившиеся вслед, заденут забубённую башку. Но всё обошлось. До подножия хребта лавина не дошла, её так же неожиданно, как понесло, что-то и остановило.

Он долго лежал, погружённый в каменистую лаву и радовался: надо же как быстро спустился горки. Ещё не совсем спустился, но теперь что: преодолеет и это! И, встав на колени, долго отряхивался, и всё пытался определить, сколько метров до конца спуска — триста, четыреста? Нет, скорее, триста. Склон был пологим, но сбежать он не может — спину жжёт, будто с неё ободрали шкурку. Сможет ли он нормально ходить, не то что бегать с горки? Тогда что же, задом или на четвереньках? А почему просто не скатиться, просто взять и покатиться, внизу ни кустов, ни деревьев — одна трава, так и спине будет легче. И покатится он с котомкой на спине, только надо приготовиться. И, с трудом натянув и свитер, и куртку, он осторожно закинул сумку и долго завязывал веревочку на груди, так тряслись руки…

Потом лёг поперёк склона и, прижав локти к груди и связав мысленно ноги, покатился, покатился, покатился. Но через несколько десятков метров спина наткнулась в траве на что-то твёрдое, и пришлось затормозить. Фокус не удался! Пришлось подняться и боком, на пятой точке медленно сползти со склона. Добравшись до подножия, он застыл на несколько минут, приводя в порядок мысли: вот и пытайся умереть раньше смерти! И, отдышавшись, снял кроссовки и вытряхнул землю, а, развязав веревку, снял и сумку, и куртку, и свитер. Потом пришлось всё проделывать в обратном порядке, но теперь лямки резали прикрытое только футболкой тело будто пилой. Ничего, ничего, он сейчас свяжется и пойдёт, обязательно пойдёт. Только прежде надо подняться на ноги. И, встав на колени, он медленно, очень медленно он перевел себя в вертикальное положение. Стоять было тяжело, больно, но можно. Но как только он сделал маленький шажок, тут-то его и пронзила внезапная резкая боль. Ноги сами собой подкосились, и он со всего размаха шлепнулся на какой-то земляной бугорок, хорошо не на камень!

А дальше? Дальше ничего не было! Стало даже легче, боль стала не такой свирепой. Что, кости стали на место? Надо же, сколько везения — и всё одному, всё одному! Но сможет ли он идти, сможет ли преодолеть хоть какое-то расстояние? Разумнее всего, отлежаться, найти защищённое место и отлежаться… Если б не навязчивое желание пить! Именно это желание заставило двигаться, а не призывы терпеть боль, не раскисать и всякая другая стимулирующая сознание ерунда. Жажда была сильнее боли, слабости, безразличия. Он готов ползти на брюхе, только бы найти воду и пожить на воле хоть сколько-нибудь. Ну да, ещё один в Маресьевы набивается!

На брюхе ползти не пришлось. Поднявшись, он медленно выпрямился, в глазах тотчас потемнело, и пришлось переждать: сейчас, сейчас пройдёт! И, шатаясь из стороны в сторону, нетвёрдыми ногами сделал несколько осторожных шагов. Да, он двигается как паралитик, только-только вставший с постели, но ведь идет, идет! Всё нормально, уговаривал беглец сам себя, к боли, он точно знает, можно привыкнуть… Она отступит, обязательно отступит, куда ж ей деваться.

Говорят, поведение человека, измученного жаждой, становится осмысленным и чётким. Он идет туда, где обязательно будет вода. Вот и беглец, через силу пройдя не больше километра, услышал ещё далекие, но ясно слышимые голоса — в степи звук передаётся как через усилитель — и почему-то обрадовался: люди где-то рядом. Пробираясь вдоль крутого склона, он скоро вышел к открытому месту и понял: впереди развилка дорог. На развилке велись какие-то дорожные работы, высились кучи щебёнки, стоял самосвал, поодаль на земле сидели какие-то люди, они смеялись, и громко разговаривали. Он долго ничего не мог разобрать, пока не понял: говорят по-китайски. Хорошо это или плохо? Это никак! Вот только не все работяги могут быть китайцами. Ну, и плевать! Зато у них вода, обязательно должна быть вода. Не могут же они отказать в глотке воды?

Раздумывал он недолго: жажда была такой силы, что, забыв об осторожности, он, шатаясь, вышел к людям. И его уже мало занимало, что они могут подумать о нем: откуда, мол, здесь такой грязный и не с рюкзаком, а с дорожной сумкой? Но появление незнакомца китайцы встретили без удивления, во всяком случае, на коричневых лицах ничего не отразилось. Судя по всему, они уже закончили трапезу и сидели с кружками в руках, а рядом были два красных термоса. Большие такие термосы! Сколько же там воды…

— Тай тие, — пробормотал он, не спуская глаз с расписных емкостей. Китайцы удивленно заулыбались, загомонили, стали что-то спрашивать и почему-то смеялись. Смотрите, какие смешливые! Он что-то сказал не так? Кажется, поздоровался… Или попрощался? Точно, приветствие звучит по-другому.

— Ни хао! — с трудом вспомнив то немногое, что знал по-китайски и потребовал: чшёэ! Воды!

— Чи? — поднял кружку в жилистых руках старший из китайцев. — Чи? — ещё раз переспросил он. — Да, да, пить! — хрипло выдавил он. Кто-то из китайцев протянул ему термос. И пришлось в нетерпении ткнуть пальцем в кружку, что была в руках одного из работяг. Тот, наконец, нацедил кипятка из захватанного грязного термоса, получилась неполная емкость. Он залпом выпил теплый зелёный чай, и, протянув руку, попросил: ещё!

— Нету, — тряся термосом, втолковывал китаец, и разводил руками: нету! И тогда он показал глазами на второй термос: а там? И китайцы хором ответили: «Чи нет, нет чи». Он топтался на месте с таким видом, что один из рабочих протянул свою недопитую кружку. И, не раздумывая, он принял её и со стоном втянул горькую влагу.

— Се-се! — вспомнил он китайское «спасибо», и мужики закивали головами, залопотали что-то своё, радостное. Но пришлось развести руками: не понимаю! Он уже приготовился откланяться, когда взгляд уперся в молодого парня с тяжёлым жёлтым лицом. Китаец был откормленным и холённым, руки в белых нитяных перчатках держали бамбуковую палочку. Он стоял поодаль и пристально рассматривал незнакомца. Тогда всмотрелся и беглец. И сквозь мутные стёкла очков на сильных молодых плечах вдруг ясно проступили и зелёный форменный китель, и погоны, и горящие золотом звёзды. И пришлось отвести взгляд — вот уж точно: в голове туман над Янцзы…