Джеральд Даррел - Три билета до Эдвенчер. Путь кенгуренка.

• Название: Три билета до Эдвенчер. Путь кенгуренка.
• Автор: Джеральд Даррел
• Издательство: "Мысль"
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1978

«"Три билета до Эдвенчер" — одна из ранних книг Джеральда Даррелла: она написана после поездки в Британскую Гвиану. В тот период Даррелл еще не чувствовал так остро опасности, надвигающейся на животных, и поэтому эти мотивы в настоящей книге не звучат. Она целиком посвящена впечатлениям от новой страны, от встреч с новыми животными, радости тесного общения с ними. И поэтому от книги веет ароматом экзотики в самом лучшем смысле этого слова. Как и другие книги Джеральда Даррелла, она займет свое место среди самых любимых книг.

Вторая предлагаемая читателям книга — "Путь кенгуренка" — своего рода отчет о поездке Джеральда Даррелла в  Новую Зеландию, Австралию и Малайю. Она также выдержана в типичных для Даррелла тонах. Автор особенно много внимания уделяет вопросам охраны природы, не забывая при этом о портретах животных и зарисовках самих этих стран. «Путь кенгуренка», на мой взгляд, — одно из лучших произведений Даррелла, — но… пусть об этом судит сам читатель! Во всяком случае, поклонники Даррелла укрепят  свою любовь, а те, кто встречается  с ним впервые, будут иметь возможность познакомиться с обаятельным  человеком, бескорыстным энтузиастом борьбы за спасение  животных».

В. Флинт

---

Одного за другим — Криса, Джима, Брайена и меня — отвезли к подножию скалы и высадили на пляж размером не больше обеденного стола. Боюсь, что для пятого человека здесь уже не нашлось бы места.

Со слов Брайена мы знали, что королевские бакланы гнездятся на маленькой площадке на вершине Уайт-Рокс; чтобы попасть туда, надо было взобраться по скале, у которой мы стояли. Джим поглядел на почти вертикальную стенку и закатил глаза. Вообще-то подъем оказался не таким уж сложным — ветер и дождь, источив поверхность, понаделали в ней множество выемок и ступеней. Опасность заключалась в структуре породы — хрупкий камень крошился, словно сухой бисквит, его буквально можно было ломать голыми руками, поэтому каждую ступеньку приходилось проверять и дважды, и трижды. Риск усугублялся еще и тем, что ветер сыграл роль точильного камня и довел каждый выступ до остроты бритвенного лезвия.

С трудом мы одолели стенку, а когда добрались до верха, нас встретил такой сильный ветер, что мы едва не свалились в море вместе со своей аппаратурой. Вершина, за которую мы цеплялись, находилась примерно в полусотне метров над водой. Справа от нас нависала плита, напоминающая гроб; слева метров на семьдесят протянулся разрушенный гребень, который заканчивался довольно ровной площадкой размером пятнадцать на шесть метров. Там-то и разместилась колония королевских бакланов. На камне между гнездами сидело десятка два птиц. Едва мы высунули головы из-за края скалы, как птицы заковыляли к противоположному краю, взлетели и закружили около нас. У каждой из них на спине светилось, словно автомобильные фары, по два белых круглых пятна. Описывая все более широкие круги, бакланы поднимались ввысь, пока не превратились в точки на фоне голубого неба. Брайен заверил нас, что они скоро вернутся, и Джим, который мигом оценил кинематографические возможности ситуации, выполз на гробоподобный выступ и улегся там, сколько ему ни твердили, что выступ может обломиться под его тяжестью и тогда лететь ему пятьдесят метров до моря. Таков Джим: он будет изо всех сил внушать вам, что он последний трус, а стоит ему взять в руки камеру — и он готов пойти на такой риск, что кровь стынет в жилах.

В ожидании бакланов мы съежились на резком ветру, стараясь, поелико возможно, слиться с камнем. Тем временем я навел бинокль на гнезда и принялся их разглядывать. Они были круглые, диаметром около полуметра и высотой примерно сантиметров двадцать, сделаны из растений и водорослей, слепленных пометом. Гнезда каждый год надстраиваются, поэтому некоторые из них заметно выше других. Уайт-Рокс, разумеется, лишен всякой растительности, он гол, как бильярдный шар, поэтому за строительным материалом птицам приходится летать на соседние островки. Перечень растений, используемых бакланами для гнезд, кажется заимствованным у Льюиса Кэрролла: ветки таупаты, цинготная трава и мезембриантемум.

Бакланы не спешили возвращаться, и Брайен встревожился — погода явно ухудшалась, и перед нами возникла дилемма: либо отправиться восвояси, ничего не засняв, либо махнуть рукой на то, что катер может уйти, и остаться на необитаемом острове. Последняя перспектива нам вовсе не улыбалась, ибо даже самый закаленный спартанец вряд ли согласился бы провести ночь на Уайт-Рокс. Но тут мы увидели кружащих в небе бакланов. На фоне темного оперения отчетливо выделялись ослепительные белые пятна «фар». Бакланы опускались все ниже, наконец один, самый храбрый, спикировал и сел подле гнезд. Его пример ободрил остальных, и через несколько минут вся стая присоединилась к храбрецу.

Камера Джима жужжала вовсю, а я тем временем наблюдал птиц в бинокль. Они были величиной с европейскую олушу, но с типичной для бакланов вертикальной посадкой. Спина очень красивого сине-зеленого цвета с металлическим отливом, манишка белая; кожа в основании клюва и вокруг глаз ярко-оранжевая и голубая. Взмахивая крыльями, бакланы ходили вразвалку между гнездами и подкладывали в них кусочки водорослей, причем не стеснялись воровать строительный материал у соседей, стоило тем засмотреться. Один рослый птенец, еще не сменивший своего серенького «юношеского» оперения, кружил по гнезду за матерью и назойливо выпрашивал у нее корм, разинув клюв и часто хлопая крыльями. Наконец мамаша, утомленная преследованием, остановилась и распахнула клюв; с радостным пронзительным криком птенец буквально нырнул ей в горло, так что вся голова и часть шеи исчезли в глотке родительницы. При этом он так отчаянно бил крыльями, что она с трудом сохраняла равновесие. Казалось, птенец вознамерился выпотрошить свою мать: Наконец, когда она, видимо, отрыгнула все, что было у нее в запасе, он неохотно выдернул голову обратно и сел, щелкая клювом и удовлетворенно попискивая и покряхтывая. Мамаша с явным облегчением отошла в сторону, выдернула из соседнего гнезда клок водорослей, чтобы отвести душу, и принялась ремонтировать свою обитель Ветер все крепчал, и далеко внизу было видно, как подпрыгивает и качается на волнах наш катер, круживший около острова. Все, что требовалось, было заснято, и благоразумие подсказывало нам покинуть Уайт-Рокс, пока это еще в наших силах. Спуск оказался куда рискованнее, чем подъем, однако мы благополучно достигли крохотного пляжа — исцарапанные и обессиленные, но невредимые. Когда мы погрузились на катер и пошли от острова, несколько бакланов снялись со скалы, пролетели над нами, сделали вираж и вернулись к гнездовью. Я спрашивал себя, сколько еще просуществуют эти чудесные морские птицы, ведь во всем мире есть только два гнездовья королевских бакланов, причем Уайт-Рокс вряд ли можно назвать желанной обителью — каждый год прожорливые стихии отгрызают еще один кусочек острова. К тому же в Новой Зеландии среди различных видов бакланов есть и такие, которые, по словам рыбаков, наносят ущерб рыболовному промыслу, а потому их разрешено отстреливать в определенных районах, и один из этих районов находится как раз по соседству с Уайт-Рокс. Обыкновенный рыбак, не натуралист, не больно-то разбирается, какой баклан королевский, а какой нет, да его это меньше всего интересует. Он знает, что все бакланы едят рыбу, значит, их надо стрелять, так что будущее королевского баклана по меньшей мере неопределенно.

Примерно через полчаса хода мы сквозь забрызганные пеной иллюминаторы рулевой рубки увидели на горизонте два каменных горба, один побольше, другой поменьше, вроде верблюжьих. Я вышел на палубу и поглядел в бинокль на нашу цель. Меньший горб оказался попросту голой, безжизненной глыбой, только белая оборка прибоя несколько оживляла картину; зато на втором я рассмотрел какую-то растительность, и на краю острова вырисовывались очертания маяка. Так вот они, Бразерс, где (если мы сможем высадиться) я увижу рептилию, известную под именем Sphenodon punctatus, или туатара! Брайен заблаговременно запросил телеграммой Алена Райта, который вместе с двумя товарищами обслуживал маяк, не смогут ли они приютить нас дня на два, а также не возьмется ли Ален поймать для нас пару туатар. Вторая просьба объяснялась тем, что наш визит в Новую Зеландию в общем-то подходил к концу и мы могли посвятить островам Бразерс не больше двух дней, поэтому нам вовсе не хотелось тратить драгоценное время, гоняясь с кинокамерой за юркими туатарами. В ответ пришла телеграмма, гласящая, что Ален Райт готов нас приютить и постарается что-нибудь сделать с туатарами, и не может ли Брайен поставить за него десятку за и против рысака по имени Бурное веселье, чьи шансы на победу в предстоящих бегах оценивались соотношением сто к одному. Брайен остался вполне доволен ответом Алена, я же воспринял несерьезный тон послания как дурное предзнаменование. Однако нам оставалось только ждать, как все обернется.

Подойдя поближе к «старшему брату», мы увидели вздымающиеся из моря отвесные скалы высотой до семидесяти метров. На площадке возле обрыва примостился маленький кран, похожий, как и все краны, на сюрреалистского жирафа. Катер направится к подножию скалы, и мы разглядели вверху, возле крана, группу из трех человек. Они как-то рассеянно помахали нам, мы помахали в ответ.

— Насколько я понимаю, этим краном на остров поднимают грузы? — спросил я Брайена.

— Этим краном на остров поднимают все, — сказал он.

— Все? — переспросил Джим. — Что вы имеете в виду?

— Если вы хотите попасть на остров, придется воспользоваться краном. Правда, снизу наверх ведет тропа, но в такую волну на берег не высадишься. Ничего, сейчас спустят сеть и в два счета вас поднимут.

— Как вы сказали — нас втащат на эту скалу сетью? — удивился Джим.

— Вот именно, — ответил Брайен.

В эту секунду капитан сбавил ход, и катер лег в дрейф, качаясь на зелено-голубых валах метрах в семи-восьми от зазубренных камней, на которые накатывался белопенный прибой. Высоко над головой у нас показалась стрела крана, а под ней на крайне непрочном с виду тросе болталась сеть, похожая на огромный мелкий сачок. Кран заскрипел, заскрежетал, завизжал, так что было слышно даже сквозь гул ветра и прибоя, и сеть пошла вниз. Джим обратил на меня взгляд, исполненный муки, и, должен сказать, я ему сочувствовал. Я не переношу высоты, так что мне тоже не улыбалось совершить подъем на скалу в сетке, подвешенной к крану, который к тому же, судя по звуку, изрядно одряхлел и много лет не видел смазки. Кутаясь в теплое пальто, Крис, как никогда похожий на недовольного герцога Веллингтона, развил бурную организаторскую деятельность, причем глаза его горели одержимостью точно так же, как глаза Брайена в подобных ситуациях.